Читать книгу "Одноклассница.ru. Любовь под прикрытием - Андрей Кивинов"

Один из собратьев по несчастью, более искушенный в тонкостях юриспруденции, объяснил мне, Паше-дурачку, какой финт ушами показал оперуполномоченный Добролюбов.

Оказывается, если бы мы с Сережей настаивали на своих первоначальных показаниях, то есть долговом варианте, нам бы повесили всего лишь самоуправство. Тьфу, а не статья, вроде насморка. И, скорей всего, оставили бы до суда на подписке. И по суду я отделался бы условным сроком, как лицо в целом положительное и ранее не привлекавшееся.

А теперь — всё, грабеж.

И ладно бы мы честно раскаялись, вернули бы отнятое, извинились публично в прессе. А мы про книжки невозвращенные бредовые версии двигаем — хотим избежать справедливого наказания. Поэтому никакой подписки. Тюрьма и только тюрьма…

Развел нас Добролюбов, аки детишек неразумных. Вот почему он с первой минуты пушистым прикидывался. Чтобы доверились. А если дубинкой по морде, кто ж доверится?

— А ему-то какой резон? — уточнил я.

— Как какой? Одно дело — самоуправство, дешевое преступление, к тому же очевидное. Другое дело — тяжкий грабеж. Показатель. Есть чем на совещании козырнуть, если поднимут. Есть чем гордиться. А следачке по барабану, что расследовать, — грабеж так грабеж.

Мать на свидании сказала, что насчет китайской книги с ней никто не разговаривал. Я тогда сильно расстроился. Вежливый Добролюбов по ночам снился. Висел вместо груши, а я ему слева, слева…

На суде я попытался изменить показания, но еще больше запутался. Адвоката мне дали казенного — на коммерческого у матери денег не было. Он особо и не защищал — оно ему надо?

Потерпевший, конечно, кричал, что мы ворвались, избили его, несчастного, и отобрали последнюю копейку, нажитую исключительно честным трудом. А, уходя, пригрозили, что, если он заявит в милицию, его ждет медленная и мучительная смерть. Но он набрался гражданского мужества и заявил.

В итоге — четыре года строгого-престрогого режима. Козлу Сереже почему-то дали три общего. По минимуму. Помогли положительные характеристики с места работы. (Прекрасный специалист, большой опыт торговли экстази и коксом — ни одного нарекания от клиентов.)

А мне с дискотеки никаких характеристик не дали. В техникуме же я учился на тройки и нередко прогуливал лекции.

Распределили меня не очень далеко. Под Псков. Зона, конечно, хорошая жизненная школа, но лучше в ней учиться на заочном отделении…

Если б не Гера, было бы мне совсем скучно и печально. А он поддержал, в обиду не дал.

Под амнистию какую-нибудь я не попал по причине тяжести совершенного преступления. (Еще раз вспомнил злым словом Добролюбова.) На условно-досрочное освобождение тоже не надеялся — я не Ходорковский. В общем, исправлялся от звонка до звонка. Раз в год приезжала мать, привозила передачки. Она работает диспетчером в таксопарке, особо не пошикуешь, но, как могла, помогала. Невесту, если помните, я нажить не успел. Были еще бабушка с дедушкой, но они мирно жили за рубежом, в Харьковской области.

Откинувшись, то есть освободившись, я первым делом навестил отделение, где боролся с преступностью Добролюбов. Хотел просто поглядеть в его светлые очи и сказать: «Hello, boy!» Но моего злого гения перевели куда-то в управу.

Еще бы. С такими-то талантами…

Извините, если утомил вас своей live story. Но надо же кому-то душу излить. Не Анжелине же с Галькой… А единственной и неповторимой пока нет. Ибо никому не нужны подобные типы. Чем он может заинтересовать, кроме чистотой души и доброго сердца?

В каком-то американском фильме герой говорит, что мужчину оценивают по четырем вещам: дом, машина, жена и ботинки. Именно в такой последовательности — жена между машиной и ботинками. Но меня не очень волнует последовательность. Ничего из перечисленного все равно нет. В том числе и нормальных ботинок. Уперли на одном из «party», теперь хожу в старых. Дворовые друзья за четыре года переженились и теперь носы воротят. Если встретят на улице, делают вид, будто не заметили. Конечно — я же теперь прокаженный. С дефектом в биографии. Лучше держаться от меня подальше. А то еще ограблю или денег взаймы попрошу.

В нашем дворе играют дети. Судя по репликам, в распродажу.

— Так не честно! Мы договорились максимум на пять процентов скидки, а ты десять сделал!.. Я маме расскажу!

— Ничего я не делал!.. Просто у меня демпинговые цены! И оптовый покупатель!

— Лох позорный!

— Сама дура!

Мы в детстве играли в войну. Иногда в карты на раздевание…

У подъезда на лавочке тусуется молодежь. Сидят на спинке, поставив ноги на сидение, пьют пивко и разговаривают матом. Мне нет до них никакого дела, а им до меня.

Прохладный, освежающий парадняк. Родной почтовый ящик. Нет ли денежных переводов или благотворительной акции?

Есть! Повестка в военкомат. Вот кто у меня единственный друг! Не отвернулся в трудный час, не забыл — письма шлет. Я ведь по-прежнему военнообязанный.

Раньше вроде судимых не призывали — зачем армию разлагать? А нынче она и так разложена, а воевать некому. Мне двадцать семь стукнет в ноябре, а сейчас только май. Еще запросто успею выполнить священный долг в каком-нибудь стройбате.

Во вам, а не долг!

Рву и выкидываю повестку в пропасть, то есть — в подвал.

Ничего, до ноября продержусь.

Родной лифт. Родная надпись. «Зайка, я подарю тебе новую крышечку от фотоаппарата „3енит“». Ответ: «Она не нужна мне на XXXL».

Вот это, я понимаю, любовь!..

Родной пятый этаж, родная дверь.

Родная прихожая, родная комната.

На столе записка от матери: «Почини наконец кран, бездельник!»

Родной диван. Падаю и тупо пялюсь на выгоревшую фотографию за стеклом в серванте.

Ученик средней школы Паша Угрюмов. Пятый «а» класс.

Если какой-нибудь писатель решит сбацать книгу про мою жизнь, он сдохнет с голоду, потому что не продаст ни одного экземпляра… А действительно, силиконовые сиськи у Семенович или нет?

Глава 3

Мой дом расположен в спальном районе, но не на окраине. Просто здесь нет ни тяжелых, ни легких промышленных предприятий. И это не многоэтажные безликие новостройки, характерные для подобных районов. В данном уютном уголке города-героя Санкт-Петербурга сочетается архитектура послевоенных лет (пленные немцы строили) с современными панелями (свободные таджики строили). Есть зеленые насаждения, небольшой пруд с утками и кустом ракиты, но есть и коммерческие парковки. Словом, полная эклектика.

Некоторые здания построены еще до войны. Соответственно, и публика в основном коренная, с традициями и мировоззрением. Многие знают друг друга не только в лицо, но и по маркам автомобилей. Попадаются и приезжие. Лично я родился в этом месте, взрослел, мужал, меня здесь каждый камень помнит, не говоря уже о злачных заведениях.