Читать книгу "Гусарские страсти - Николай Прокудин"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Магометов, — высокомерно произнес второй боец, с сильным кавказским акцентом.
— Кто такой Иванников, знаете?
— А! — сообразил Наседкин. — Это зампотех девятой роты. Разжалованный майор. Его за пьянки из штаба полка турнули к нам в батальон. А чего?
— Надо найти, боец.
— Да-а… В лицо-то я его знаю, но где искать, понятия не имею. В городке столько всяких… закутков.
— Будем искать! — в манере Никулина из «Бриллиантовой руки» резюмировал Никита. «Такого же, но с крыльями», блин! Ангел, блин, Иванников.
Где тут могут обитать ангелы типа Иванникова? Ой, где только ни…
Буквально за забором стоял первый одноэтажный барак, на который указал сержант как на объект розыска Иванникова.
Эти домишки-бараки были разделены каждый на четыре квартиры. Ворота палисадника перед входом в ветхую квартиру-четвертинку сломаны, дверь висела на ржавой петле. Мусор устилал весь двор неравномерным слоем — где гуще, где пуще. Рой мух взлетел при появлении людей и гулко зажужжал в воздухе. Вспугнутые крысы шмыгнули по щелям, злобно разглядывая оттуда незваных пришельцев.
М-да. Если так грязно во дворе, то каково же в доме? Входить в лачугу н-не хотелось. А надо… Никита с силой дернул за ручку двери — гнилая доска треснула, ручка оторвалась и осталась в руке.
— Не так надо! — Наседкин обошел офицера сбоку, схватился за дверное полотно, приподнял и отодвинул в сторону, освобождая проход. — Нежней, нежней.
В образовавшееся отверстие хлынул дневной свет. Навстречу свежему воздуху наружу устремилась смрадная вонь.
— О-о-о! — задушено протянул Никита, стараясь не дышать. — Наседкин! Ступай, посмотри, нет ли тут твоего… Иванникова.
— Да почему ж он мой! — открестился сержант. — Какой он мне знакомец! Еще приятелем назовите! Или собутыльником!
Однако приказы не обсуждаются, но выполняются. Наседкин нырнул внутрь — вынырнул через полминуты:
— Пусто! Ни души! — гундосо доложился, прижав нос щепотью. — Ну, там и помойка! Тошниловка!
— Все осмотрел?
— А чего там смотреть? Пустые стены!
Через дорогу стоял следующий такой же «гадючник», без стекол в оконных рамах и даже без дверей. Тоже пусто.
В третьем «гадючнике» у входа обнаружились свежие следы чьего-то недавнего присутствия: огрызки, объедки, грязные стаканы. У калитки — огромная куча: бутылки, очистки, мятая бумага, тряпье. Куча, явно приготовленная к вывозу на свалку.
— Это наша рота наводила на прошлой неделе порядок, — просветил Наседкин. — Тут жил прапор один… фамилию вот забыл… Друган Иванникова. Прапора выселили, никто тут пока не живет.
— Проверим, — брезгливо морщась, Никита вошел внутрь и в инстинктивном испуге отпрянул.
Из сеней с воплем «Ма-ао!!!» метнулся наружу между сапог полосатый бродячий кот.
— Брысь, сволочь блохастая! — топнул Никита каблуком.
Патрульные гоготнули.
В кухне до края кирпичной печки — нагромождение из банок, бутылок, замшелой посуды, кастрюль и сковородок. В спальне — аналогично: гора мусора из тряпья, газет, окурков и черепков. В темном углу — железная армейская кровать. И на ней… труп? Не иначе, труп. Живой бы здесь не выжил! Никита с холодком в груди легонько пнул накрытое рогожкой тело носком сапога.
Оп! Жив, курилка! Тело хрипнуло, закашлялось до слюней, приподнялось и даже село на кровати. Отвратное тело, честно сказать! В трусах и майке, исхудавшее до синевы. А запах! Перегар плюс кисло-прелый пот. Борода. Не щетина, нет. Уже полноценная борода. «Давно сидим, отцы?»
