Читать книгу "Секретная битва - Андрей Семенов"

— Вам трудно отказать, настолько вы убедительны.

— Вот и отлично. Уверена, что ваше пребывание в Рейхе будет не только приятным, но и весьма полезным для вас и вашей дальнейшей карьеры журналиста.

— Так что вы там говорили насчет кофе? Он у вас настоящий или эрзац из моркови и картофельной ботвы?

Когда стало темнеть, Бехер подогнал машину вплотную к парадному, а Кользиг позаботился о том, чтобы в посольских коридорах не было посторонних и любопытных. Фон Гетцу так и не дали переодеться и привести себя в порядок. Вместо этого его сковали одними наручниками с Валленштейном и едва ли не грубо запихнули обоих в салон. Марта села на переднее сиденье рядом с водителем, Бехер — за руль, а Кользиг, закрыв дверцы, сел последним на заднее сиденье, рядом с фон Гетцем и Валленштейном.

— Стреляю без предупреждения, — угрюмо предостерег он. — Сидеть тихо, окошко не опускать.

Машина тронулась и покатила по улицам красивого города, будто сошедшего со страниц старинных волшебных сказок. За стеклами темнело. Зажигались первые фонари. Прохожих было немного. Наступил тот самый час, когда дневная жизнь закончилась, а ночная еще не началась. И тем немногим прохожим, которых машина пропускала на перекрестках, не было никакого дела до оберст-лейтенанта и до волонтера Международного Красного Креста, так легко арестованных службой СД в самом центре столицы нейтрального государства. До Берлина оставалось около двух суток пути, им надлежало остаться последними спокойными сутками в их жизни.

Фон Гетца ждал конвейер допросов с устрашением, военный трибунал и смертная казнь, а что ждало Валленштейна, не знал никто: ни Марта, ни Бехер с Кользигом, ни даже Шелленберг. Если фон Гетц для Шелленберга был отработанный материал, который оставалось только выпотрошить и получить от него улики на Канариса и на Геринга, после чего скинуть в кювет, то с Валленштейном дело обстояло сложнее.

Если Валленштейн откажется от сотрудничества, то после применения допроса с устрашением можно будет заставить его продиктовать по телефону статью в английские и американские газеты, с которыми он сотрудничал. Статья станет сенсацией немедленно после публикации. Шутка ли?! Русские снюхались с гитлеровцами за спиной доверчивых англичан и американцев и ведут переговоры о заключении сепаратного мира! Сталин на весь мир объявил о роспуске Коминтерна, и это станет прямым подтверждением тому, что переговоры имели место быть и русские выполнили предварительное условие, которое выдвинули немцы. А то, что статья появится за подписью человека, известного своими антифашистскими взглядами, придаст ей еще больший вес и правдивость в глазах общественности.

Это будет бомба.

Но одна бомба хорошо, а вагон бомб — еще лучше. Если Шелленбергу удалось бы склонить Валленштейна к сотрудничеству с VI Управлением РСХА, то мог бы получиться очень красивый вальс. Еврей-полукровка, известный журналист, волонтер МКК да вдобавок еще отпрыск главы банкирского дома с широкими связями не только на Уолл-стрит, но и во всем мире, где имеют хождение деньги. Такой человек поистине бесценен на службе у политической разведки. Шелленберг мог бы завалить его интереснейшими фактами — только успевай писать свои статьи и рассылать их по газетам. Не будь дураком, и VI Управление позаботится о твоей карьере. Только дай согласие на сотрудничество, и самые жареные факты из современной закулисной политики в твоем распоряжении. С именами, датами и суммами. С указанием когда, кто, сколько, за что и кому передал или пообещал. Если бы Валленштейн согласился работать с Шелленбергом, то бригаденфюрер не пожалел бы никаких сил и средств, но вывел бы Валленштейна в первую десятку имен мировой журналистики. Этой десятке, кстати, и деньги платят совсем другие. И не только редакторы платят, но и заинтересованные лица «стимулируют». Так что сотрудничество обещало быть взаимовыгодным. Валленштейну — слава и деньги, а Шелленбергу — возможность время от времени будоражить мировую общественность сенсационными бомбами. Если десять раз подряд дать в печать достоверную, тридцать три раза проверенную информацию, то никто и не усомнится в правдивости той «утки», которая пойдет как тема дня на одиннадцатый раз.

Только бы Валленштейн не свалял дурака и не встал бы в позу борца с гитлеровским режимом.

Между тем машина выехала за город. Ее мерный ход навевал бы дрему, отправляйся они на пикник. Но ехали они отнюдь не на прогулку, поэтому сон не шел ни к кому.

Бехер вел машину, и ему нельзя было отвлекаться от дороги.

Кользиг охранял арестованных, и ему нельзя было ослаблять бдительность. Он и не ослаблял, ожидая от фон Гетца и Валленштейна попыток освободиться или подать знак кому-нибудь случайному, и был готов немедленно и жестко пресечь эти попытки.

Марта думала о приятном. О том, что после выполнения задания, после того как она доставит обоих арестованных в Берлин и представит их Шелленбергу, ее наверняка наградят. Может быть, даже повысят в звании. А может быть, даже выпишут небольшую премию. Деньги сейчас очень пригодились бы. Еще она думала о том, кого пришлют на место фон Гетца и за кем она теперь будет присматривать. Фон Гетц был вояка, совершенно неискушенный в дипломатии, хоть и хороший начальник. Он не мучил ее придирками, не гонял по магазинам, не оставлял на сверхурочную и не заставлял спать с собой.

Ну и дурак, что не заставлял. Марта могла бы ему многое показать в постели.

Фон Гетц беззвучно плакал. Сегодня его унизили так, как никто и никогда в жизни его не унижал. Ему наглядно показали, что никакой он не оберст-лейтенант, а ничтожный червяк, пыль на ботинках эсэсовцев, которые к тому же намного ниже его по званию. Ничего хорошего в Берлине он для себя не ждал, и падение с высоты служебного положения казалось ему стремительным и катастрофическим. Жизнь его кончена.

Он сам для себя так решил.

Он сам для себя решил, что не вынесет унижения военного трибунала и, не дожидаясь мучительных допросов, повесится в камере, едва только его оставят одного. Или вскроет вены, если найдет чем.

Самые сложные мысли были у Валленштейна.

Под мерное покачивание мягких рессор он прокручивал в голове события последних часов и уходил в своих умозаключениях все дальше.

«Обидно, — думалось ему. — Дал так глупо заманить себя в ловушку. И Конрад тоже хорош. Не мог подать знак по телефону. Хоть бы кашлянул в трубку или заикнулся. Нет, звонил, приглашал, говорил ровным голосом. Не стоит судить его строго. По всему видно, что эти два мордоворота над ним усердно потрудились. А как бы я себя повел на его месте? Смог бы я предупредить или подать знак? Вряд ли. Поэтому не стоит обижаться на фон Гетца. Его просто сломали. По телефону со мной говорил не он, а его страх и его боль».

Валленштейн посмотрел на фон Гетца. Тот задремал под убаюкивающий ход машины.

«Не жалко умирать, — продолжил свои мысли Валленштейн. — Даже почему-то не страшно. Вот уж не думал, что окажусь таким героем. Жалко, что так глупо и неожиданно. Много ли я успел сделать за свои тридцать четыре года? Пожалуй, всего одно настоящее дело. Нет, даже два.