Читать книгу "В тени славы предков - Игорь Генералов"

Глава четвёртая

Ярче с каждым днём жизнелюбивый Хорс[33], растопивший снега. Весна бежала по земле со всей полнотой радости возрождения. Едва лопнули на деревьях почки, в оврагах стояла вода. На всхолмьях, в стороне от леса, земля просохла, и первые ратаи, погружая в пашню блестящие сошники, вели первые борозды. Вершник в тёмном дорожном вотоле придержал коня у бровки, облизнул пересохшие губы — быстрая скачка разгорячила тело — и позвал ближайшего смерда. Мужик быстро, но с достоинством переставляя босые ноги по зябкой ещё земле, подошёл к всаднику. По расшитому поясу и медной шейной гривне признал в нём княжеского кметя.

— Дай пить! — попросил кметь. Смерд отвязал от пояса берестяной бурак, протянул вершнику. Тот, отхлебнув крупными глотками прохладную ключевую воду, довольно крякнул, вытер тыльной стороной ладони усы. Разом повеселев и решив оттого поблагодарить мужика, чуть наклонился с седла и доверительно сообщил:

— Слыхал: князя Святослава печенеги в порогах побили со всею дружиной!

Смерд невольно вздрогнул — раз так сообщают, то что-то случилось важное и страшное. Поправил на голове войлочную шапку, покатал весть туда-сюда, примеряя её к своему житью-бытью. Правила Ольга, за ней Ярополк, а Святослав всё жил войной, и его он коснулся, когда двоюродный брат ушёл в Болгарию со Святославом, уведя с собой ярого жеребца. Не вернулись назад ни он, ни тем более конь. Что изменится? Ничего. Дани те же останутся (Ярополк-то не поменялся), войны чужой, глядишь, не будет. Пожал мужик плечами — и чего, мол?

Кметь, разочарованный тем, что смерд не смог объять всей важности вести и его, княжьего посланника, доверия, спросил:

— Далеко ещё до Вышгорода?

— Верст шесть, — ответил мужик. Кметь, не попрощавшись, звонко шлёпнул по крупу коня, зарысил по уходящей вдоль поля дороге. Смерд посмотрел некоторое время ему вслед, думая: делиться ли вестью сейчас с остальными ратаями? Решил, что подождёт до вечера, сейчас каждое мгновение светлого дня на счету.

Пена хлопьями слетала с конских удил, когда кметь добрался до Свенельдова двора. Бросая повод дворскому, с сожалением подумал, что загнал животину. Воевода молча выслушал вестоношу, не дрогнув ни единой мышцей, коротко спросил:

— Кто знает ещё?

— Князь первый узнал да сын твой Лютомир. При мне велено было никому из вятших[34]ничего не говорить, пока ты не узнаешь.

Да узнают! Волку, небось, уже всё известно. Но настрой Люта, а значит, и Ярополка говорил, что совет будут оттягивать до последнего, ожидая приезда Мстислава Свенельда. Вот это весть! Весь свет перевернулся вдруг, оставив позади спокойную почётную старость. Воевода, едва скрывая спирающее от волнения дыхание, буквально содрал с пальца серебряную жуковинью, протянул кметю:

— На, возьми!

И, опережая вопрос про коня, добавил:

— Выдадут коня тебе! Быстрого, в бою не подведёт.

Залетал птицей по терему, отдавая наказы, будто молодость дохнула живым дыханием. Скорее, скорее! Редко нынче по причине ослабы здоровья скакал верхом, но до Киева в возке трястись долго. С дружиной и малым обозом, что весь влез в торока[35], великий боярин отъехал едва ли через час после прибытия посланца к его двору.

Раскрасневшийся после скачки, Свенельд тяжело вбежал в княжеский терем, в сгущавшихся сумерках едва обратив внимание на скопившийся во дворе знатный народ в одеждах из дорогого хрусткого шёлка. Кровь толчками ходила в голове, и он боялся упасть, не дойти до князя, не то постоял бы, поздоровался со старыми друзьями, дабы не приняли те невнимание за гордыню. Впрочем, мало кто взял в сердце, ибо даже сына своего Лютомира Свенельд не заметил.

Ярополк, меривший шагами покои, терял терпение (сколько тянуть с советом можно!), едва присев на край лавки, тут же вскочил навстречу воеводе. Весть, хоть и скорбная и неожиданная, не удивила Ярополка. Святослав был бесстрашен, порой казалось, до безумия: всегда сражался с сильным, превосходящим числом противником, не боясь биться в первых рядах. Даже его боги не всегда могут защитить храбрых, а тут ещё печенеги, обложившие, как волка в норе… Святославова сдержанная буйная сила восхищала всех до уважительного опасения, и Ярополк не был исключением. Бывали времена, когда он задавался вопросом, на который сам боялся себе ответить: а хотел ли он возвращения отца? Устройство страны, начатое Ольгой и продолженное им, — как ему самому казалось, — могло обрушиться с приходом кипучего своевольного Святослава.

Будоражащее душу волнение от пережитых вестей, но ещё больше предстоящих за ними дел улеглось под уверенным взглядом Свенельда. Не чувствовал старший Святославич в себе княжеской твёрдости вершителя судеб своей земли. Нужна была опора. Чувство, будто голую грудь закрыл надёжный крепкий щит, придало голосу спокойствия:

— Не нужно сейчас нам с печенегами ссориться! Слышишь, Свенельд? Мир нам нужен! Закроют нам степняки Днепр, купец на низ не пойдёт ни в Корсунь, ни в Царьград, товары в торгу втрое вырастут!

Пропущены были уставные слова о сыновней скорби по убитому князю, но Мстислав понял, что Ярополк рёк главное и наболевшее, мягко сказал князю:

— Слушай меня на совете, не возражай…

Дым от множества свечей, зажжённых в стоянцах, слоисто заволакивал набившиеся народом сени. Кто-то, не дожидаясь слуг, выставил оконницу. Свенельд зашёл перед князем, едва успел сменить дорожное платье на шёлковую рубаху, схваченную на рукавах серебряными, сканой работы, наручами, да алое, подбитое волчьим мехом, корзно[36]. Поздоровался громко со всеми, сел по правую княжескую руку.

Собрание открыл волхв[37]Белояр (Свенельд попросил Ярополка не звать священника, дабы не раздражать Святославовых бояр, а пригласить волхва, охраняющего княжеский род). Белояр много и толково говорил не только о предстоящей мести за убитого государя, но и о мире, что должен быть между братьями-князьями, об устроении земли, затронув и предстоящие споры между княжьими людьми, которых быть не должно. Едва волхв закончил, как Ратша Волк сказал как о решённом:

— Тризну по князю в степях печенежских на костях их справим!