— Ты кто? — Никита чуть отвернулся, чтобы «аромат задов» от этого… существа прошел от него по касательной. — Иванников? Ты Иванников? Майор?
— Пинчук я. Бывший прапорщик Пинчук.
— Пень-чук? Чук и пень. Взять его, хлопцы! На гауптвахту! Там разберемся, что за пень! — распорядился Никита.
— Не имеете права! Уволен с военной службы в прошлом годе! Не пойду на «губу». Я вольный казак! — слово «вольный» существо Пинчук выдохнуло аккурат в лицо Никиты. Не получлось увернуться, чтоб хотя бы по касательной.
— Скот ты смердючий, а не вольный казак! — озлился Никита. — Да нет, скоты и те живут в лучших условиях.
Сильно кавказский боец Магометов из-за спины Никиты высокомерно буркнул на своем-тарабарском что-то типа «говно».
— Молчать, боец! — окоротил Никита. — Я говорю! Команды «голос» не было!.. Кем работаешь, Пинчук? Где?
— Никем и нигде? Я свободный человек, скиталец. Странник.
— Ну да?! И что ты, скиталец, делаешь в закрытом гарнизоне?! Если уволен с военной службы, а?! Больше негде скитаться?!
— А негде, негде! Туточки меня хоть милиция не заметет. Мне туточки хорошо.
Все-таки до чего ж широкое понятие — «хорошо»!
— Семья твоя где, зассанец? Есть семья? Жена?
— Какая семья, ты чо?! Один я… Жена была. Ушла. Три года уже как. И детей увезла. В Расею… А мне в Расее делать нечего. Здесь мой дом. Двадцать пять лет отслужил, оттрубил в Педжене, тут и схоронят! Нету семьи! Никого нету!
Действительно, какая семья?! Какая жена?! Распоследняя бродяжка-синюха рядом и вместе с таким не ляжет — даже из пьяной жалости. Мочой от него — как из привокзального сортира!
— Хоть бы матрас подстелил поверх пружин! — чтобы что-то сказать, проворчал Никита.
На стальной кроватной сетке валялась старая рваная шинель.
— Был матрас! Сперли, сволочи! Неделю назад. Найду, кто — нюх начищу!
Во-во. Нюх. Начистит он!
— Кому твой матрас нужен! Вонючка!
— Ты, это, лейтенант… слова выбирай! А то щас и тебе нюх начищу! Думаешь, я тут один такой? Нас много шхерится по городку. Ехать мужикам некуда, не на что и незачем. Живем мало-помалу, хлеб жуем.
— Живем? Это ты называешь жизнью?
— Послужи тут лет пятнадцать, и посмотрим, каким станешь. Могет, тож опустишься, — существо потеряло интерес, снова улеглось на кровать и зарылось в тряпье.
Никита махнул на существо рукой. Вот не было у него хлопот — доставлять гражданского, если на слово ему поверить, на «губу». Да и Пинчуком назвалось существо, не Иванниковым. А лейтенант Ромашкин получил приказ насчет майора Иванникова, никак не насчет прапорщика Пинчука. Ну его! Пошли отсюда!
Прошли… Обошли еще с дюжину подобных вместилищ той или иной степени загаженности. Обнаружили еще с полдюжины субъектов той или иной степени деградации. М-да, такие могли и на пинчуковский матрас покуситься, могли. Переходящий матрас имени Советской Армии, теплыми изблевавшей чад своих из уст своих!
Майор Иванников среди «чад» так и не нашелся. Всё, бойцы, отбой. Свободны. Перекур и на обед. Если кусок в горло полезет после насыщения эдаким амбре. Фу, аж подташнивает!
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Гусарские страсти - Николай Прокудин», после закрытия браузера.