Читать книгу "Один день Аркадия Давидовича - Дмитрий Черкасов"

И это после того, как Садист отсчитал соседу стоимость уничтоженного средства передвижения.

Жадность человеческая безгранична.

Как и глупость...

Шепшилович, будучи по профессии адвокатом, подумал, что помимо тех денег, что он получил без всякой расписки и без свидетелей от огорченного случившейся неурядицей Садиста, он сможет поиметь еще нехилую сумму за прекращение уголовного дела, начатого всего за двести долларов спонсорской помощи дознавателю.

Но Шепшилович жестоко ошибся.

Ортопед, потрясенный до самой глубины своей широкой и загадочной славянской души вероломством соседа-иудея, долго не тянул с местью и перебил ставку адвоката пятикратно превышающей ее суммой. Причем вручил тысячу «зеленых» не пропойце-дознавателю, который был для братка не опаснее сломанной мышеловки, а двум грубым патрульным из местного батальона ППС[17]. Сержанты, одухотворенные денежкой в размере полугодового оклада, самостоятельно разработали и осуществили план наказания корыстолюбивого Шепшиловича. На ближайшем стихийном рынке, располагавшемся во дворике закрытого по причине нерентабельности детского садика, ими был приобретен спичечный коробок, доверху набитый качественной таджикской коноплей, который спустя час был «обнаружен» в кармане остановленного для проверки документов адвоката. Помимо анашишки, Шепшилович явился «счастливым обладателем» двух мелкокалиберных патронов и замызганного паспорта на имя некоего Гарри Гамлетовича Писуняна, до того дня цельный год провалявшегося в ящике стола дежурного по РУВД и никем не востребованного.

Упирающегося и истошно визжащего, а потому – немного побитого, адвоката приволокли в околоток, где он попал в руки тому же дознавателю, что вел «дело» гражданина Ортопеда. Страж порядка Шепшиловича поначалу не признал, от души пометелил его ручкой от швабры, выбивая признание в торговле наркотиками, оружием и поддельными документами, и требуя назвать «подельников», потом всё же вспомнил адвоката и рассыпался в извинениях. Однако дознание не прекратил, ибо сержанты-пэпээсники оказались весьма ушлыми и подкрепили свой рапорт о задержании «наркодилера» подписанным двумя заранее приглашенными понятыми протоколом личного обыска.

Ситуация выходила тупиковая.

Приостановить дознание по Шепшиловичу было нельзя, ибо, в отличие от подавляющего большинства подобных дел, в этом имелись грамотно оформленные бумаги, а информация о задержании была занесена в книгу о регистрации происшествий, и вымарать ее оттуда не представлялось возможным. К тому же, один из сержантов, дабы закрепить успех, дошел до вершин цинизма и стуканул о происшествии в районную прокуратуру. Причем не абы кому, а лично прокурору Андрею Викторовичу Баклушко, которого за три дня до этого знаменательного события ставили на четвереньки в городской прокуратуре за низкий процент раскрываемости преступлений, связанных именно с наркобизнесом.

Баклушко, который в иных случаях совершенно не обращал внимание на исполнение своих служебных обязанностей и занимался решением личных коммерческих проблем, в этот раз «проникся» и строго-настрого приказал забить Шепшиловича в клетку и не выпускать того до тех пор, пока адвокат не осознает всю глубину своего падения и не возжелает написать «чистосердечное» с указанием всех своих «подельников». Коряво подписанная прокурором санкция на задержание подозреваемого легла на стол дознавателю в тот момент, когда страж порядка уже вознамерился отпустить Шепшиловича под подписку о невыезде...

«Наркотически-оружейное» дельце разрешалось потом долго и мучительно.

Пошедший в полную «отказку» адвокат переехал из районного СИЗО[18]в «Кресты»[19], там поссорился с сокамерниками, перебрался в тюремную больничку, дабы подлечить сломанные ребра, заразился гепатитом от соседа по палате, наградил им же половину делегации Европарламента, проверявшую условия содержания заключенных, неадекватно повел себя при психиатрическом освидетельствовании, куда его направили по настоянию следователя, получил диагноз «шубообразная мозаичная шизофрения, отягощенная комплексом конфликта с отцом», и с гордо поднятой головой убыл в стационар под Гатчиной, откуда вышел только через полгода с раздувшейся от многочисленных уколов задницей, затаив злобу как на правоохранительную систему России в целом, так и лично на прокурора Баклушко, которому поклялся страшно отомстить.

Дело же в отношение Олега Левашова, естественно, прекратилось само собой по причине установленного следствием сумасшествия заявителя...

– Думаешь, тигры такие же, блин, голодные, как твой кошак? – нахмурился Кабаныч.

– Если их елками кормили, – хохотнул Ортопед, наслышанный о скандале с бывшим директором зоопарка, списавшим перед Новым Годом несколько десятков тысяч долларов на покупку елей, ушедших, судя по документам, на прокорм змей, тигров и полярных волков, – то да...

Кабаныч погладил ствол своего «РМБ-93»[20], заряженного патронами с резиновыми пулями, и подумал, не стоит ли заменить их на картечь. Но гуманизм пересилил и браток отогнал от себя эту мысль.

К стоявшим полукругом конкретным пацанам осторожно приблизился парламентер от местных милиционеров и почтительно кашлянул, привлекая к себе внимание.

– Чего тебе? – насупился Садист, оглядев щуплого младшего лейтенанта с вытянутой и явно деформированной щипцами акушера головой.

– Командир взвода Крысюк, – представился правоохранитель и зачем-то снял кепку, явив миру короткую стрижку и два уха.

Одно из ушей было явно больше второго и имело крестообразный шрам в верхней четверти. Разница в размере ушей и шрам объяснялись тем, что в далеком украинском сельском роддоме младенца Крысюка перманентно пьяный фельдшер взвешивал безменом.

– И что? – осведомился Ортопед.

– Ну... – на лице младшего лейтенанта отразилась работа подкорки головного мозга, выразившаяся в пробежавших по лбу складках и подергивании уголка рта. – Это самое... Вы, это, чё делать-то будете?

– А твоё какое дело? – грубо спросил Ортопед и навис над Крысюком.

– Ну, я ж это... за порядком следить должен...

– Тогда чего, блин, к нам пристаешь? – Ортопед засунул руки в карманы потертых джинсов «Wrangler», надеваемых им в особо торжественных случаях типа выезда на рыбалку или как сейчас, на охоту за полосатой живностью. – Мы, блин, ничего не нарушаем, стволы зарегистрированы...