Онлайн-Книжки » Книги » 🚁 Военные » Дух, брат мой - Андрей Грешнов

Читать книгу "Дух, брат мой - Андрей Грешнов"

329
0

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 6 7 8 ... 59
Перейти на страницу:

Получалась так, что «летние» потери в живой силе на боевых с лихвой покрывались «зимними» от неуставных отношений и общего бардака, царившего в армии. Это было жутко слушать…

…Ну и крохоборы, подумал, глядя на командиров, пожалевших нам бензина. Неужели никто не поможет? Только подумал — и сбылось. Мир, однако, не без добрых людей, хотя их по жизни намного меньше, чем черствых и бессердечных. Помог начПО. Не помню, как его звали, симпатичный и душевный человек. Он отдал приказ помощнику-лейтенанту сопроводить нас на Пересылку около кабульского аэродрома, где, по его сведениям, стоял последний наливник, заправляющий последние боевые машины. Посадив лейтенанта в «Мерседес», мы заехали на виллу, где я загрузил в крохотную «Дайхатсу» все канистры, что были в наличии.

— Мужики, нужно поторапливаться, сказал лейтенант — В натуре, бензина может не остаться.

Мы рванули к Пересылке как на гонках. Мы успели.

Красная струя этилированного бензина, журчавшая из крана бензовоза, была явно толще горловин канистр, банок и бачков, привезенных нами. Бензин поливал землю, и я с ужасом смотрел, как это богатство впитывается в розовый песок. Нашел даже какой-то тазик, подставил. Солдат, наливавший нам родной 76-й, улыбнувшись, сказал, что собирать капли, однако, не надо. Все уже заправлены, и после нас он все равно выльет весь бензин в землю — такой приказ. С собой запасов топлива брать было нельзя. Глядя на этого парнишку, опять почему-то по-нехорошему вспомнил Варенникова. В 1987 году был я среди прочих у него на совещании по «национальному примирению» в Тадж-Беке и задал ряд неприличных вопросов: «Почему Вы не разрешаете служить солдатам, которые того хотят, сверхурочно? Почему такая возможность предоставляется не всем офицерам? Ведь если будут воевать опытные бойцы и офицеры, потери можно будет сократить? Зачем было посылать сюда необстрелянных прибалтов, колонну которых на второй же день начали колошматить по дороге из Мазарей (город Мазари-Шариф на севере Афганистана)? Да вообще, зачем проводить эти бесчисленные масштабные операции, в которых с обеих сторон гибнут тысячи людей, если особого результата от этих операций нет, а афганцы лишь все больше озлобляются? Что, в СССР ракет нет, и обязательно нужно солдат по земле пускать?». На эти вопросы генерал, на щеках которого выступила резкая краснота, мне тогда ответил очень жестко, почти по-звериному: «Что Вы понимаете в военном деле? Наша задача не победить в этой войне, а «обкатать» на ней как можно больше людей, пропустить через ее горнило как можно больше солдат и офицеров, чтобы повысить боеспособность войск».

Присутствовавший на совещании член Военного совета Щербаков попытался сгладить напряженную ситуацию, возникшую после столь суровой отповеди Варенникова, но лично для меня это дело не решило.

Может быть, я чего-то тогда и не понял в столь глобальных проектах, но как человек Варенников в те минуты для меня умер безвозвратно. Без права быть воскрешенным. В блокноте, котором записывались ответы, я вместо них нарисовал большой цинковый гроб…

Журчала струя, в канистры вместе с красным бензином, брызгая на песок, текли мысли, от которых никуда было не деться.

Сколько раз я сидел на камнях в батальоне ПВО рядом с этой проклятой Пересылкой и, подперев голову руками, с тоской смотрел, как через два ангара с оцинкованными крышами идут все новые и новые солдаты-новобранцы в высоких кирзачах. Их, по замыслам генералов, надо было «прокатать». Или «укатать». Точно не разберешь, что именно имелось в виду. Солдаты зачем-то писали в пробирки. Входили во второй ангар из первого с желтыми пробирками, а выходили с фиолетовыми. Некоторые просто шли мимо, выливая мочу на землю и выбрасывая стекляшки в огромную кучу. Рядом на камнях и просто на земле сидели те, кто излечился от желтухи, тифа и амебы. Забытые родиной солдатики, которые ждали бортов, отвозивших их в провинции, поближе к Смерти. Они не улыбались. А в Союзе люди веселились, ели, пили и любили. Там было все равно, что где-то в горах гибнут беззащитные перед судьбой и системой пацаны из, как правило, бедных и многодетных семей. Может, только их родителям было не все равно…

