Читать книгу "Убийства в "Маленькой Японии" - Барри Лансет"

Когда я обратился в полицию Хиросимы, меня встретили со снисходительным радушием. Никто там не мог вспомнить упомянутого мной эпизода, никто не слышал о нечитаемом кандзи. В городе и его окрестностях сотни парков, ненавязчиво намекнули мне. Потом, неохотно позволив заполнить официальный запрос, меня вежливо выставили за порог, сопровождая бесконечными поклонами и заверениями, что со мной непременно свяжутся, если возникнет повод. Повода не возникло. Что же до полиции Лос-Анджелеса, то там не приняли даже запроса, а попросту высмеяли нелепости, которые я, по их мнению, городил. Еще через две недели пожарная инспекция окончательно списала пожар в разряд несчастных случаев, и дело закрыли.

– Как можно проще и короче, – напомнил Ренна.

Я задумался, взъерошив волосы на затылке.

– После пожара чего я только не делал, Фрэнк. Консультировался везде. Даже на Тайване, в Сингапуре и Шанхае на тот случай, если кандзи являлся вариацией китайского письма. Но результат оказался нулевым. Никто и никогда не встречал ничего подобного. И если бы вовремя не подвернулся тот старик в Кагосиме, я бы, наверное, лишился рассудка.

Ренна привычно играл желваками.

– Но ведь на самом деле ты действительно напал на след чего-то вполне реального. И если наш иероглиф окажется идентичным, уж мы-то непременно им займемся.

– Он просто не может быть другим.

– Хорошо. Знаешь таверну «Эм энд Эм» на Пятой улице?

– Конечно.

– Тогда как насчет позднего обеда там около четырех часов? Я принесу кандзи после того, как с ним закончат работать в лаборатории.

– Меня это вполне устроит.

– Думаешь, им удастся очистить листок?

Я кивнул.

– Если использовались стандартные чернила для каллиграфии, иероглиф уже ничто не сможет повредить. Как только такие чернила высыхают, их почти никакая жидкость не берет. Вот почему так много старинных японских рисунков сохранилось до наших дней.

Глаза Ренны впервые за эту ночь слегка ожили.

– Это хорошо, – сказал он, восприняв мои слова как первую за долгое время добрую весть.

– Вот уж не знаю, хорошо или плохо. Если иероглифы совпадут, то возникнет множество проблем.

Он снова помрачнел.

– Ясно, ведь в обоих случаях мы имеем дело с несколькими жертвами, так?

– Вот именно.

– Сложное дело, понимаю, но все же готов пойти в расследовании до конца. Тот твой старик не намекал, кто мог пойти на такие кровавые преступления?

– Нет. Но догадкой поделился.

– И кого же он подозревал?

– Крайне методичного серийного убийцу.

Глава шестая

6:38 утра

Когда раздался стук, я готовил яичницу и тост под звуки «Дзен-II», раннего альбома Кацуя Йокоямы – одного из истинных виртуозов игры на японской бамбуковой флейте. Сейчас звучала музыка, исполненная плавности и осознанного духовного спокойствия, но он умел извлекать из инструмента и ноты, подобные хриплому завыванию горного ветра, заставлял свою сякухати петь или траурно плакать, а его тремоло в конце многих музыкальных фраз будоражили и взывали к осознанию какой-то жестокой истины, ко всему трагическому, что ты когда-либо успел в этой жизни познать.

Я открыл дверь и увидел на пороге Дженнифер Юмико Броуди – свою шестилетнюю дочь, которая со словами «Доброе утро, папа» выжидающе тянула ко мне ручонки. Она вернулась домой, оставшись накануне ночевать у Лайзы Майерс – одноклассницы, семья которой жила этажом выше.

Я сгреб дочь в охапку, крепко обнял, а потом вернулся в кухню, где продолжал держать ее на одной руке, а свободной помешивал в сковородке яичницу. Дженни чмокнула меня в щеку. Ее длинные волосы, уложенные в «конские хвостики», упали при этом на лицо, а она широко зевнула и одарила меня заспанной улыбкой. Я в очередной раз заметил, что два верхних передних зуба никак не хотели вырастать и заполнять пробел, хотя при этом мной владело странное желание, чтобы она навсегда осталась шестилетней. Если не для своего блага, то хотя бы для моего.

– Чем это так странно пахнет? – спросила Дженни, наморщив нос.

– Лаком, которым я покрыл старинную чайную чашу.

Лаку предстояло сохнуть еще дня два, прежде чем по нему можно будет пустить золотую кайму, и потому я пристроил чашу на каминной полке, прикрыв от пыли первым попавшимся пластиковым пакетом.

Дженни вдруг пристально посмотрела на меня.

– С тобой все хорошо, папочка?

От внимания моей дочурки не ускользало ничего. Вернувшись ночью домой, я действительно не только прикончил остатки пива из холодильника, но и подогрел себе порцию саке, изготовленного из отборных сортов японского риса. На сей раз я выпил больше обычного в полном отчаянии из-за своей неспособности проникнуть в смысл кандзи, в котором, вероятно, были зашифрованы ответы на вопросы, почему я лишился жены, а целая японская семья попала теперь в городской морг. Казалось бы, «Маленькая Япония» не должна была вызывать у меня ничего, кроме ужаса, но она, напротив, всколыхнула дремавший прежде в глубинах моего подсознания гнев, зашевелившийся подобно тому, как ядовитая змея разминает свои кольца после продолжительной зимней спячки.

Я опустил дочь на пол.

– Извини, Джен. Просто не выспался.

Она ткнула пальчиком в сторону кухонной стены.

– А откуда взялась эта вмятина?

Примерно между третьим и четвертым глотками саке я с громогласным проклятием по адресу кандзи врезал кулаком в оштукатуренную стену. И только долголетние тренировки уберегли меня от множественных переломов. Но никакие тренировки не помогали, когда я сталкивался с поразительной для столь маленькой девочки наблюдательностью. Чуть покраснев, я честно ответил:

– Прошлой ночью я не сумел обуздать свою злость.

– На кого?

– Сложно объяснить.

– Мне уже шесть лет, папочка. Я все могу понять.

– Уверен, что можешь, Джен. Но давай сейчас не будем об этом, ладно?

– Хорошо, но не надейся, что я забуду, – предупредила она с уже знакомым «я больше не маленькая девочка» выражением лица, потом церемонно подала мне вынутый из почтового ящика номер «Кроникл» и плюхнулась в свое чудовищно нелепое кресло-мешок с обивкой в красную и желтую полоску, заложила руки за голову и прикрыла глаза. Ее обычный способ улучить краткие мгновения утреннего блаженства.

Я быстро просмотрел первую полосу газеты в поисках новостей об убийстве. Ничего. Чтобы дать полиции время заниматься расследованием без лишней шумихи, городские власти ухитрились скрыть информацию. Оставалось только удивляться, как им удалось сбить со следа информационных ищеек. Долго это не продлится, но даже несколько часов вдали от этой своры уже давали немалые преимущества.