Читать книгу "Криминальная империя - Кирилл Казанцев"

Наконец удалось обогнать иномарку, и Белов надавил на педаль газа до конца. До места, где намечен захват, оставалось всего километров пятнадцать, а ему еще надо было незаметно для преступников уйти с дороги, притаиться, чтобы потом зайти сзади, когда их остановят.

Через несколько километров он достиг места, которое его устраивало. И поворот на пересеченной местности, за которым преступники не увидят его огней, и поворот к поселку Фрунзе, на который он в принципе мог уйти. За пышными кронами деревьев фар автомобиля все равно бы с трассы видно не было. Белов резко сбросил скорость и нажал на тормоз, машину понесло боком, но он вывернул руль и ловко съехал с дороги. Теперь заднюю скорость — и под мостик через овражек. Все, фары потушены, двигатель заглушен.

Через три минуты из-за поворота выскочил «Фольксваген». Мелькнули фары, и машина ушла за второй поворот. Белов прислушался, затем повернул ключ в замке зажигания. Теперь ему предстояло километров десять проехать без включенных фар. Причем на приличной скорости. «Хорошо еще, что ночь лунная», — подумал сыщик и надавил на педаль газа.

Игнатьев, получив сообщение, что минуты через три преступники будут на месте, с беспокойством смотрел на дорогу. Пересеченная местность не давала возможности увидеть машину заранее, а с перекрыванием проезжей части можно было и опоздать. Наконец за ближайшим холмом небо и кроны деревьев осветились на какое-то время, потом опять стало темно. Ясно, что машина идет с включенным дальним светом, пока нет встречных. Преодолеть последний спуск и последний подъем преступники могли за пару минут, а то и меньше. Времени не оставалось. Игнатьев отдал приказ, и в лесополосе заработали двигатели машин, не включая фар, они стали выползать к обочине. Первым вылезла на асфальт полицейская «девяносто девятая». И сразу же со склона ударили фары, осветив все вокруг.

Водитель «девяносто девятой» уже не ждал команд, а принял решение самостоятельно. И сделал он это вовремя. Когда смотришь на фару, то расстояние до встречной машины определить точно практически невозможно. И он вовремя включил габаритные огни своей машины и сине-белый маячок на крыше. Вторая машина выскочила на асфальт, хрустнув амортизаторами, и встала рядом с первой. Тут же раздался визг тормозов, и «Фольксваген» понесло боком на две перекрывшие ему дорогу машины.

— Выйти из машины, руки держать на виду! — рявкнул в мегафон Игнатьев. — Не делать резких движений, иначе будем стрелять на поражение!

Передние дверцы «Фольксвагена» медленно открылись.

— Всем выйти, руки на капот машины! — еще громче заорал майор.

Наконец показались две фигуры. Одна пониже, в темной короткой куртке, вторая повыше, в светлом костюме. Тот, что был в костюме, прикрыл глаза рукой и закричал капризным начальственным голосом:

— Что тут творится? Кто старший? На каком основании вы это делаете?

Трое оперативников, стоя на одном колене, держали на мушке автоматов машину, Игнатьев опустил на асфальт мегафон и решительно шагнул вперед.

Обыск машины и людей занял всего пару минут. Ни наркотиков, ни оружия в салоне и багажнике не нашли. Могли быть тайники, но это уже дело экспертов. А вот пассажир «Фольксвагена» в светлом костюме приготовил большой сюрприз.

— Вы не имеете права! — орал он с пеной у рта. — Вы что, читать не умеете? У вас в руках мое удостоверение депутата. Я пользуюсь депутатской неприкосновенностью! Я требую, чтобы меня тотчас же отпустили и освободили моего водителя с машиной. Вы ответите за это безобразие по закону!

Игнатьев рискнул задержать депутата на три часа, но потом все же, после безуспешных попыток допросить его, велел отпустить. Что бы там ему ни удалось потом доказать, но с этим типом он влип в неприятности. В восемь утра Белов доложил, что в машине ничего противозаконного не обнаружено. Даже следов.

