Читать книгу "Жажда снящих - Юлия Остапенко"

– Что это страх полёвки. Не мой страх.

– Правильно. Не твой, а другого зверя, – я улыбаюсь ему, не выпуская сигареты из губ. – Понравилась тебе лисица?

Он замялся.

– Н-ну… она такая…

– Сильная. Хитрая. Осторожная. Это называется сон-оболочка. Тебе придётся выбрать образ, в котором ты станешь снить. Если это не твой сон, он ведь должен быть чьим-то ещё, верно? Нравится лисица?

– Нравится, – говорит Ваня смущённо.

Я киваю. Я знала, что он это скажет.

Поэтом я учу его желать того, чего желает лисица. Я знаю, что это спорная методика, но так учили меня, и я довольна результатом. А вот с Младшим было по-другому: из него сперва выжгли его собственные желания и страхи, а потом научили накладывать на чистый лист новые, как наклейки, которые можно прилепить и отодрать. Думаю, так учили и Игната. А со мной Тимур был, как мне тогда казалось, более человечен. Он не пытался убить мою жажду, он оставил в покое мой страх. Только заменил и первое, и второе чем-то другим. Просто заменил.

В этот день мы с Иваном сним ещё два раза, он уходит от меня глубокой ночью. Уже на пороге, сонный, вымотанный, но всё ещё подрагивающий от азарта и непривычных ощущений, он спрашивает меня:

– А кто такой главный супервизор?

Слышал от Младшего, наверное. Я устало улыбаюсь и ерошу мальчишке волосы. Про иерархию в среде Снящих я расскажу ему как-нибудь позже, а теперь просто говорю:

– Это тот, кому снимся все мы.

Даже у Снящих сбываются не все сны. Конечно, нет. Только вообразите, что творилось бы в мире, если бы сбывалась абсолютно вся ерунда, которой информационный поток ежедневно замусоривает наше подсознание. Мы все видим сны, а когда думаем, что не видим – на самом деле просто не помним. Бывает даже, что просыпаешься за миг до того, как успеваешь поймать сон, и он выскальзывает из хватки сознания, юркий и шелковистый, как лисий хвост. Сидишь потом, путаясь ногами в смятой простыне, и безуспешно пытаешься вспомнить, от чего же тебя потряхивало секунду назад. Такие сны никогда не оказываются вещими. Даже у нас.

Нет, сбывается только то, о чём знаешь. Что помнишь. Даже когда не спишь.

Я уже очень давно не видела живых и ярких снов. Всё-таки образы, которые рождает в моём мозгу болтушка, больше похожи на галлюцинации. А сны, обычные сны, когда бежишь и не можешь остановиться, падаешь и не можешь достичь дна, и просто делаешь то, что на первый взгляд лишено малейшего смысла – таких снов у меня больше нет. Меня для них больше нет.

И это ничего, пустяки – пока у меня есть лисица. А я есть у неё. Как знать, может, эта лисица тоже Снящая, и ей снюсь я.

– Кто там ещё… – простонала я, нашаривая в сумраке телефонную трубку. Не знаю, долго ли трещал звонок: я просто слышу его здесь, а мгновение назад я была там, был день, а здесь ночь, или нет, уже семь часов почти, скоро мне вставать на работу. Мне пришлось напрячься, чтобы вспомнить, где я работаю и, главное, зачем.

– Я тебя разбудил?

– Нет, – сказал я и села. Так резко, что голова кругом пошла. Сигарету бы мне прямо сейчас… Я так привыкла говорить с сигаретой во рту, что без неё у меня язык заплетается.

– Извини, что рано, – говорит в трубке голос Игната. – Я хотел убедиться, что ты в порядке.

– В порядке, – машинально повторяю я. Это не ответ, это потрясённое эхо его слов. Но Игнат принимает его за ответ и несколько секунд молчит, пока я нашариваю выключатель лампы и пытаюсь вспомнить, куда вчера зашвырнула тапки.

