Читать книгу "Власть оружия - Виктор Ночкин"

И сразу нахлынуло — из памяти поднялись призраки прошлого, закружились в темноте вокруг Мажуги, завели тихими голосами печальную песню: «А помнишь? Вот здесь, на этом углу? А вон та куча мусора — она всегда здесь громоздится и тогда была здесь. А вон то окно помнишь? А вот эта облезлая дверь под разбитым фонарем? Помнишь? Помнишь? Помнишь?»

От темной стены отделилась фигура — мужчина, стоявший до сих пор в тени, медленно побрел навстречу. Мажуга не стал замедлять шаг. Рука скользнула к ремню и легла на рукоять кольта. Встречный приближался, его силуэт то сливался с тенью, то вырисовывался в желтом свете под очередным окном. Игнашу вдруг захотелось, чтобы незнакомец вытащил оружие, попытался напасть… Пусть хоть что-то произойдет, лишь бы отвлечься, лишь бы не эти воспоминания, которые насели со всех сторон, едва он ступил в темный проход. Но нет — встречный шагнул в сторону, скрипнула дверь, человек нырнул в темноту, растворился в ней. Когда Мажуга поравнялся с домом, дверь снова была закрыта и ни звука из-за нее не донеслось.

Миновав темный переход, он вышел на перекресток, здесь снова было светло и людно. Мажуга пересек улицу и спустился по широкой лестнице. Уровнем ниже опять был оживленный перекресток — всё те же лавочки и прилавки, где торговали всякой всячиной, от снеди до огнестрельного оружия. Мажуга зашагал по улице, озираясь и отмечая изменения, произошедшие с тех пор, как он перестал появляться в Харькове. Остановился у вынесенного из магазина прилавка, чтобы прицениться к инструментам. Хозяин тут же подскочил и начал совать дробовик, толковал, что новое изделие, нахваливал мягкий спуск и высокую точность. Игнаш поспешил уйти — ствол не понравился, а инструменты, насколько он успел заметить, похуже качеством, чем в лавке усатого старика, к которому он обещал заглянуть на обратном пути.

— Эй, погоди, — бросил в спину торговец, — я ж уступлю, в цене подвинусь, сговоримся, ну?

Мажуга и ухом не повел на окрик. Прошел несколько десятков шагов и остановился у питейного заведения, над входом в которое красовалась вывеска «Стрельни залпом!» Под надписью были намалеваны два скрещенных карабина, над ней горели яркие лампы. Судя по виду кабака, дела у хозяина шли в гору. Мажуга толкнул дверь, навстречу пахнуло пряными запахами. Так и есть, дует крепко — значит, Лысый, хозяин заведения, оплачивает хороший напор продувки.

Мажуга оглядел зал. В ярко освещенном заведении два десятка столов, за ними выпивают и закусывают. Попадаются и черные безрукавки пушкарей, и тужурки стрелков, и синие плащи мастеров холодного оружия. Хотя, конечно, большинство посетителей не в цеховой униформе, при этом в зале преобладают одежки любимых харьковчанами немарких темных оттенков. Игнаш направился к стойке, где заправлял Лысый — здоровяк богатырского сложения в красной рубахе. Когда Игнаш проходил мимо стола, за которым расположились четверо крепких парней, тот, что сидел ближе к проходу, развернулся и оценивающе оглядел незнакомца. Должно быть, решил, что вошедший вполне подходит для развлечения, и стал подниматься:

— Эй, селюк! Слышь, что ль, к тебе ж обращаюсь, морда!

Мажуга остановился перед парнем, тот медленно выпрямился. От него разило перегаром — уже успел хорошо принять. Ростом он был куда выше Игнаша.

— Слышь, селюк, угостишь водкой, а? — прохрипел парень. — Уважаешь честных работяг, которые тебе струмент куют?

— Струмент? — Мажуга прикинул: сперва по колену сапогом, а потом снизу в челюсть, должно пройти легко, противник пьян. — Честные работяги сейчас в цеху вкалывают, а ты разве что козявку из соплей в своем носу отковать умеешь.

