Читать книгу "Ну и дела! - Марина Серова"

Работа есть работа, ее система сидит у меня в крови: обработка информации, выработка версии, проверка ее соответствия реальности. И так последовательно по всем вариантам.

Конечно, иногда, и даже очень часто, я выбираю единственный истинный вариант из 10–15 возможных; иногда я прибегаю к помощи магии; иногда я настраиваюсь в резонанс с нужным мне человеком и получаю всю информацию, интуитивно угадывая его действия. Недаром же сложилась моя репутация ясновидящего сыщика.

Но если я когда-нибудь стану превозносить свою интуицию и утверждать, что распутываю узлы криминальных загадок и раскрываю абсолютно «мертвые» дела с помощью методов исключительно ментальных и магических, пожмите мне руку и произнесите ритуальную фразу: «Поздравляю вас, гражданка, соврамши!»

Успех сыщика лишь на пять, ладно, пусть на десять процентов зависит от его интуиции. Остальное — сплошная логика, которую лишь изредка разнообразят физические разминки: погони, преследования, драки, перестрелки, несанкционированные проникновения на охраняемые объекты и тому подобные каскадерские штучки. Девяносто процентов логики плюс десять процентов интуиции — вот формула моего труда.

Рассуждая о трудностях своей профессии, я набрала номер ответственного секретаря газеты «Тарасовские вести» Лешки Алексеевского.

Вот кто мне сейчас нужен. Стоит мне только сказать: «Леха! У меня срочное дело на авиационном», и через три минуты у меня будет временное удостоверение внештатного корреспондента «Тарасовских вестей», а Лешка уже будет просить по телефону какого-нибудь заместителя директора, чтобы меня встретили у проходной и не дали заблудиться в лабиринте заводских корпусов.

Ну, давай же, борода, бери трубку.

«Алло-о!»

Вместо скрипучего Лешкиного баритона меня приветствовал профессионально призывный женский голос. Знаете, сейчас все секретарши изображают этаких ласковых дурочек, ошарашивающих тебя интонациями, более всего соответствующими ситуации, в которой, находясь в сексуальной зависимости от мужчины, ты приносишь утреннее кофе ему в постель. Не знаю, как на мужиков, а на меня от этого веет плохо замаскированной фригидностью. На пэтэушных курсах им голоса ставят, что ли?

Так. Лешки на месте нет. Ладно, работаем по запасному варианту.

— Девушка, подскажите, пожалуйста, телефон отдела экономики.

Через сорок пять минут я уже ехала на «девятке» своей подружки Светки в сторону авиационного по пыльной улице Достоевского, с которой по распоряжению нашего охваченного реформаторским зудом губернатора сдирали трамвайные рельсы. Это воплощалась в жизнь одна из его кардинальных реформ — замена рельсового транспорта автобусным и троллейбусным.

Мне, собственно говоря, было бы до лампочки, если бы не постоянные заторы и объезды из-за переполнявшей проезжую часть дорожно-строительной техники. Что трамваями, что троллейбусами я пользуюсь только в крайних случаях — уходя от слежки или заметая следы.

Номер моей машины слишком хорошо известен и тарасовскому горГАИ, и моим потенциальным клиентам. Поэтому я часто пользуюсь Светкиной машиной.

В редакции все прошло именно так, как я и предполагала.

Я ни минуты не сомневалась, что никакие внештатные корреспонденты в отделе экономики не нужны. В «Тарасовских вестях», плативших в отличие от других газет умопомрачительные гонорары, даже штатные сотрудники вечно дрались за место в очереди на публикацию. Но из дружеской болтовни с Лешкой Алексеевским, которой мы изредка предавались за чашкой кофе в летнем кафе на Турецкой улице, я достаточно хорошо представляла себе профессиональные достоинства и житейские слабости журналистов этой газеты.

Отделом экономики руководил талантливый неудачник Саня Клейстеров, у которого в годы брежневского правления ушла почва из-под ног вместе с женой и уверенностью в своих профессиональных и мужских способностях. Сегодня он писал очень язвительные и ироничные материалы об экономической политике нашего новоиспеченного губернатора, на которые абсолютно никто, ни читатели, ни сам губернатор, не обращал внимания, ежедневно пил разливную «Анапу» в забегаловке на соседней с редакцией улице и страдал. Страдать в одиночку сорокапятилетний Александр Софронович не умел, а потому цеплялся за каждую попадающую в поле зрения юбку и часто искал забвения между грудей ее обладательницы, орошая их пьяными, но искренними слезами.

Каюсь, я воспользовалась знанием психологических проблем Александра Софроновича и, подав ему вполне определенную надежду на возможность совместного и очень внимательного обсуждения моего первого материала, тут же получила не только статус посланца редакции, но и задание побывать на авиационном, стоило лишь мне на это намекнуть.

В моей жизни никогда не было таких мужчин и, смею думать, никогда не будет, если, конечно, меня не поразит какое-нибудь патологическое слабоумие. Они никогда не вызывали у меня ни интереса, ни жалости, ни презрения. Но чем они, собственно, хуже или лучше всех этих «крутых» ребят, всаживающих пули друг другу в лоб только потому, что по-другому не умеют решать свои проблемы?

Просто таковы правила игры мужчин, покинутых в детстве женщинами. Игры «сироток», замышлявших втайне от себя убийство отца и не простивших «предательство» матери…

Минут пять я решала проблему парковки, безуспешно пытаясь всунуть «девятку» между приподнятых задов «бээмвэшек» и самоуверенно-безразличных спин джипов. Небольшая площадь перед проходной была до отказа забита средствами передвижения: это было похоже на выставочный зал автомобильного салона — разве что «Запорожца» не удалось мне встретить в стройных шеренгах скучающих без хозяев автомобилей.

Пристроив наконец машину метрах в трехстах от проходной, я спокойно направилась к огромным стеклянным дверям, на ходу обдумывая последовательность вопросов, с помощью которых намеревалась добыть необходимую мне информацию.

У турникета путь мне преградила в буквальном смысле неохватных размеров вахтерша.

На непрофессионала она скорее всего должна была производить грозное впечатление: головы на две выше меня, одета в форму защитной расцветки, на боку — кобура с торчащим из нее «макаровым», как я определила по рукоятке, но главное — свирепый взгляд и сдвинутые к переносице широкие черные брови. Меня это все, конечно, не обмануло, я сразу увидела и маскарадный, а не маскировочный костюм, и крайне неудобно для руки расположенную кобуру, и напряжение мышц лица, искусственно фиксирующих свирепость взгляда.

«В чью честь спектакль? — подумала я, молча подавая свою редакционную ксиву. — Высокие гости?»

— Андреич! Проводи еще одну, — высоким и совершенно несоответствующим ее внешности, каким-то бабьим голосом закричала свирепая охранница. — Что ж опаздываешь-то? — по-дружески проворчала она, возвращая мне бумажку. — Иди-иди, в сборочном они. Андреич проводит.

Андреич оказался хмурым юношей лет восемнадцати, у которого было неважное настроение, вероятно, из-за того, что ему очень хотелось в сборочный цех, туда, где все, а он вынужден был торчать у проходной, карауля опоздавших.