Читать книгу "Пыльца - Джефф Нун"

– Что у нас тут, Клегг? – спросила я. Песокоп повернулся на мой голос. От дождя его грязно-коричневая шерсть слиплась в сосульки.

– Где Крекер? – спросил он.

Клегг был единственным копом, который не звал начальника Вафлей. Иногда в разговоре он даже называл его «хозяин». Вообще-то Крекер не занимается грязной работой. Обычно он, как грозовая туча, появляется над местом преступления – и сразу уносится назад за свой стол. В этот раз он даже не соизволил показаться. У него был хороший предлог: его жена с минуты на минуту ждала двадцать первого ребенка.

– Он ждет очередного ребенка, – ответила я.

– Какая жалость. И они прислали нам чертову дымку.

Главный инспектор З. Клегг – хороший простой песокоп. На счету его вытянутой морды и могучего обоняния немало раскрытых убийств людей и собак. Он был наполовину пес, наполовину человек и искренне ненавидит всех, в ком есть Тень. Например, меня. Я – дымная женщина: это значит, что в моей плоти есть доля Тени. В каждом создании есть след Тени, но в некоторых из нас она живет в чистом виде. Глубинная неприязнь Клегга к Тени отдавала патологией.

– Жертва была песьего рода, Зеро? – спросила я. Я сказала так из-за влаги, блеснувшей в глазах Клегга. Я видела его таким далеко не в первый раз и понимала, что это значит.

З. Клегг просто кивнул.

«З» – сокращение от Зулу, но Клегг ненавидел это имя, так что называл себя Зет. Я называла его Зеро, просто чтобы вздыбить шерсть на его лице. Он просто бесился. Зеро был одним из тех собаколюдей, которые отчаянно отвергают свою собачью часть. Это очень забавно, учитывая пятна шерсти на его лице и длинные бакенбарды, свисавшие с обеих его щек. Он ненавидел, когда его называли псом. Зомби, псы, робо, тени, вирты и чистые – такая социальная лестница. Поэтому многие псы в конце концов оказывались по ту сторону закона. Пес, работающий копом, подвергался постоянному давлению. Не только со стороны чистых копов, но и со стороны молодых дворовых собакоребят, которые воспринимали его работу как крайнюю степень предательства. Еще больше увеличивало его неприязнь к Тени то, что он не был женат, его никогда не видели вожделеющим женщину, или мужчину, или хотя бы собаку – и в его сознание прочно вросла картина одиночества полукровки. У меня была тысяча и одна теория, почему он вел себя именно так, откуда взялся этот сгусток горечи. Ни одна из этих теорий не делала наши отношения проще. Но больше всего Зеро ненавидел, когда убивали кого-нибудь песьего рода. Это была его единственная уступка собаке, жившей в его перемешанных генах.

– Имя есть, Зеро? – спросила я. – И время смерти?

– Естественно. По паспорту из такси он Койот. Судмедэксперт говорит, отдал концы в 6:19 утра.

– Когда-нибудь о нем слышал?

Зеро знал всех больших собак, особенно с темной стороны закона.

– Давай за работу, Сивилла, – прорычал Зеро. – Чем ты нас сегодня порадуешь?

Я сунула пальцы в стерильные перчатки, потом опустилась на колени около тела: едва за двадцать, гладкие волны черно-белой шерсти поднимаются из-под воротника рубашки, образуя блестящую пятнистую маску на лице. Прекрасный собакомальчик. Одетый в черные джинсы и кожаную куртку, украшенную значками фан-клубов: «Манчестерский городской виртбольный клуб», «Робопсы Бельвью», «Баскетбольная бригада расхолмских отморозков». Жертва оказалась манчестерофилом. Раны на лице – следы зубов и осколки стекла. Несмотря на это, на губах улыбка. Застывшая на мертвом лице. Между улыбающихся губ кто-то – убийца? – вставил букет цветов. Красные, растущие на длинных зеленых стеблях, цветы тихо склонялись вниз, к его щекам. Красные лепестки собрались в длинные кисточки. Их вязкий запах ударил мне в нос, как только я наклонилась к телу. Под букетом во рту была видна тонкая блестящая полоска смазки на ноздрях. Шерсть тут и там сверкала искрами желтой пыли.

– Кто-нибудь трогал тело? – спросила я. Чихнув, Зеро Клегг ответил:

– Ты первая.

Я понюхала смазку на его носу.

– Он страдал от аллергии, – сказала я. – Это СоплеСтоппер.

– Можно сказать, ты поймала преступника за яйца, Джонс, – ответил Зеро. – Будешь проводить теневой поиск?

Сказал это, словно плюнул.

Может, не так уж он и не прав.

Именно поэтому копы и взяли меня на работу. Я могу читать сознание живущих и иногда, если достаточно быстро до них добираюсь, могу читать сознание умерших, их последние мысли, пока они еще не растаяли. Именно это я сейчас и пыталась проделать, отпустив свои дымные руки танцевать над лицом трупа, отыскивая путь к последним секундам его жизни.

Контакт. Последние секунды проходят сквозь меня, прах к праху, дым к дыму…

«…вкус такой сладкий, такой щедрый… едва могу дышать… так сладко… горький вкус меда… я целую цветы… ее язык словно вино… и такая девочка, такая маленькая девочка… это вкус… вкус Эдема… позволь мне там уснуть… позволь спать… спать и расти… позволь мне спать и расти… Господи! Языков такой длины просто не бывает…»

А потом взрыв красок, который заставил меня заплакать.

«…о Господи! Цветы танцуют… танцуют…»

Я путешествовала в голове мертвого собакомальчика, соскальзывая от спектрального взрыва к пропасти пустоты…

«…подумай обо мне, Бода… спой ту песню еще разок…»

Последняя фраза в жизни Койота оборвалась в молчании… Это имя, которое он произнес с такой страстью. Сладкая смерть.

– Что ты сказала? – Это Клегг.

– А? – Я все еще ощущала тоннель во тьму.

– Ты сказала, это была сладкая смерть, Джонс?

– Точно?

Я сама не знала, сказала ли. Может, просто передала сообщение путями Тени, сознание сознанию, тень псу.

– Есть ли в мире такая штука, Дымка? Сладкая смерть?

– У него в голове цветы, Зеро.

– Я заметил.

– Нет, я не о том. В его сознании. Как взрыв… взрыв цветов… я…

– Что с тобой? Мне нужны улики, а не стихи.

– Не могу описать это… взрыв цветов…

– Нету от тебя никакого толку. Проигнорировав это замечание, я протянула руку к одному из цветов во рту Койота. И попыталась вытянуть его из куста.

– Расскажешь, как он умер? – спросил Клегг.

– Это к Шкурнику.

– Не зли меня, Дымка. Ты нашла имя в его мозгах? Может, убийцу? Или я прошу слишком много?

– Она была маленькая. Вроде девочка. Было имя Бода. Оно тебе что-нибудь говорит, Зеро?

– Ничего. И хватит называть меня Зеро. Никак не удается вытащить цветок. Что-то крепко держит его там, внутри головы песопаренька. Обеими руками я ухватилась за букет и как следует рванула. Без толку. Словно другая рука, не слабее моей, держит их где-то глубоко в его глотке.

– Кому шибанет в голову засовывать цветы в рот жертвы? – спросил Клегг.