Читать книгу "Редкая птица - Петр Катериничев"

– Дарагой, зачем напыток обижаешь, – укоризненно качает головой продавец-грузин.

– Да кто ж знал, – развожу виновато руками.

– У меня плохой напыток нэ бывает, всэ знают.

– Извини, спасибо.

– Заходы эще, дарагой!

Мимо по улице несется милицейская машина, взвизгивает на углу тормозами и устремляется в переулок. Как раз в тот, где я оставил «росинанта». Движимый нездоровым любопытством, иду туда же.

У машины – уже небольшая группка людей.

– Проходи, проходи, – раздраженно толкает зевак сержант, поигрывая «демократизатором». Но людей прибывает – любопытство штука заразная.

Пристраиваюсь чуть позади и…

На переднем сиденье «жигуленка» в раскованной позе сидит высокий, моложавый, несколько полный мужчина. На нем прекрасно сшитый костюм – серый с серебром. Лицо чуть повернуто в сторону водительского сиденья. Но и при этом легко можно заметить в лице непорядок. Кто-то влепил ему пулю в переносицу.

Сиденье и дверца залиты кровью из выходного отверстия на затылке. На водительском месте – знакомый мне кольт с глушителем.

Да и убитый не бомж. Известен в Приморске каждому. Валентин Сергеевич Круглов. Мэр города. Он же – Ральф.

Приехавший оперативник открывает переднюю дверцу, поднимает с пола предмет и разглядывает на свет, аккуратно держа между ладонями. Чувствую, как подкатывает тошнота, – в руках оперативника не что иное, как пустая бутылка из-под портвейна, марочного, крымского, выпитого мною полчаса тому назад.

– «Седьмой», я «четвертый», прием.

– «Седьмой» слушает, прием.

– Ситуация активизирована. – Штатный вариант, схема «эй-си-ай».

– Реакция объекта?

– Пока неясна.

– Выясните.

Глава 5

Дело мое – табак. Бывает хуже, но – реже.

Сзади снова визжат тормоза – «ниссан-патрол» с мигалкой на крыше. С переднего сиденья грузно вываливается Кузьмич – широкий, массивный, капитанские погоны на покатых литых плечах напоминают спичечные этикетки. На мента же он походит так же, как я на девицу легкого поведения.

Кузьмичу пятьдесят три, но вполне можно дать и тридцать пять, как кому понравится. Жесткие седые волосы коротко подстрижены, как он называет, «под бокс», на загорелом дочерна лице выделяются ясные, как сентябрьское небо, глаза.

«Мужик – упасть, не встать!» – как выразилась одна гастролировавшая в Приморске знаменитость. Широкие пятнистые спецназовские брюки, заправленные в мокасины, в оперативной кобуре на поясе – девятимиллиметровый «ПС» вместо «Макарова», – полушериф, полуковбой. На первый-то взгляд. И еще, в углу рта – неизменный окурок «гаваны». Впрочем, здесь ни тени фанфаронства – сигары Кузьмич курит лет двадцать пять.

Ну а капитан – потому что чихать он хотел на всякое и любое начальство.

Раза три ему вешали майорскую звезду и раза три снимали – неуживчив, характером крут. Да и бабы – с ними где найдешь, там и потеряешь.

Приморским РОВД руководит бессменно лет десять – в городе он, хоть и крутой, но Хозяин, это давно оценила Территория, им хлопотное соседство ни к чему, а потому и Кузьмина сместить с должности хрен кому по силам. Ну а если ему в городе кто не по душе – укатает.

Он долго молча смотрит на труп Круглова, приказывает эксперту:

– Ты это, чтобы все по форме… И побыстрее.

– Сделаем, Василий Кузьмич.

Снова бросает взгляд на труп и цедит сквозь зубы:

– Доигрался…

Садится в машину, хлопает дверцей.

– В управу! – И исчезает так же скоро, как и появился.

Ну а меня ноги несут к знакомому питейному стояку.

– Понравылос? – радостно встречает продавец.

Беру сто пятьдесят, бутылку с собой, гору жареного мяса и пять шоколадок.

Выпив, начинаю уминать мясо с энергией, достойной лучшего применения. Интуиция (вот ведь тонкая штука) подсказывает, что поесть в другой раз удастся не скоро.

Если удастся вообще – ну да о грустном или ничего, или хорошо…

Закуриваю… Итак, у меня в запасе минут сорок. Как раз, чтобы снять «пальчики» с бутылки и прикинуть, кому они принадлежат… А мои-то у Кузьмича имеются…

…В Приморск я прикатил в бархатный сезон девяносто первого. В аккурат подчистую спроваженный на «заслуженный отдых» после августовского «недоворота».

Для меня те события вылились в окончательный «разбег» с женой и увольнение с работы. Официально я числился «мэнээсом» в Институте Азии (Восток, дело тонкое!), ну а на самом деле работал аналитиком по проблемам одной близкой восточной соседки. Проблемы ее были сугубо внутренние, а потому и разработка их велась неофициально. По окончании «унивсра» мне предложили работать по той же теме, что и мой кафедральный шеф, капнули на плечи парой звездочек, дали после женитьбы отдельную квартирку и умеренно загрузили работой. Приятно было и то, что ни в какую «контору» ходить было не нужно: я получал необходимые материалы и должен был к такому-то числу сделать их аналитический разбор со своими выводами и рекомендациями. В любом спецхране любой библиотеки или института я получал любую литературу, чем беззастенчиво пользовался, восполняя пробелы в знаниях истории собственной страны, как, впрочем, и всех остальных вместе взятых и каждой в отдельности. Разумеется, в святая святых – партархивы – я допущен не был, но и не жалел: меньше знаешь, легче спишь, да к тому же информация о том, что лидер такой-то компартии был гомиком, а известный деятель марксизма – тайным провокатором, тайным евреем, тайным узбеком, тайным поклонником Ницше, тайным шизиком да еще любил играть в «бутылочку» или в «солдатики» – с летальным исходом, – ничего нового к моим знаниям о людях не прибавляла, а изречение «Что есть добродетель?» покрыто для меня мраком непроницаемой тайны и по сей день. К полному моему восторгу я оказался… моряком! Бог знает зачем (как зачем? – положено; в армии не порядок, там распорядок, а на флоте – тем паче!) мне пошили форму и даже выдали кортик. Вот только узнать, на каком флоте я служу, так и не представилось возможным.

Раз пять меня выдергивали на тревоги и сборы; тревоги были настоящие – вывозили на «объект», в бор, сажали в отдельную комнату, загружали материалом и через шесть-восемь часов будь любезен: выводы и рекомендации на одной страничке.

Ну а сборы воспринимались экзотикой: обстрелка (это когда по тебе стреляют настоящими пулями, дабы не сачковал, а окапывался и переползал как положено), огневая подготовка, диверсионная подготовка. психологическая подготовка, борьба за живучесть… С таких сборов я приезжал худой, как насос, жилистый, как орангутанг, и спокойный, как черепаха, – куда спешить, когда той жизни – всего-то триста лет!..

Но полного счастья нет нигде, даже в Крыму.