Читать книгу "Солнце для Джона Рейна - Барри Эйслер"

Джимми не только вел себя как чокнутый, но и выглядел по-идиотски. Еще подростком, упав с мотоцикла, он едва не лишился глаза. Врачи сделали все возможное, однако поврежденный глаз не мог сфокусироваться на определенной точке. Поэтому Джимми смотрел не в глаза собеседнику, а куда-то вдаль. «Всенаправленное трехмерное зрение», — с улыбкой сообщал он.

В школе Джимми был довольно общительным, а во Вьетнаме сильно изменился и стал серьезным. Однажды военный полицейский с немецкой овчаркой хотел задержать его за хулиганское поведение в баре. Сделав вид, что самого полицейского не замечает, Джимми уставился на овчарку. Произошло что-то странное — заскулив, бедная собака испуганно попятилась. Не на шутку струхнув, полицейский решил оставить моего друга в покое. Об этом происшествии ходили легенды, и мало кому хотелось связываться с парнем, которого боятся даже собаки.

В джунглях ему не было равных. Не человек, а животное, которое умеет говорить. От его всенаправленного глаза и немногословности остальным парням было не по себе. Но когда вертолеты с продовольствием улетали, мы испуганно жались к Кахоуну.

Внезапно мои боевые товарищи превратились в ожившие трупы.

«Будь они прокляты, прокляты, — твердил я. — Будь я проклят».

Срочно требовалась передышка, и я решил пойти на джазовый концерт в клуб «Альфи». С тех пор как в шестнадцать лет я купил первую пластинку Билла Эванса, джаз стал для меня панацеей от всех бед.

У «Альфи» выступают джазисты со всей страны и иногда любители. Клуб мне очень нравится, потому что там всегда темно, никто ни на кого не обращает внимания, и, главное, играют отличный джаз. Небольшой зал с низкими потолками рассчитан всего на двадцать пять посетителей, и на концерт можно попасть только по предварительной записи. Такой роскоши при моей нынешней жизни я позволить себе не мог, зато хорошо знал хозяйку клуба — очень полную женщину с толстыми, как сосиски, пальцами и походкой вперевалочку, которая лет тридцать назад могла казаться сексуальной. Флиртовать с мужчинами ей было уже поздно, но она все равно флиртовала и была страшно благодарна за знаки внимания. Уверен, свободных месту «Альфи» сегодня не будет, зато я всегда могу рассчитывать на место в сердце Мамы, как я в шутку называл хозяйку.

Клуб находился в Роппонги, и я решил поехать на метро, не забывая об элементарных мерах безопасности. Перед тем как выйти из вагона, как обычно, выждал, пока не опустеет платформа. Кажется, за мной никто не следит, значит, со спокойным сердцем можно окунуться в ночную жизнь города.

Роппонги — больше чем просто район Токио. Это пряный коктейль из денег, секса и культур самых разных народов. Здесь полно проституток из Европы, приехавших в Японию, чтобы стать моделями. Ярко накрашенные, в туфлях на высоком каблуке, они лениво прохаживаются перед витринами бутиков, надеясь поймать клиента пожирнее. Лица у них пустые и надменные, а вид жалкий. На их фоне особенно хороши японские девушки с гладкой загорелой кожей и длинными волосами, похожими на крылья хищных птиц. Это приживалки. В обмен на любовь богатые бойфренды дарят им сумочки от Виттона и костюмы от Шанель. Дотошные иностранцы продают все, что угодно: от иголки до слона, а бойкие старушки дергают за рукав прохожих, упрашивая «сфотографироваться для семейного альбома». Кто-то сломя голову несется по улице, будто в Роппонги есть куда спешить, а некоторые, наоборот, фланируют, словно ожидая появления знаменитости. Хищники и жертвы — все холодные и насквозь фальшивые.

Клуб «Альфи» находится слева от станции, но я взял за правило подходить к нему с другой стороны, делая огромный крюк. Зазывалы уже были на местах, протягивая листовки, на которые я не обращал никакого внимания. Спустившись по Гайенхигаси-дори, я оказался перед кафе «Миндаль», а затем свернул в проулок, параллельный Роппонги-дори.

Мимо проехал красный «феррари» — живое напоминание о бурных временах, когда богачи скупали полотна импрессионистов, в которых ничего не понимали, и земельные участки в странах, о которых никто не слышал. О, канувшая в Лету эпоха дорогих вин, выпивавшихся за один вечер, миллионных ставок на лошадей и фамильные драгоценности, которые мужчины дарили прекрасным дамам, при этом желая остаться неизвестными!

Срезав на Роппонги-дори, я вошел в здание, где находился клуб, и на лифте поднялся на пятый этаж.

Как я и предполагал, перед дверью в клуб «Альфи» толпились люди. Сама дверь была замечательная: вся оклеенная афишами, причем не только новыми, но и совсем старыми, на которых рекламировались концерты, проходившие в клубе несколько лет назад. Парень с зализанными гелем волосами проверял приглашения. «Как вас зовут?» — спросил он, как только я вышел из лифта. Выслушав признание, что на мое имя место не заказано, контролер тут же потерял ко мне интерес. Пришлось соврать, что на концерт я не пойду, а в клуб пришел для того, чтобы встретиться с Мамой. Не соблаговолит ли милый юноша ее позвать? Скажите, что старый друг... Парень кивнул и скрылся за дверью. Через пару минут ко мне вышла Мама. Вид у нее был довольно решительный. Похоже, она приготовилась дать по-японски вежливый, но твердый отказ очередному любителю джаза. Потом она увидела меня, и на широком лице тут же заиграла улыбка.

— Джун-сан! Сколько лет, сколько зим! — воскликнула Мама, сметая с юбки невидимые пылинки.

Джун — это сокращенное Джунучи, именно так звучит мое японское имя, превращенное американцами в Джона. Низко поклонившись, я тепло улыбнулся в ответ и сказал, что случайно оказался в Роппонги и решил зайти. Предварительной брони у меня нет, и раз у «Альфи» сегодня столько посетителей, то даже не смею просить...

— Да хватит тебе! — перебила Мама.

Протолкнув меня в зал, она бросилась к бару и схватила с полки мою личную бутылку виски. Увидев, что я стою у входа как вкопанный, хозяйка показала на неприметный столик в самом углу.

Подсев ко мне, она налила виски и спросила, один я или с подругой. Ну и лиса! Я всегда хожу один. «Мне повезло!» — подмигнула Мама, и мою усталость как рукой сняло. Да, недаром мне нравится этот клуб. В последний раз я был здесь два месяца назад, а она помнит, где стоит моя бутылка!

Столик располагался совсем рядом с небольшой сценой. В зале царил полумрак, неяркая лампа освещала пианино и крошечный участок сцены. Входа почти не видно... впрочем, капризничать не стоит.

— Я так соскучился! — по-японски сказал я. — А кто сегодня выступает?

— Молодая пианистка, — доверительно сообщила Мама, накрыв мою руку своей. — Зовут ее Мидори Кавамура. Она будет настоящей звездой и в эти выходные выступает в «Синем клоуне». А ты сможешь похвастаться, что уже видел ее у «Альфи»!

Кавамура — фамилия весьма распространенная, так что это наверняка совпадение.

— Я о ней слышал, хотя на выступлениях не бывал. Что за птица?

— Девочка — просто чудо. Играет, как разъяренный Телониус Монк[2]. Настоящий профессионал, не то что некоторые! На прошлой неделе похоронила отца, но продолжает выступать, ни одного концерта не сорвала.