Читать книгу "Холода в Занзибаре - Иван Константинович Алексеев"

чесноком курицу. Валю вполне устраивала миссионерская поза – никаких выкрутасов, и он быстро, в несколько ударов покидал клетку похоти. Второе соитие было извинением за уход в ту жизнь, где любовнице места не было.

Как от тебя чесноком несет, как всегда с огромной скоростью выстреливала слова Гуля, когда Игорь возвращался домой. Как от настоящего еврея. Кротик, может тебе обрезание сделать? Тогда и за татарина сойдешь. Папа обрадуется, новую машину нам купит. А так ты ни то ни се, полукровка. А ты-то кто? – всерьез обиделся Игорь. А нам, татарам, все равно! Нет, мне правда интересно, горячо зашептала в ухо Гуля, никогда с обрезанными не трахалась! Она прилегла грудью на кухонный столик и, вздернув юбку, соблазнительно вильнула попой. Гошка гостил у деда с бабкой на Соколе, няня уехала в Любытино на похороны. Но боезапас был истрачен с Валей. Ну давай же, я умираю от нетерпенья. Вот что, маленькая, если ты… еще когда-нибудь скажешь о папиных деньгах… Гуля движением школьницы оправила юбку, ее большие зеленые глаза наполнились слезами, потекла, оставляя мутные серые разводы, тушь. То, что ты сейчас сделал, Несветов, ни одна нормальная женщина не прощает. Все! Пошел вон! Игорь сказал, что поживет у отца, а сам отправился к Вале, на Волкова. Через неделю пришел сдаваться. Гуля простила. Но, чур, с испытательным сроком! Будешь целый месяц, нет, целый год гладить спинку перед сном. До того или после того? Немножко до и множко после! Иди сюда скорей! Господи, как от тебя несет псиной! Но мне это даже нравится!

Аспирантка из Краснодара защитилась и уехала, оставив на память цветную фотографию, – Игорь обнаружил ее во внутреннем кармане пиджака, когда вернулся домой.

У Игоря вышло несколько статей, вот-вот должны были дать ставку старшего научного, а это уже кое-какие деньги. Но месячная выживаемость собак после ортотопической пересадки печени с наложением наружного венозного шунта с портокавальным анастомозом оставляла желать лучшего. У американцев уже шли одна за другой успешные пересадки печени на людях с выживаемостью больше года. Профессор считал, что синдром ДВС развивался из-за тромбоза сосудистых анастомозов. Игорь был того же мнения. Оправдываясь, ссылался на плохой присмотр за собаками (ночью в виварии никого не было), на просроченный гепарин, на дефекты наркоза, на отсутствие иммуносупрессоров и плазмы.

Накануне Олимпиады Гуля с помощью папы устроилась на кафедру факультетской терапии ассистентом и начала вести цикл по пульмонологии. Игорь наконец получил старшего научного, бросил подработку в Красногорской больнице, написал план докторской, но пока не утверждал – ходили слухи, что профессора – после смерти высокопоставленной внучки на операционном столе – попрут с кафедры. К пересадке почки – в то время единственной по-настоящему трансплантологической операции – Игоря не подпускали: там еще до него сплотился тесный кружок избранных. Стали поговаривать, что Несветов «пересидел» на собачках. Надо было искать новое место работы – здесь не сложилось. За восемь лет работы в институте он сделался хирургом-ветеринаром, с той только разницей, что ветеринары спасали собак, а он их истреблял; других же мест, где бы занимались пересадками, в Союзе не было. И это уже походило на судьбу, неправильную судьбу.

Лето прошло тихо, с купанием в Юрмале, где под приятный акцент бармена, потягивая через соломинку коктейль, можно было представлять себя европейцем. Благодаря Гафурову-старшему Игоря и Гулю поселили в мидовском коттедже. В номере стояла огромная кровать и зеркальный шкаф во всю стену. Гуля, находясь в позе наездницы, вдруг остановилась и сказала: Кротик, а может, и нам свалить? Обрушилась на мужа, подперла подбородок рукой, больно приладив острый локоток у него под ключицей. Только не в Израиль. Там одни жиды. А твой отец? – спросил Игорь. В зеркале млечно светились Гулины ягодицы. Хрен с ним, выкрутится. Что мы с тобой, их экзамен не сдадим? Зато потом… Представь, ты работаешь в шикарной клинике, у меня практика, купим дом рядом с океаном, у тебя огромная машина, у меня машина поменьше, а на выходные будем летать в Париж. Клево? Ты можешь узнать, с чего надо начинать? Документы всякие?..

Колесо отъезда со скрипом тронулось с места. Тетя Аня, младшая мамина сестра, вместе с мужем уехала в Израиль еще в шестьдесят девятом. Письма в Израиль и из Израиля шли долго. Пришел нотариально заверенный вызов. Первые визиты в Колокольный, к консулу в посольство Нидерландов. Бумаги, справки, копии документов, очереди к нотариусу. Отец, выйдя в отставку, работал начальником гражданской обороны в «почтовом ящике». Свидетельства о рождении – и мое, и мамино – он порвал. Пришлось восстанавливать – писать запросы в Омск и ездить в Витебск. Гуля ушла с кафедры на прием в районную поликлинику, я обосновался в виварии на ставке старшего лаборанта. Родители Гули помощь прекратили, жить стало не на что, тем более содержать няню – Гошку устроили в детский сад.

Враждебность мира сблизила нас, а наши ночные игры приобрели трагический многозначительный оттенок, как будто, занимаясь любовью, мы отстаивали права человека. Гуля достала календарь еврейских праздников, на Хануку приготовила гефилте-фиш – фаршированную щуку. Вместе записались на курсы английского и стали посещать ульпан. Разговоры по телефону подернулись вуалью конспирации. Самое важное стали писать на бумаге – весело перебрасывались через стол записками. Иногда ночами Гуля дурачилась: хочу, чтобы все по-настоящему! Вдруг евреи потребуют у тебя предъявить документ? И что ты им покажешь? Вот это? А потом, лежа у Игоря на груди и пощипывая у него волоски вокруг соска, жалобным голосом спрашивала: Кротик, а как ты думаешь, когда мы будем жить в Америке, должна я переспать с негром? Ну хоть разочек? Ты простишь меня? Говорят, они могут без перерыва кончать много раз. Это правда? Видишь, какая я честная. Потому что я тебя люблю. Потому что мы всех должны победить. Может, повторим неправильные глаголы?

От «уезжантов» требовали согласия родителей. «Согласие» Игорь добывал мучительно. В переговоры отец не вступал, говорил «нет» и запирался в комнате, принадлежавшей когда-то сыну. На кухне голосила Надя: добиваешься, чтоб отца с работы поперли! Потребовалось два месяца и пять визитов, чтобы выбить из него эту идиотскую бумагу. Гулины родители, как ни удивительно, согласие подписали сразу. Фархат Имранович, ставя подпись, пробурчал: люди вы способные, справитесь.

Посещать ульпан при Хоральной синагоге перестали быстро. В еврейской среде Игорь чувствовал себя неуютно, иврит на язык не ложился, еврейская история навевала тоску своей беспросветностью. И еще было совестно, оттого что целью была Америка – как будто собрался что-то украсть.

В ульпане Игорь и Гуля познакомились с Эриком Розиным, разговорчивым молодым человеком с рыжей шкиперской бородкой. Он был «в отказе» – работал прежде программистом и