Читать книгу "Влюбиться в эльфа и остаться в живых - Александр Талал"

Женя оглядел двор в поисках Пса. Недовольно отметил, что на своем посту перед подъездом восседала на синенькой скамеечке Раиса Леонидовна, бывшая школьная учительница, а ныне пенсионерка и управдом. По каждому флангу ее обрамляли верные соратницы, поддерживавшие ее безоговорочно во всех начинаниях и заканчиваниях. Как только Раиса Леонидовна начинала строго высказывать свое чаще всего критическое мнение о том или ином соседе или событии двора, бабушки по бокам усердно кивали и причитали невнятным, но дружным хором, в котором выделялись лишь отдельные понятные слова, да и то только потому, что эти же слова были произнесены ранее самой Раисой. Женя не знал точно, как их зовут, и поэтому про себя величал «левой старушкой» и «правой старушкой».

Замедлив шаг и впоследствии остановившись перед тополем, скрываясь таким манером от неумолимого дворового комитета, Женя снова поискал Пса взглядом и негромко посвистел. Раиса была в его жизни легким кошмаром и тихим ужасом. Оказавшись на пенсии и в результате лишившись привилегии безграничного контроля над стадами нового поколения, права ваять их нормы поведения и линию одежды, а также радости запихивания в их глотки разумного, доброго и вечного, часто до рвотных позывов, – неугомонная педагог старой гвардии избрала себе в жертвы соседа Степанова и изливала на него количество внимания, предназначенное для двухсот двадцати учеников средней и старшей школ. Раиса подстерегала Женю в подъезде и во дворе, в продуктовом магазине и в подземном переходе. Она желала знать, когда Женя решит поступать на медицинский, потому что Тинторетто из него вряд ли выйдет. Она пыталась перекрыть ему дорогу собственным сухощавым телом в тех редких случаях, когда Женя собирался куда-нибудь на ночь глядя, и добивалась обещания, что он будет держаться людных мест и освещенных улиц. Она придирчиво рассматривала содержимое пакета, с которым Женя приходил из магазина, и сетовала на отсутствие там необходимого букета витаминов для растущего организма, норовя потихонечку впихнуть между консервами и шматом «докторской» баночку с морской капустой. И с особой настойчивостью Раиса требовала, чтобы Женя прекратил всякое общение с «блохастой псиной».

Пес не заставил себя ждать. Косматая морда возникла из подворотни, встрепенула ушами и покосилась на Раису Леонидовну. Решив, видимо, что между привлекательностью сосиски и неприятностью управдома сосиска все же перевешивает по выработанной веками собачьей шкале измерения, Пес показался на свет во всей своей красе, по пояс взрослому человеку в холке (в холке Пса, а не взрослого человека). Бочком, бочком засеменил он вдоль стены крадущимся аллюром с поступью иноходца и за каких-нибудь двадцать метров от обожаемого Жени и заветной сосиски припустился наконец во весь опор.

Когда Пес в три скачка оказался у цели и заполучил обед, предварительно поздоровавшись с благодетелем тычком передних лап в грудь, дружбу человека и животного нарушил строгий голос:

– Ну вот, опять он своего зверя приманивает! Нет, вы посмотрите!

Женя и Пес присели от неожиданности и с довольно одинаковыми выражениями лица и морды обернулись на звук. Левая и правая старушки, как два дополнительных динамика Раисы Леонидовны, подтвердили – «приманивает, ой, приманивает, ага, опять, вот ведь опять». Женя покосился на Пса, а тот, не сводя глаз с Раисы, привел челюсти в движение, потому что главное в сосиске – успеть ее уничтожить.

– Как будто я не с ним разговариваю! – продолжала Раиса, и на верхушке ее горделивой осанки мелко подрагивал от возмущения тугой шиньон. – Евгений, не хочешь домашнему комитету отвечать – докатишься до суда присяжных. («Комитету, комитету!» – неслось из стереостарушек.) Я диких животных в нашем доме не потерплю! Здесь люди кошек выгуливают… и детей… домашних. Я с полицией свяжусь, помяни мое слово!

