Читать книгу "Ларец Марии Медичи - Еремей Парнов"

Он положил трубку и тут же взял ее.

– Лаборатория? Люсин. Брючки те вроде с манжетами? Ага! Так вы их выверните… Да что вы, ей-Богу!.. Я совсем не учу… Просто так, к слову пришлось…

Люсин покраснел. Яростно почесал макушку и, сунув в рот трубку, стал грызть мундштук.

Позвонила Катя и сообщила, что еще в прошлом сезоне ателье Лианье предложило модель делового костюма с манжетами у брюк. Фотографии были помещены во многих парижских журналах, а также в женском швейцарском еженедельнике «Вы и он».

«Уже легче… Было бы неприятно, если бы этот джентльмен отставал от моды. Это как-то не гармонировало бы…»

Позвонили из лаборатории. На брюках обнаружили небольшие пятна грязи: похоже на брызги желтой глины и строительного цемента. В манжетах сбившаяся в комки пыль и кусочек прелого листика. Микроскоп выявил ольху. Сжигание пыли и последующий спектральный анализ показали линии, которые можно отнести к свинцу и кадмию. Заключение по другим вещам обещали дать завтра.

«Ну что ж, завтра так завтра. И это уже кое-что. Улов, конечно, незначительный, но, похоже, что эхолот пишет косяк. Утро вечера, конечно, мудренее, но пока еще не вечер».

– Гараж? Люсин говорит. Машину бы мне, если можно… Нет, не очень надолго. Часа на три… Во, спасибо! Так я минут через пять спущусь.

Он спрятал документы в сейф. Подумав, положил туда же и портфель. Запер. Вдавил нитку в розовую пластилиновую нашлепку, разгладил пальцем и приложил печать.

Взял плащ. Закрыл кабинет и отдал ключ в соседнюю комнату. Увидев на всех лифтах красные огоньки, махнул рукой и весело затрусил по гулкой лестнице.

Глава 2

Старая калужская дорога

Серая «Волга» миновала завод фруктовых вод, уютно расположившийся в бывшей церквушке из ядовито-малинового кирпича, и, сбавив скорость, аккуратно проехала мимо кукольного домика ГАИ, возле которого стоял синий милицейский мотоцикл с коляской. Инспектор в кожаной куртке разговаривал с кем-то по телефону. Совершив плавный поворот, машина на скорости 90 км влетела на мост через реку Десну. В зеленом зеркале тихой воды отражались береговые кусты и разноцветные лодки. Вдали вода горела вишневым огнем.

Люсин засмотрелся на всю эту красоту. Потом вдруг обратил внимание, как легко и артистически большие Колины руки ложатся на кремовый обод руля, трогают переключатель скоростей или электрическую зажигалку. Заметив на красной, обветренной коже, золотящейся редкими волосками, венозный контур якоря с рулевым колесом, а чуть поодаль, ближе к большому пальцу, оплетенный вывалившей жало змеей меч, спросил:

– На флоте служил, Коля?

– Почти, Констиныч. В береговой обороне, – улыбнулся шофер.

– Ну все равно кореша…

– Мы друзья – сухопутные крысы? – засмеялся шофер.

– Только не я, Коля! – покачал головой Люсин. – Я, брат, арктические моря бороздил за рыбой на белом пароходе БМРТ.

– Это что же за «бормоте» такое, Констиныч?

– Большой морозильный рыболовный траулер – это, понимаешь, Коль, громадный такой плавучий завод. Вроде до сих пор наплавался. – Он постучал ребром ладони чуть ниже подбородка. – А вспомнишь – так сердце заноет… Весной особенно в море тянет.

– Чего же ушел?

