Читать книгу "Всемирная выставка в Петербурге - Марципана Конфитюр"

от раненой женщины, после чего Вера Николаевна и Роза были в таком шоке, а потом в таком восторге, что, хоть и планировали ликвидировать эту квартиру сразу же после того, как закончат с Синюгиным, решили отодвинуть меры конспирации, сохранить её ещё на несколько дней и пока не разъезжаться из столицы. Про Валентину забыли и думать. И вот она снова явилась...

Венедикт открыл дверь. Черт возьми, да, она, она самая!

— Доброго здоровья, Валентина Архиповна! Опять нас визитом почтили? Спасибо, что не даёте скучать Наташе, пока я на службе!

Он снял шляпу и повесил на крючок. Автопед и руль-трость поместил в специальный держатель у двери в прихожей.

— Стараюсь, Арнольд Арчибальдович! Наталья Кузьминична это такая милая дама, никак не могу допустить, чтобы она чахла тут в одиночестве! Вот зову её на суд сходить, преинтереснейшее зрелище намечается. Будут судить брачного афериста. Мой кузен присяжный, зал открыт, начало завтра! Думаю, будет не хуже кинематографа!

— Да я думал Наташеньку на острова свозить завтра, на пароходике покататься, — ляпнул Венедикт первое, что пришло в голову. — А вы сами в суд сходите непременно! Расскажете потом, что там случилось.

— В судах обычно весело, но душно, — вставила Роза. — Мне там кислороду не хватает.

— А вы Фёкле-то скажите, чтоб послабже шнуровала, — продолжила лезть не в своё дело соседка.

Фёклой по легенде называлась Вера Николаевна, игравшая роль прислуги при снимавшей квартиру молодой паре.

— Ах нет, так нельзя, так в Париже не делают, — томно выдохнула Роза, именуемая Натальей.

Она закатила глаза, и Венедикт восхищённо подумал, что у неё мастерски получается изображать скудоумную барыньку. Он бы от такой бежал подальше со всех ног. Жаль, что Валентина Архиповна не разделяет его предпочтений в людях...

Выложив им ворох всякой чепухи, соседка, наконец, дошла в своей бесцеремонности до того, что принялась расписывать, как духи, вызываемые медиумом с первого этажа, здорово могут помочь с наступлением беременности, ведь главной причиной скуки Натальи Кузьминичны было про её мнению, слишком долгое отсутствие ребёнка. Лишь через полчаса Валентину Архиповну удалось отправить восвояси: для этого Венедикту пришлось намекнуть, что он собирается приступить к производству потомства незамедлительно.

— Я думала, она никогда не уйдёт, — выдохнула Роза, закрыв дверь.

— Может, тебе к ней ходить и самой докучать? — предложил Венедикт, сам не зная, серьёзно или шутя. — Устанет от тебя и не придёт больше.

— Я с ума сойду! Только если Исполнительный Комитет решит, что это необходимо для дела, и мне прикажет... Ну как, ты нашёл его?

— Да.

С кухни вышла Вера Николаевна в костюме прислуги, совершенно не скрывавшем от проницательного взгляда ни её дворянского происхождения, ни блестящего ума, ни пылкого взора, ни женской красоты, которая и теперь, на пятом десятке, не была ещё утрачена совсем. Хотя на людях Вера Николаевна играла роль служанки Фёклы при паре молодожёнов, на самом деле именно она в силу своих и возраста, и характера, и опыта общего дела была главной в их ячейке.

— И что он?

— Что придёт — не обещал. Но и не отказался категорически. Я к нему примазался немножко, припугнул чуть, адрес сунул...

— Адрес? Ты дал ему адрес нашей квартиры?

— Ну да... Я подумал, что, если общаться с ним в общественном месте, то он может чем-нибудь возмутиться и поднять шум, привлечь полицейских. Мы ведь с вами ещё вчера решили, что, если Коржов пребывает в плену предрассудков, то нам может понадобиться длительная пропагандистская работа с ним. Для этого его нужно задержать при себе, ну а где это ещё удобнее сделать, если не на квартире...

— И всё же конспиративная квартира затем и называется конспиративной, что о ней не сообщают лишним лицам! — Критически заметила Вера Николаевна.

— У меня ж тут запасы хранятся! — добавила Роза.

— Однако согласитесь, что и ситуация у нас экстраординарная. Организация никогда не проводила операций подобной тому, что планирует предпринять с этим Михаилом! И потом, если так или иначе, мы планируем вводить его в свой круг, а в этой квартире не собираемся задерживаться более, чем ещё на одну неделю...

— Ладно, предположим, это так, — Сказала Роза. — А ты не говорил, кто мы такие?

— Нет, как раз постарался напустить таинственности, чтобы заинтересовать его.

— Хорошо, — сказала Вера Николаевна. — Пока ему о нас ни слова знать нельзя. Он ведь революционной необходимости не понимает. Так что для него мы — просто те, кто его мать чуть не убили... Или всё-таки убили?

— Он не плакал, так что, кажется, жива.

— Что ж, и это полезно для дела, — заметила «экономка».

— Я оставил там Федю, — сказал Венедикт. — У него физиономия неприметная. Он за Михаилом проследит, так что, если всё будет нормально, сегодня же мы будем знать, где он квартирует... Ах, да! Ещё важная вещь!

— И какая же?

— Не знает он.

— Чего?

— Да ничего!

— Как?!

— Да похоже, что жена ему ещё не рассказала. Кстати, я сегодня видел её рядом с ним, узнал: это та самая особа, которой сделала признание раненая пожилая работница. Так что тут всё точно, я не обознался.

— То есть, получается, ты это признание слышал, а от того, для кого оно предназначалось, его как раз скрыли, — заметила Роза. — Интересно, почему? Может, жена подумала, что раненая старуха бредит? Кстати, может, так оно и было, а?

— Со временем узнаем, — рассудила Вера Николаевна. — Только давайте не будем сразу отбрасывать вероятность того, что это всё-таки правда. Уж больно интересные перспективы откроются в этом случае! Мы ведь тогда с этим Мишей не просто Россию спасём! Нам тогда даже террора не понадобится!

— Дай-то Бог, — ответил Венедикт, перекрестившись

***

Ночью к ним пришёл Федя. Он работал фонарщиком, благодаря чему имел много свободного времени днём и мог, не вызывая подозрений, шляться по Петербургу в тёмное время суток и рано утром. Это был парень лет восемнадцати-девятнадцати, из образования имевший только два класса гимназии, но уже доказавший товарищам, что под рабочим картузом скрывается голова не глупее их, интеллигентов, а под синей косовороткой и чёрным суконным жилетом бьётся честное и отважное сердце. В организации Федя не то, чтобы состоял, но и не то, чтобы нет. Венедикт несколько месяцев