— Отпечатки пальцев с кузова и из салона все сняли?

— По максимуму, — кивнул сыщик.

— Выписывай постановление. Задержим его на трое суток. Депутат уехал?

— С полчаса назад. Вышел и давай названивать по мобильнику. Думаю, что не только машину вызывал. Наверняка успел нажаловаться.

— Да и хрен с ним! — огрызнулся Игнатьев.

— Хрен-то с ним, — не очень весело улыбнулся Белов, — а вот какие шишки на нас теперь посыпятся… Между прочим, что он делал в этой машине, вот вопрос? По силе давления, которое на нас будут оказывать, мы сразу поймем, на каком уровне прошла утечка информации.

— Щас! — оскалил зубы Игнатьев. — Генерал тебе лично позвонит! Поручат мелкой сошке наизнанку нас вывернуть, вот и утрись.

Допросы Пугачев вел вяло. Большую часть поручал Черемисову, потому что не видел никакого положительного результата. Обязаны были допросить всю смену на ферме, вот и допрашивали. Сейчас перед ним сидела женщина лет пятидесяти, пышнотелая, румяная. Работала она на ферме завхозом, в хозяйстве с первого дня, но отвечала на вопросы скупо и неохотно. И уж совсем не к месту после каждого ответа прикладывала платочек к сухим глазам.

— Борисов предупреждал, что заедет на вашу ферму поздно вечером? — монотонно задавал вопросы Пугачев.

— Может, и предупреждал, — пожала женщина округлыми плечами, — только заведующую. Мое-то дело маленькое, мое дело, чтобы халаты были у всех и чистые, инвентарь в исправности содержался, ремонтировался вовремя, на складе порядок был.

— Во сколько уехал с фермы Величко?

— Не знаю. Я уже домой ушла к тому времени, а Василич еще починкой занимался. Как закончил, так и уехал.

— В тот день он говорил что-нибудь о Борисове? Что с просьбой обратиться хочет или по иной причине упоминал Борисова?

— Да не было вроде таких разговоров…

Отвечала женщина охотно, но все ее ответы укладывались, если составить краткое резюме допроса, буквально в несколько фраз: «Ничего не знаю, ничего не видела, ничего не слышала». «Ну и хрен с вами, — недовольно подумал Пугачев, — не хотите, и не больно надо. Вам жить, вам на вашей совести все это останется. Если она у вас есть. — И тут же снова накатило на него это новое непонятно откуда выплывшее состояние. — У них совесть! А у меня самого совесть есть? Мне начальство почти открытым текстом намекнуло, что «глухарь» это чистейший. Что убийство совершено по заказу, что доказательств не соберем, а сам киллер уже за пару тысяч километров отсюда. И чтобы я не беспокоился, шепнули, что лишнее нераскрытое преступление никак не отразится на поощрениях в связи со скорым почетным уходом на пенсию. И вот я сижу и поплевываю. И Борисов для меня ничто, и заказчик для меня ничто. Сытая жизнь, достойная пенсия, а остальное ерунда».

Что-то шевельнулось глубоко в душе, раздражающее, нарушающее покой А вот взять и назло всем раскрыть это убийство, припереть к стене тех, кто стоит за этим делом! Что, не ожидали? «Можно, — подумал Пугачев, отгоняя эту неудобную мысль, — только не прижмешь их. Вовремя почувствуют, что у меня доказательства есть, и вмешаются. А потом? Потом или дело отдадут другому, кому в голову дурные мысли не приходят, или мне оставят, но внушение сделают. А может, вот так же найдут под утро на улице с простреленной башкой, и другой следователь будет сидеть и мучиться. Мысль дурную будет отгонять, что вот возьмет и всем назло раскроет убийство, припрет к стене злодеев».