– Ты точно нормально?

– Да точно, точно, – повторила я и, спохватившись, добавила: – А если бы я сказал «нет», ты бы примчался сейчас прямиком в мою тёплую постельку, м-м?

– Сегодня была супервизия, – говорит Игнат, и с меня мгновенно слетает и сонливость, и желание ерничать. – Тебя не было, и Младший ни слова не сказал. Тимур тоже. Как будто они этого и не заметили.

Так, кажется, мне всё-таки срочно надо закурить. Вот просто срочно.

– Сдаётся мне, что это нетелефонный разговор, – говорю я ровно. – Где и когда?

– Нет, – сразу ответил Игнат. Потом пристыженно умолк и после паузы неохотно добавил: – Нам не надо видеться вне супервизий. Тем более теперь.

– Да уж конечно! – разъярилась я, мало заботясь о том, что телефон может прослушиваться. – Это же не под тебя они копают!

– Я не уверен, что дело в этом, Мария. Супервизия прошла… обычно. Просто надо было срочно наснить одну ерунду. Мы втроём легко справились. Может быть, тебя не позвали из-за практиканта. Решили не отвлекать…

– Это уж я сама решила бы. – Чушь. Бред. Наснить ерунду, говоришь? И для этого срываться через неделю после запланированной супервизии? Недоговариваешь ты чего-то, мон шер… И всё-таки позвонил. Впервые за всё время, что мы знакомы. Наше общение всегда ограничивалось супервизиями да прогулками по лестнице вниз. До дверей.

– Может, тебя оставили для чего-то другого, – сказал Игнат. Очень близко к трубке: слова прозвучали шипящим полушепотом.

Прикуриваю сигарету. Пускаю дым. Трубка жарко трётся об ушную раковину. Смотрю в потолок. Пора бы побелку обновить. Если я ещё останусь в этой квартире. Может, и не останусь…

Ходили слухи, что существуют отдельные группы Снящих при различных правительственных организациях по всему миру – от Пентагона до НАТО. Вроде бы шли разговоры о создании такой группы при ФСБ, но нас пока что слишком мало. Чем больше Снящих принимает участие в Сновидении, чем сильнее каждый из них – тем серьёзнее влияние их общего сна на мир. Большинство событий мирового масштаба, от гибели Помпеи до убийства эрцгерцога Фердинанда, было спланировано и реализовано через видения Снящих. Не знаю, верила ли я в это когда-нибудь по-настоящему. Слишком невероятным это казалось на фоне того, чем мы тут занимались изо дня в день – ерундой, как честно сказал Игнат… Впрочем, разве это так уж невероятно? Главной сложностью было научиться выжигать из людей их собственные желания и страхи. А главной загадкой – как им это продолжало удаваться на протяжении тысячелетий. О, разумеется, у них есть отработанные методы. По одной из версий, милтоновский гипноз создавался в первую очередь с этой целью. И у них всегда были препараты, активизирующие мозговую деятельность. И чёрт знает что там ещё. Но так или иначе, даже внушения мало: всё в конечном итоге упирается в могущество отдельно взятого Снящего. Если хоть кто-нибудь из них оказывается на йоту слабее, чем следовало, всё предприятие ждёт крах, или хуже того – вовсе не те последствия, ради которых оно затевалось. А выяснить это можно лишь экспериментальным путём. Как бы то ни было, я никогда не жалела, что не допущена в подобные группы.

– Пока не допущена, – сказал Игнат.

Я моргнула. Потом засмеялась. Так, ну и какую часть этого я успела сказать вслух? А, к чёрту.

– Не дури, Игнат. Ты сам знаешь мои способности. Я не исключаю, конечно, что кому-то там взбредёт в голову меня повысить, но не настолько же. К тому же я об этом ни слухом ни духом. Рановато меня выкидывать из группы, не находишь?