Подъехал БТР, из которого вышел майор, сказавший нам, что завтра Все. Из Кабула уходит последняя группа. Остаются только десантники — совсем мало, так мало, чтобы только обеспечить вылет оперативной группы Минобороны. Залезли к нему в боевую машину. В одном из баков вместо горючего была брага. Хлебнули на посох по одной. Договорились, что если мы завтра вдруг захотим их проводить, надо прибыть на Пересылку в 05.00.

Всю ночь я не спал и уже в три часа был готов к отъезду. Однако Тыссовский не спешил, все что-то возился. Из-за него опоздали на 10 минут. Но, слава Богу, ребята нас ждали, хотя уже и матерились.

Последний БТР. Последние Солдаты. Тысс щелкал фотоаппаратом, как настоящий репортер, а у меня в горле застрял ком и я просто ничего не мог ни вымолвить, ни сделать. Вспомнил зачем-то, как я их недружелюбно встречал в 79-м. Пасмурная тогда стояла погода, промозглая, дул холодный северный ветер, шел снег. А сейчас никакого ветра. Только солнце заливает своими лучами все вокруг. Сам Господь, видать, провожает их домой.

Последние слова, Последние рукопожатия. Вот он, последний БТР. Завыл и попылил на северо-запад. Что-то хрипя, я шел за ним, все убыстряя шаг, потом побежал, совсем как пацан. Меньше всего мне хотелось в тот момент видеть кого бы то ни было живого. Пыль забивала глаза, и я плакал. Никто не видел.

Что-то сломалось во мне тогда. Внутренняя пружина сжалась до предела, хрустнула, да так и не распрямилась. Просто осталась лежать в песке ненужным убитым амортизатором. С тех пор я напрочь потерял в Афганистане чувства любви и ненависти, опасности и тревоги, не испытывал ни перед чем особого страха. Они, эти чувства, потом вернулись, спустя много лет, уже в другой стране, но тогда их не было.

В пустой солдатской столовой — просторном коричневом деревянном строении — в правом дальнем от входа углу я взял табличку с меню «второго» от последнего солдатского обеда. Берег ее, а потом вместе с солдатским колючим одеялом привез в Советский Союз.

Я смотрел в спину уходящей Армии. Табличка с надписью на глазах превращалась из предмета повседневного солдатского быта в вещь из Космоса. Я смотрел ей в спину, и вспоминал, как она входила. Легендарная, Неповторимая, Сороковая.

Москва, июнь 1979 года

Лето выдалось жарким во всех отношениях: родители моего хорошего приятеля — Энвера Ахмедзянова, отец которого работал корреспондентом «Известий» в Тегеране, наконец-то уехали в Иран, оставив в его полное распоряжение чудесную трехкомнатную квартиру на «Аэропорте». Она, конечно, не простаивала, вернее, я вообще перебрался туда жить, лживо успокаивая сам себя тем, что вместе легче будет подготовиться к сдаче экзаменов. Но девушки, ежедневно посещавшие эту «обитель знаний», как-то не сильно способствовали зубрежке истории КПСС, которую нужно было сдать кровь из носу. Светила стажировка в Кабульский Университет. А с тройкой по «профилирующему» предмету перспективы «оторваться» на 10 месяцев в Афганистан представлялись весьма туманными. Однако с третьего раза «вес был взят» и меня включили в группу потенциальных стажеров. Это событие праздновали почти две недели — портвейн лился рекой, гремела музыка, изредка «нехорошую квартиру» навещал участковый Анатолий Егорыч, требуя соблюдения тишины и перемещения «оргии» в лесопарковую зону, подальше от людей.

1 ... 6 7 8 ... 59
Перейти на страницу:

Внимание!

Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Дух, брат мой - Андрей Грешнов», после закрытия браузера.

Комментарии и отзывы (0) к книге "Дух, брат мой - Андрей Грешнов"