Читать книгу "Первое дело Мегрэ - Жорж Сименон"

В полдень сон начал одолевать Мегрэ, но его очередь завтракать еще не подошла. Веки его смыкались. Он по несколько раз задавал посетителям один и тот же вопрос.

Вернулся Бессон. Запах абсента, исходивший от его усов, напоминал о прохладе бистро или о мягком освещении террасы одного из кафе на Больших Бульварах.

– Шеф еще здесь?

Комиссара не оказалось, я Бессон присел рядом с Мегрэ, чтобы составить рапорт.

– Бедняга! – вздохнул он.

– Кто?

– Флейтист.

И Бессон, пышущий здоровьем розовощекий крепыш, продолжал:

– Прежде всего, у него туберкулез. Одного этого уже предостаточно. Вот уже два года его пытаются отправить в горы, но он и слушать не желает.

В сторону площади Сен-Жорж с топотом проскакали лошади. Утром состоялся военный парад на площади Инвалидов, и теперь войска возвращались в свои казармы. В городе все еще царило возбуждение, повсюду реяли знамена, разгуливало множество военных в парадной форме, играли оркестры, пестрая толпа спешила в Елисейский дворец, где давали большой официальный завтрак, – Они живут в двухкомнатной квартире, окнами во двор. Пятый этаж без лифта.

– Вы поднимались к ним?

– Я говорил с угольщиком, который живет в этом же доме, и с консьержкой – она оказалась моей землячкой. Не проходит и месяца, чтобы жильцы не жаловались на него из-за флейты: он играет с утра до ночи, открыв настежь окна. Консьержка к нему очень хорошо относится. Угольщик тоже, хотя он ему задолжал за уголь. Что же до его матроны… – Вы ее видели?

– Она вышла из дому как раз в тот момент, когда я сидел у консьержки. Полная брюнетка с глазами, мечущими искры. Этакая Кармен! Всегда в халате и в шлепанцах, шляется по лавчонкам своего квартала. Она только и делает, что ходит по гадалкам. Мужа осыпает бранью. Консьержка считает даже, что она его бьет. Бедняга!..

Бессон с трудом написал несколько фраз: он был не силен в составлении рапортов.

– Я сел в метро и отправился к хозяину флейтиста в ресторан «Клиши». Ничего плохого мне о нем не сказали. Не пьет. Приходит всегда за пять минут до начала работы. Со всеми приветлив, кассирша его просто боготворит.

– Где он был сегодня утром?

– Не знаю. Дома его не было. Консьержка мне бы сказала.

Мегрэ вышел из комиссариата и отправился в маленький бар на площади Сен-Жорж – съесть пару крутых яиц и выпить кружку пива. Когда он вернулся, на его столе лежала записка от бригадира:

Полицейский Жюллиан заметил, что в час тридцать ночи около дома № 28 по улице Маиса остановился автомобиль марки «дион-бутон». Кроме шофера (описание совпадает), в нем никого не было. Минут десять автомобиль стоял на улице Мансар, а затем уехал в направлении улицы Бланш.

Зазвенел звонок под часами, и Мегрэ, поспешно вскочив, открыл обитую войлоком дверь. Комиссар уже вернулся. На столе начальника Мегрэ увидел свой рапорт с красными карандашными пометками.

– Входите, голубчик. Присаживайтесь. Это было проявлением необыкновенного расположения, ибо комиссар без зазрения совести позволял своим сотрудникам стоять перед ним навытяжку.

– Полагаю, вы все утро только и делали, что проклинали меня.

Он тоже был в мундире, но его мундир был от лучшего портного с площади Вандом, и жилет, как всегда, самого изысканного тона.

– Я тщательно изучил ваш рапорт. Что ж, отличный рапорт! Кажется, я вам об этом уже говорил. К тому же я беседовал с Бессоном по поводу вашего друга флейтиста.

Мегрэ решил действовать напролом:

– Жандро-Бальтазары вам не звонили?

– Звонили, но говорили со мной вовсе не в том тоне, в каком вы думаете. Ришар Жандро был великолепен, хотя немного и подтрунивал над вами и вашим усердием. Вы, вероятно, ожидали, что он будет жаловаться на вас? Произошло обратное. То обстоятельство, что он счел вас неопытным и горячим, вас, надеюсь, не обижает. Но именно поэтому он разрешил себе милую шутку и открыл перед вами двери своего дома.

Мегрэ насупился. Начальник смотрел на него с лукавой улыбкой – той улыбкой, что являлась как бы отличительной чертой всех светских «скептиков», всех «прожигателей жизни», как тогда модно было их называть.

– А теперь скажите-ка, дорогой мой, как бы вы поступили сегодня утром, будучи на моем месте?

И так как Мегрэ безмолвствовал, он продолжал:

– Затребовали бы ордер на обыск? Но, прежде всего, на каком основании? На основании поступившей жалобы? Но она ведь не на Жандро. Кто-нибудь застигнут на месте преступления? Ничего подобного. Имеются раненые, убитые? Неизвестно. К тому же вы нынче ночью обследовали дом, все его закоулки, видели всех его обитателей. Поймите меня правильно. Догадываюсь, какие мысли терзали вас все утро: я – приятель Жандро. Часто бываю у них. Принадлежу к тому же кругу, что они. Признайтесь, ведь вы полагали, что я буду необъективен.

– Имеется жалоба и показания Минара.

– Того самого флейтиста? Разберемся сейчас и в этом. Около половины второго ночи он пытается проникнуть силой в особняк под тем предлогом, что слышал крики о помощи.

– Он видел…

– Не забывайте, видел-то и слышал он один, а никто из соседей даже не проснулся. Поставьте себя на место дворецкого, разбуженного громкими ударами в дверь…

– Простите! Этот самый Луи был полностью одет, даже при галстуке, – в половине второго ночи, причем, когда Минар звонил, все огни в доме были погашены.

– Пусть так. Заметьте, однако, кто заявляет, будто дворецкий был полностью одет? Опять-таки ваш флейтист. Допустим, что так оно и было. Так что же это, преступление? Правда, Минара довольно грубо выставили на улицу. Но как бы действовали вы, если бы какой-то одержимый среди ночи ворвался к вам в дом, предполагая, что вы убиваете вашу жену?

Он протянул сигареты с золотым мундштуком Мегрэ, который в очередной раз напомнил, что не курит сигарет. Впрочем, Ле Брэ и сам знал об этом. Просто такая у него была привычка, снисходительный жест аристократа.

– Подойдем теперь к вопросу с чисто административной стороны. Вы составили рапорт, и он должен пройти обычный путь: лечь на стол префекта полиции, который решит, следует ли передать его в прокуратуру. Жалоба флейтиста на дворецкого тоже пойдет по своим каналам.

Мегрэ злыми глазами пристально смотрел на своего начальника и думал об отставке. Он уже догадывался, что последует за этим.

– Семью Жандро-Бальтазар в Париже хорошо знают. Любая бульварная газетенка рада будет малейшему поводу, чтобы скомпрометировать их.

Мегрэ сухо произнес:

– Мне все ясно.

– И вы меня ненавидите, не правда ли? Вы думаете, что я защищаю этих людей, потому что они сильные мира сего и потому что они мои друзья.