– Да, наверное, не ушел бы, не случись со мной травма. Взяли мы, понимаешь, сельдь, а это дело такое, что, пока весь улов не попадет в бочки, палуба от чешуи да молок скольжины неимоверной, ну, я возьми и приложись темечком. И готово. Сотрясение мозга. Меня на базу, в лазарет. Вылечили вроде, но только я на палубу – горизонт под сорок пять градусов. Понимаешь? Море не могу с палубы видеть! Страшное дело. Хоть совсем уходи с тралового флота. Хорошо, ребята в комитет комсомола избрали, и стал я освобожденным секретарем. Но разве может моряк усидеть в управлении, когда рядом море? А что делать, если в море нельзя? Тут как раз комсомольский набор у нас объявили. Так оно и получилось, Коля, что решил я податься подальше от соленой воды, чтоб соблазна не было.

– А не жалеешь?

– Не. Не жалею… Сбавь, Коля, ход до самого малого. Мы теперь медленно будем ехать аж до Красной Пахры, смотреть будем во все, как говорится, перископы.

Проехали участок дороги от двадцать восьмого километра до сорок пятого, то есть до самой Красной Пахры.

По обе стороны дороги как минимум семь строительных площадок, значит, везде есть цемент. А глины, что называется, навалом. Всюду полно желтой глины. А уж сколько этой глины да цемента в стороне от шоссе, даже страшно подумать!

На сорок пятом километре, сразу за почтой, разворот. Отсюда автобус отправляется в обратный путь. «Волга» медленно съехала с шоссе и по отпечатанной на шлаковой крошке колее свернула к дощатому забору, посеревшему от дождей. Остановилась у телеграфного столба, на котором висел оранжевый почтовый ящик и была прибита покореженная жестяная доска с расписанием автобусного движения.

Напротив, через дорогу, у бетонного закутка стояли на остановке люди.

Машина развернулась и все так же, медленно, двинулась в обратный путь. Но только она поравнялась с деревянным, под красной железной крышей домиком почты, Люсин велел остановиться.

Перебежав шоссе, он прямиком через картофельные грядки по утоптанной до металлического блеска тропке заспешил на почту.

В Москве ни вчера, ни третьего дня дождей не было. Но они вполне могли пройти по области. Ведь даже в сводках погоды – чуть дело доходит до области, как делается полная свобода самым фантастическим предположениям: и если в столице тепло и ясно, то по области возможен град, суховей и заморозки местами. Итак, если по области, в особенности в районе Пахры, прошли дожди, то брызги на серых с манжетами брюках лучше забыть. Другое дело, если дождя не было. В дождь человека может забрызгать любая пролетевшая мимо машина. И эта же случайная машина притащит на своих протекторах и глину, и цемент, и даже птичье гуано. Вы можете стоять на сухом тротуаре, а вокруг вас за сотни миль не будет ни песчинки портландского, скажем, цемента, но вылетит из-за какого-то там поворота десятитонный самосвал с тремя ведущими осями, окатит мутной струей и улетит в небытие по мокрой мостовой, вихляя железными бортами и гремя цепочками. А вот ежели никакого дождя не было, забрызгать брюки можно лишь при соблюдении ряда специфических условий. Тут уж нужно ступить в лужу где-нибудь на стройплощадке или, что, в сущности, то же самое, дать окатить себя проехавшей через эту лужу машине. Это уже значительно лучше. Все же в сухое время глинистые лужи не так часто встречаются возле цементных куч. Можно, конечно, попасть случайно под струю из шланга во время приготовления бетонной массы – и тут все разговоры о дождях окажутся неуместными. Но надо же на чем-то остановиться, выбрать что-то одно, главное… И тут не идет из ума ольховый листок. Сама собой вырисовывается картина: подступающий к поселку ольшаник, уводящая в лес тропинка, вся в рытвинах и колдобинах, наполненных застоявшейся на глинистой почве водой. И тут же, на окраине, строящийся домик из каких-нибудь плит или панелей со шлаковой засыпкой. Все это, конечно, чистейшая фантазия. Но картина получается! Живая, яркая, словно все это видено глазами, и не раз видено. Поросшая чахлым клевером поляна, лениво жующая корова, почему-то черная с белыми пятнами, ржавая перекладина импровизированных футбольных ворот…