Читать книгу "Тайна скарабея - Филипп Ванденберг"

– Так закажи эти чертовы пилы! – Камински был вне себя от гнева.

Алинардо прикрыл глаза рукой – то ли защищаясь от солнца, то ли чтобы придать себе уверенности.

– Слушай, ты хоть понимаешь, что это значит? Пока эти штуки сюда приедут, пройдет три месяца!

– Ха, три месяца! – прыснул Камински. – Насмешил! Да за три месяца мы эти инструменты в Китай доставим!

– Кто это «мы»? – осведомился Алинардо.

– Мы, немцы! – ответил тем же тоном Камински. – Пора бы вам, итальяшкам, уже и за работу браться. Не siesta! Laborare, laborare, понимаешь меня?

Вспыльчивый по натуре, Сержио Алинардо принял эти слова близко к сердцу.

Ах, ты говоришь, итальянцы – лентяи, да? А кто за вас в Германии всю черную работу делает?

Мухтар и Рогалла не успели вмешаться: Камински неожиданно получил от Алинардо удар в грудь, не удержался на ногах и упал.

Причем упал неудачно: он ударился затылком о цоколь колосса и на мгновенье потерял сознание. Рогалла бросился ему на помощь, но Камински открыл глаза и с трудом сказал:

– Все в порядке. Уже проходит.

Алинардо сплюнул на землю, повернулся и ушел.

Камински бросил ему вслед проклятье, которого ни Мухтар, ни Рогалла не поняли. Он ощупал затылок – вся рука была в крови.

Рогалла, увидев рану, озабоченно сказал:

– Вам нужно к врачу. В пустыне с открытой раной шутить нельзя.

Камински зажал кровоточащее место платком, а доктор Мухтар остановил машину и помог ему забраться в грузовик. Водитель-швед рванул вверх по пыльной дороге на плато мимо управления прямо к трансформаторной станции, где располагался госпиталь.

Это вытянутое двухэтажное здание было самым большим в лагере и походило на Андреевский крест. Оно пользовалось в округе неслыханной популярностью. Случалось, караваны из Судана делали здесь остановку, доставляя какого-нибудь тяжелобольного крестьянина, и норовили расплатиться верблюдом. Но Хекман отказывался брать плату натурой.

Санитар в белом халате провел Камински в перевязочную. Вскоре в дверях появилась молодая женщина. Сперва из-за смуглой кожи и черных волос ему показалось, что она с востока, но вошедшая поразила его фразой на немецком:

– Ну и где у нас болит?

Камински, сидевший в кресле, встрепенулся.

– Вы немка? – спросил он, и на его лице расплылась улыбка.

– Меня зовут Хорнштайн, доктор Гелла Хорнштайн. Я из Бохума, из бохумской клиники.

Камински посмотрел в ее темные глаза: «Ну, долго вы там, пожалуй, не работали». Для должности врача женщина была еще слишком молода, но прежде всего бросалось в глаза то, что она ослепительно красива. Камински даже забыл, для чего приехал в Абу-Симбел, забыл, что поклялся никогда больше не смотреть на женщин, – по крайней мере, в ближайшие два года.

– Я Артур Камински, – смутился он. – Я живу в Эссене.

Он осекся. Слова «я живу в Эссене» вырвались случайно, они больше не имели к нему отношения. Он вынужден был все бросить и с тех пор чувствовал себя изгоем. Единственное, что у него сейчас было, – это его профессия и поставленная задача. Он должен был победить – проигрывать ему было нельзя.

– Со мной произошел досадный несчастный случай… – попытался он объяснить ситуацию. Рана невыносимо болела.

Доктор осторожно убрала платок и осмотрела голову Камински.

– Болит?

– Нет, не очень, – соврал Камински и невольно поморщился.

Он заметил, что снова играет в сильного мужчину – этот прием, который обычно использовался, чтобы обворожить женщин, ему особенно нравился. Он наслаждался прикосновениями врача, чувствовал каждую подушечку ее пальцев на своей голове.

– Рану нужно зашить, – холодно сказала доктор Хорнштайн.

Эти слова словно пробудили Камински от сладостной дремы.

– Как это… – решительно запротестовал он. – Немного йода – и все пройдет само собой!

Врач взяла два зеркала, одно дала Камински, а второе направила на рану.

– Вот. Сами посмотрите. Рану нужно зашивать…

– А если я откажусь? – перебил ее Камински.

– Это ваш затылок, – рассмеялась врач. Глаза ее засияли, словно заходящее солнце над Нилом. – Я, конечно, не могу вас заставить, но…

– Что «но»?

– Возможно, рана и так затянется, но на этом месте уже не вырастут волосы.

Камински задумался: хоть он и поклялся не иметь дела женщинами, но остался таким же самовлюбленным.

– Ну? – настаивала на своем доктор Хорнштайн, забирая у него зеркало.

В ее голосе явственно слышались властные нотки, и симпатия, с которой Камински отнесся к докторше, рассеялась в тот же миг.

– Вы что, тогда оставите меня здесь? – нерешительно поинтересовался он.

– Нет. Если бы мы оставляли каждого с таким ранением, у нас уже не было бы свободных мест, – улыбнулась она.

Она долго осматривала пациента, потом позвала санитара и велела приготовить инъекцию обезболивающего а она наложит на рану три шва.

Камински отказался ложиться на кушетку: сам не знает почему, он снова начал играть в сильного мужчину. Ho доктор Хорнштайн уже была готова к этому. Она сделала укол для местной анестезии за правым ухом, где санитар уже выстриг небольшую проплешину вокруг раны.

Сидя в кресле, Камински пытался отвлечься от происходящего. Храмовые колоссы не выходили у него из головы. Перед глазами возникали величественные статуи, с которыми ему придется иметь дело, – гигантские произведения искусства. И это задание невольно вызывало в нем страх. Голова пошла кругом. Укол начинал действовать. На лбу выступили капли пота. Камински сжал руки, напрягся, пошевелил пальцами ног, чтобы не заснуть. Все было напрасно: блестящий пол под ним начал раскачиваться, словно палуба корабля в неспокойном море. «Только бы не потерять; сознание, – думал он. Он чертовски боялся опозориться. – Бог мой, я должен это выдержать!» Но как только он мысленно произнес эти слова, тело его обмякло и поползло вниз. Он этого даже не заметил и упал бы, если бы доктор Хорнштайн и санитар не подхватили его и не поло-кили на кушетку.

Этот короткий путь от кресла к кушетке Камински видел словно во сне. Его приятно волновало теплое тело докторши, движения ее рук и бедер. Он почувствовал себя хорошо, ощущения приходили извне очень долго. Его затылок наполнился пустотой и онемел. Он не почувствовал, как ему наложили швы. Через несколько минут, когда Камински очнулся, повязка уже была на его голове.

4

В тот день Карл Теодор Якоби, главный директор стройки Абу-Симбел, пролетел на самолете двести восемьдесят километров вдоль Нила в Асуан, чтобы встретиться с министром строительства Египта Камалем Махером и директором строительства дамбы Михаилом Антоновым. Встреча состоялась в старой гостинице «Катаракт» на правом скалистом берегу Нила, с которого открывался потрясающий вид на остров Элефантина, деливший Нил на два русла.