Женя похлопал Пса по боку, отсылая его отсидеться где-нибудь с проглоченной сосиской, и не нашел ничего лучшего, чем ослепительно улыбнуться во весь рот. Пес послушно отбежал за пределы двора, где начинались ряды гаражей-ракушек и теоретически заканчивались владения Раисы Леонидовны и ее скамеечных фрейлин. «Детей… милицию… кошки, кошки…» – причитали на флангах.

Поддаваться на провокацию не было смысла – противник превосходил Женю численно и обладал напором и бесконечностью аргументов, которые ничего не доказывали, но этим самым качеством отрицали возможность их оспорить. Прошагав к подъезду как ни в чем не бывало, Женя с умиленной улыбкой обвел взглядом притихших в ожидании пенсионерок и восторженно прокомментировал картину:

– Три девицы под окном пряли поздно вечерком! – таким образом надеясь убить сразу двух зайцев: неожиданно сменить тему и впечатлить знанием цитат из школьной программы. При слове «девицы» управдом задумчиво приосанилась и поправила прическу. – Я, Раиса Леонидовна, и сам полиция! – весело добавил Женя и прошмыгнул в подъезд.

– Молодежь пошла… рас-пу-щен-ная-я… – пробормотала Раиса и вздохнула. Ее мысли устремились против течения времени, в пионерский лагерь на берегу Черного моря, где сосны дышали свежестью и горн пел отбой в синих сумерках.

Женя повернул ключ в замке почтового ящика, и дверца неожиданно распахнулась под натиском толстого тяжелого конверта размера А4. Желтый пакет звонко шлепнулся на пол плашмя. Стены подъезда прошептали об этом гулким эхом до самого верхнего этажа. Привычная Женина жизнь разбилась вдребезги, пока еще ничего ему не сообщив.

Глава 2

Женя ничего не понимает. Вообще ничего

Кто мог обратиться к неизвестному художнику с крупным заказом? Самым серьезным Жениным достижением был дизайн рекламного плаката к сказочному фильму, который в результате так и не вышел на экраны кинотеатров, а незаметно прошел по телевизору и затем оказался на уцененных DVD в магазинах Евросети. Прочие Женины халтуры включали в себя роспись стен игровой комнаты соседнего детского сада, несколько уроков рисования с мальчиком на Рублевке, который через месяц решил, что предпочитает играть на бас-гитаре, и рисунок для листовок магазина электроники, превращенный нещадным ксероксом в невнятное черно-белое месиво. На секунду Женя заподозрил, что это розыгрыш веселых оперов из отделения, но тут же отмел версию по нелепости: если Шура и Гарик написали манускрипт на двести с лишним страниц только для того, чтобы подшутить над Женей, то еще неизвестно, кто над кем подшутил.

Помимо пачки листов с текстом, в пакете был небольшой запечатанный конверт, в котором от имени начинающего издательства «Энигма» Жене предлагалось превратить роман в комикс на выгодных условиях. Если условия Женю устраивали, он должен был передать эскизы на Чистопрудном бульваре 7-го апреля, подписать договор и получить аванс. Условия Женю более чем устраивали, но до седьмого числа оставалось лишь несколько дней. Название издательства в Интернете не фигурировало. В ответ на мейл приходил автоматический ответ о том, что главный редактор в отпуске и что контора официально начнет свою деятельность с седьмого апреля. Примерно такого же содержания сообщение произносил мужской голос на автоответчике «Энигмы». Указанный в шапке послания юридический адрес находился где-то в Солнцево, и ехать туда у Жени не было никакого желания. Чтобы принять решение, Женя устроился в кресле у окна, где любил читать отец, и открыл первую страницу манускрипта.