— Шо-о? — протянул парень. Оглянулся на дружков — те скалились из-за стола и ждали развлечения. Приземистый Мажуга не казался им опасным противником, но если что — они бы, конечно, помогли рослому задире.

— Эй, Блоха! — окликнул парня Лысый из-за стойки. — Сядь да остынь!

— Чего «остынь»? — обернулся тот к бармену. — Ты шо, Лысый?

— А того остынь, что ты не заплатил. Скажешь еще слово — и я с тебя за выпитое уже не смогу получить, потому что ты под столом лежать будешь. Сперва расплатись, а уж потом Мажугу задирай, понял? Здорово, Игнаш! Иди сюда, не гляди на этого хмыря, я тебе первую за счет заведения налью.

— Мажуга? — недоверчиво переспросил парень. — Ржавый, что ль? Я ж не знал… — И сел на место.

Мажуга оглядел его сверху, потом неторопливо развернулся и пошел к стойке. Лысый уже выставил стакан и поднял бутыль.

— Здорово, Лысый. А у тебя дела неплохо идут, вижу.

— Дела идут как из пушки. Держи стакан. Раз такое дело, и я с тобой выпью. Надолго к нам?

Лысый выставил миску с квашеными слизневиками и другую — с жареной крысятиной. Выпили. Мажуга взгромоздился на высокий табурет возле стойки.

— Да я на день всего. Закуплю кой-чего, да и домой. Фермер я теперь, хозяин.

— Фермер… Вот уж от кого не ждал. Думал, не отпустит тебя город. Харьков — он такой, он крепко держит, коли в душу тебе влез.

— Так и есть. Иногда кажется, что не отпускает, потому и не езжу сюда, чтобы не зацепило снова, не уволокло. Думал, забыли меня здесь. А вон — помнят!

— Эти-то? — Лысый махнул мускулистой ручищей. — У нас, если хочешь знать, до сих пор непослушных детей твоим именем пугают.

— Не, у вас теперь детей призренцами пугают, я уже слышал.

— А, верно. Вон они, легки на помине!

В зале стало тише, Мажуга оглянулся — в кабак вошли двое в темных плащах с капюшонами. Капюшоны были необычные, они закрывали лица, будто маски. Призренцы остановились у порога, водя головами вправо-влево, разглядывая выпивающую публику сквозь большие круглые прорези. Распахнулась дверь, явился третий призренец. Двое остались у входа, третий протопал через зал к стойке. Остановился рядом с Мажугой, кивнул Лысому:

— Как торговля, хозяин? Нет ли жалоб, недовольства, нарушений каких?

Из-под опущенного капюшона голос звучал глуховато, но Мажуга понял, что призренец молод.

— У нас все хорошо, — отчеканил бармен. — И никакого непорядка не случается.

— Добро. — Призренец снова кивнул и пошел к выходу.

Когда дверь захлопнулась, по залу пронесся шорох — будто все клиенты разом перевели дыхание; да так, пожалуй, оно и было.

— Видал? — спросил Лысый. — Страшные люди. Ничего не требуют, взяток не берут, не пьют даже. Я бы налил за счет заведения, как полагается за присмотр, но они пить не станут.

— Я так понимаю, молодой парень совсем?

— А кто его разберет под этим колпаком? Хотя большинство у них молодые, это конечно. Они ж сирот по улицам собирают, ворье малолетнее, крысят, стало быть, наших. Воспитывают, мозги им как-то переворачивают, что ли? Из мелкой пакости — вот такие честные становятся. Ну и службу в призренческой страже несут, а как же. Так что большей частью они молодые. Три-четыре сезона назад кошельки резали, а теперь — вона, на лапу не возьмут. А я бы дал. Честно сказать, когда эта стража появилась, сделалось здесь поспокойней. Ты ж не застал то время, когда цех призрения учредили?