Читать книгу "Пока муж в командировке - Карина Тихонова"

Уф… Прямо камень с души. А мои жалкие копии пускай остаются. Все равно завтра поедем на набережную. Я захлопнула дверцу, закрыла ее на замок. Подхватила картины и потопала домой.

Катька ждала меня на лестничной площадке. В руке у нее была сигарета, у ног приткнулся большой пакет с продуктами.

– Ничего себе! – сказала подруга, оглядев меня, увешанную картинами. – Ты чего, нанялась работать рекламным «бутербродом»?

Я засмеялась. Опустила на пол тепляковские шедевры и ответила:

– Пока нет. Но я об этом думаю. Там наверняка больше заработаю, чем на набережной.

Через десять минут мы сидели на кухне и пили вино. Катька притащила свой пакет, разложила содержимое на столе, быстренько приготовила ужин.

– Ты что, вообще ничего не ешь? – спросила она недовольным тоном. – Морда уже треугольная стала!

Я пожала плечами. Что делать? Какая есть, такая есть!

– Ух, устала. Вроде уже сутки в отгуле, а все равно толком не отдохнула. – Катерина тяжело вздохнула. – Следующий рейс через неделю, в Стокгольм.

– Здорово! – позавидовала я.

Катька равнодушно пожала плечами:

– Ты же знаешь: я, кроме аэропортовской гостиницы, ничего не вижу.

Катерина работает стюардессой на международных линиях. Имея диплом института иностранных языков, она вполне могла рассчитывать на лучшее. Например, на научную карьеру. Почему Катька решила стать стюардессой, я не знаю, но догадываюсь: там лучше платят. Надеяться в этой жизни Катерине не на кого, да и не привыкла она на кого-то надеяться. Сколько ее помню, подруга всегда была особой самостоятельной. В отличие от меня.

Катерина сделала глоток чая, огляделась и вспомнила про Теплякова:

– Где он? Надрался и дрыхнет под картиной Левитана?

Мне стало стыдно. Из чистого эгоизма отправила этого стервеца с глаз долой и лишила подругу возможности вернуть свои деньги.

– Кать, ты прости, я его выперла.

– Выперла? – не поверила Катька. – Как это выперла? А мои деньги?

Я просто не знала, куда глаза девать.

– Прости, – повторила я пристыжено. – Как-то не сообразила у него сначала деньги забрать.

Катька широко раскрыла глаза и минуту молча изучала мою покрасневшую физиономию.

– Не сообразила, – повторила она вполголоса. – Ну конечно, не сообразила! Да ты наверняка ему еще свои отдала! Что, неправда? Выходит, этот проходимец потратил триста рублей на вискарь и сам же его выжрал!

Я поторопилась уточнить:

– Закуску тоже он купил! Ветчину, сыр, коробку конфет, лапшу…

– Лапшу, – повторила Катька насмешливо. – Лапшу он купил. На уши тебе вешать. Дура ты, Мария, прости господи, непонятно только, в кого. Мамаша твоя была женщина трезвая, царство ей небесное…

– Наверное, в папашу, – предположила я смиренно.

Подруга сразу замолчала. Что-что, а бить лежачего не в ее духе.

– Кать, ты прости меня, глупую, – покаялась я. – Деньги я тебе отдам. Прямо сейчас отдам. Правда, у меня только доллары, но это не страшно, правда? Дам тебе стольник…

– Заглохни! Слушать тошно! Блеешь, как овца! Ваньке тоже стольник сунула? Одну глупость уже совершила, зачем со второй торопиться? Деньги небось Пашкины?

Я прикусила губу. Господи, ну почему я такая несуразная? Почему я такая дура? Почему?!

– Кать, не ругайся! Знаю, что я бестолковая. Умоляю, не напоминай лишний раз!

Катерина отчаянно махнула рукой:

– Да ладно! Думаешь, я из-за себя переживаю? Мне тебя жалко! Сил нет смотреть, как ты в копирку сворачиваешься!

– Я исправлюсь, только не ругайся. Ладно?

Она вздохнула. Характер вспыльчивый, но отходчивый. Зла она долго не помнит.

– Как у вас дела? – спросила Катя. – Пашка надолго уехал?

– На месяц, в Нефтеюганск.

– Нашел тоже, где месяц проводить! Потеплее местечка не мог выбрать?

– Он же не отдыхать, а работать поехал, – объяснила я. – Клиент перспективный. Один нефтяник. Его осудили на пять лет, кажется, за неуплату налогов, он подал на апелляцию. Вот Пашка и поехал на место преступления, так сказать…

– Клиент-нефтяник? – задумчиво переспросила Катя. – Это, случайно, не Яганов?

– Яганов. А ты его знаешь?

Катерина хмуро улыбнулась:

– Мне ли Яганова не знать! Он, считай, каждые выходные в Ниццу мотался! На Лазурный берег! Его у нас каждая девочка на линии знает! Большой шалун этот Пашкин клиент. Представляешь, как-то раз он нас с Томкой домой зазвал.

– Томка – это которая «мисс Самара»? – уточнила я, заинтригованная новостями.

– Она, она. Хорошенькая девочка, просто картинка. Ну, про себя не говорю, и так понятно. – Катерина небрежно поправила короткие золотистые волосы.

– И зачем он вас зазвал? – спросила я.

Катька коротко взглянула на меня, и я невольно покраснела.

– Извини. Понятно.

– Ничего тебе не понятно! – отрезала подруга. – Мы с Томкой в гости-то зашли, коньячку попили да тут же свалили. Нефтяник и обломался.

Я смущенно хмыкнула. Такая независимость кажется мне чересчур рискованной. Впрочем, возможно, что рискованная она только для дур вроде меня. А для настоящих женщин, как Катька, это нормальный стиль жизни.

Я поторопилась сменить тему и рассказала, что этот Пашкин потерпевший предлагал мне Левитана продать.

– Да? – с интересом спросила Катя. – А ему зачем?

Я пожала плечами и предположила, что, может, он любит искусство.

– Любит, – подтвердила Катька. – У него в доме сплошняком статуи понаставлены. В основном копии греческих богинь. Естественно, в натуральном виде. Ошеломительное зрелище. Такое ощущение, будто попала в женскую баню. Вот я и не понимаю, зачем ему картина Левитана? Там же ни одной бабы нет, даже одетой!

– Пейзаж в чистом виде. Безлюдный, – подтвердила я и добавила: – Пашка говорил, что нефтяник хочет повесить картину в камере. У него там солидные посетители бывают, надо соответствовать.

– А-а-а, если в камере, тогда понятно, – согласилась Катька. – Даже приятно. Смотришь на пейзаж, свободу вспоминаешь… Да, если в камеру, то может купить. И что? Ты согласилась?

– Еще чего! – возмутилась я. – Что ж ты думаешь, я Левитана отправлю в тюрьму?

– Тоже верно. На фиг ему такой сокамерник, как Яганов?

– Кать, умоляю, не говори пошлости!

– Нежная у тебя душа, Мария. Просто сплошной трепет. И как у тебя это получается в наше-то время?

– Так воспитали, – вздохнула я.