Читать книгу "Штрафники против асов Люфтваффе. "Ведь это наше небо..." - Георгий Савицкий"

Задумался и Александр Волин, вспомнил, как прибыли к ним в эскадрилью в первые дни войны совсем еще молодые ребята, сержанты — последний довоенный выпуск летного училища…

* * *

…По пыльной дороге хилая лошадка тащила подводу. Сонный возница лениво понукал клячу, рядом с ним сидели девочка в ситцевом платьице и пожилая женщина внушительного телосложения. Повозка была нагружена нехитрым домашним скарбом. Внезапно полуденный июньский воздух распорол знакомый до жути вой. Люди проворно спрыгнули с подводы и спрятались в придорожной канаве. За лесом несколько раз громыхнуло, раздался сухой треск, будто разорвали полотно. Потом над лесом появились ненавистные силуэты самолетов с толстыми, будто одетыми в лапти колесами. Покружившись над лесом, они ушли на запад.

Беженцы выбрались из канавы. Суровые взоры старика и старухи обратились на двух молодых парней, которые ехали вместе с ними.

— Ну, што, «сталинские соколы», портки не обмочили? — спросил дед, поднимая с земли ветхий картуз и отряхиваясь от пыли.

Парни в военной форме с тремя треугольниками в голубых петлицах[7]переглянулись и промолчали. Говорить было нечего. За те два дня, после того как их эшелон разбомбили «Юнкерсы», Александр Овчинников и Юрий Савичев многое увидели, скитаясь по дорогам в поисках своей отступавшей части. Постоянные налеты воющих пикировщиков и беспощадных «мессеров»-«охотников», угроза окружения, стычки с немецкими парашютистами и бандитами, которые наводнили окрестные леса. У Юрия была перебинтована рука — результат перестрелки с одной из местных банд приверженцев «нового мирового порядка».

Юрий поправил ремень трофейного МР-40[8], а Саша возился с СВТ-40[9], прочищал в очередной раз затвор. Дед побежал ловить лошадь, а вчерашние курсанты Оренбуржского летного пошли к тому месту, где на дороге в пыли лежали их вещмешки.

— Скорее бы до части добраться. Мы бы устроили этим гадам хорошую трепку, — запальчиво сказал Сашка.

— Ага. У них там асы с железными крестами, а нам еще учиться и учиться. Хватай лучше сидор да пошли, — ответил рассудительный Юрий.

И друзья, подхватив свои вещмешки, пошагали по пыльной дороге туда, где базировалась их авиачасть.

Под вечер они добрались до отдельного авиационного полка. Их окликнул часовой, сержанты представились и пошли по указанной тропинке на КП[10]. На опушке леса стояли тщательно замаскированные истребители. Там было два Як-1, четыре потрепанных «ишачка»[11]и пара «чаек»[12]. Один из И-16 стоял со снятыми капотами, а техники, подсвечивая себе фонариками, ремонтировали что-то в его стальных внутренностях.

В блиндаже их встретил хмурый и невыспавшийся комиссар. Левая рука у него была на перевязи, голова перебинтована.

— А, пополнение прибыло… Ну что ж, орлы, будем знакомы, комиссар истребительного полка, капитан Тимощук Иван Ильич. — Он протянул руку для рукопожатия. — Командира нет. Он сейчас на задании. Я вот его невольный заместитель. — Он покосился на перебинтованную руку.

Сержанты по очереди пожали руку и положили на сбитый из толстых досок стол свои документы: предписания, красноармейские книжки, справки.

— Так, сейчас идите в столовую, вас накормят. А потом — в землянку, выспитесь. Ну а завтра посмотрим, чего вы стоите.

Пилоты направились в столовую, которая оказалась просторной землянкой с одним длинным общим столом. Улыбчивая повариха, тетя Глаша, как ее тут называли, накормила вновь прибывших вкусным украинским борщом, а на второе принесла большой казанок гречневой каши с тушенкой и, хоть им и не полагалось, «наркомовские» сто грамм. Отощавших за время пребывания в тылу летчиков разморило, и они направились в землянку летного состава. По пути они свернули на летное поле. Там как раз заходила на посадку пара потрепанных в воздушном бою «яков». Ведущий самолет, волоча за собой неряшливый хвост копоти и дыма из поврежденного мотора, с ходу пошел на посадку. Летчик, не выпуская шасси, посадил израненную машину на брюхо. Ведомый сел нормально. Фонари на кабинах «яков» были сняты. Из головного самолета выпрыгнул на землю крепко сбитый, высокий пилот в гимнастерке и щегольском галифе, перетянутый ремнями подвесной системы парашюта. На его груди сверкало два ордена Красного Знамени. К нему подбежал комиссар.

— Ну, что, Вася, как слетали?

— Нормально. Прикрыли разведчика. На нас шестеро «мессеров» насели, да не на тех они напали. Одного я завалил, второго — Генка. А третьего гада стрелки «пешки»[13]в землю вогнали. Но и нас потрепали здорово… Стервятники, асы Геринга, так их мать…

Летчик говорил отрывисто, хрипло, все время рубил воздух короткими жестами, показывая, как заходил в атаку, сбивал фашистские самолеты (напряжение боя все еще давало о себе знать). Подошел второй пилот, Геннадий. Втроем они прямо на старте стали, жестикулируя, обсуждать прошедший бой.

Потом командир оторвался от беседы и посмотрел на двух совсем еще юных сержантов.

— Иван Ильич, а это кто?

— Молодое пополнение, — хмыкнул комиссар.

— Здравия желаю, товарищи сержанты! — гаркнул командир.

— Здравия желаем, товарищ майор, — дружно ответили новички, рассмотрев на его петлицах шпалы.

— Так, орлы, какое училище оканчивали? На каких машинах?

— Оренбуржское летное, ускоренный выпуск. На И-16.

— Добро, сейчас — отдыхать. А завтра дадим вам самолеты.

Пилоты пошли дальше, устраиваться на ночлег. В большой землянке летного состава остальные пилоты встретили новичков доброжелательно. Расспрашивали о житье-бытье в тылу, о последних фронтовых новостях. Но, видя, что молодые сержанты утомились с дороги, быстро оставили их в покое. Летчики забрались на деревянные двухъярусные нары и провалились в крепкий, глубокий сон.