Читать книгу "Другие животные - Анастасия Юрьевна Попандопуло"

потерял память, по-научному называется амнезия. Этот несчастный ничего не помнил. Даже про ребенка своего. И у моих, наверное, тоже амнезия. Долго я их ждала. Хорошо меня Арчик подкармливал, это пес, он на нашей же улице жил. Я с ним познакомилась, когда однажды с Викой гуляла. Он очень добрый, предлагал к ним житъ проситься, но я не стала. Как же я могу своих хозяев на чужих людей поменять?

— Слушай, Морковка, да ведь они тебя бросили. Неужели не ясно? Сколько таких собачек по осени одни остаются. Летом поиграют с ними на даче, а потом — адью!

— Точно, бросили. Сплошь и рядом такое, — загомонили, вскакивая, собаки

— Ни стыда нет, ни совести, — тявкнул крупный мохнатый пес. — А еще «люди»!

— Не правда, мои хозяева не такие! Они меня любили. Просто беда случилась. Вот вы слушайте дальше.

Крыс подбросил веточек в костерок и поплотнее закутался в рваную матерчатую сумку. Собаки покрутились и снова легли вокруг очага.

— Я пошла в город, — продолжила Морковка. — Я слышала, что Викина мама говорила про свой городской дом и все запомнила: и что он высокий в девять этажей, и про цвет, и номер подъезда, а главное, что рядом с домом автобусный парк и утром очень шумно. Я, правда, не думала, что в городе ТАК много домов и автобусных парков. Но, если очень-очень хотеть, то все получится. А я очень хотела!

— И нашла?

— Нашла! Все оказалось так, как я предполагала. Они потеряли память. Представляешь, утром я сидела, караулила у подъезда, и вдруг — Вика, — Морковка задохнулась от чувств, забила хвостом, прикрыла глаза, — выходит из подъезда с какой-то тетей. Я к ней.

— Ну? — нахмурился пес.

— Тетя эта испугалась, кричит «Фу, пошла!», зонтиком замахала. Вика ее за руку тянет, и говорит. «Пойдем скорее, а то опоздаем». И все. Они ушли Я, конечно, была не в форме — худая, грязная. Но, скорее всего, дело не в этом, просто амнезия. Потом я долго в их дворе жила, и мылась в луже, чтоб вид вернуть, и тявкала при встрече. Один раз только Викина мама сказала: «Смотра собачка на Морковку похожа». Я к ней побежала, а она дверью входной хлоп у меня перед носом.

— Слушай, — серьезно посмотрел на нее Филимон, — так нельзя! Ты должна признать, что они тебя бросили. Это правда.

— Нет, не правда. Меня не могли бросить. Я хорошая.

— Ты — хорошая, они — плохие, — стукнул лапой черный песик с ободранным боком.

— Эх, ребята, — протянула молчавшая до этого белая кудрявая собака. — Вот, говорят, есть на свете страна Ирий. Так там, уж если кто взял пса, все! На всю жизнь.

— Расскажи про Ирий, Пулька, расскажи, — запросили собаки.

— Что ж, хорошо, — Пулька села, встряхнула свалявшуюся шерсть, убедилась, что взгляды всего общества прикованы к ней, и начала. — Далеко на Севере, есть страна Ирий. Живут там только люди, собаки, козы и утки.

— А утки зачем? — тявкнул маленький вертлявый щенок.

— Не перебивай! — строго осадила его Пулька. — А то не стану рассказывать. Утки там живут для охотничьих собак. Чтоб те могли их гонять и получать удовольствие, ясно? Так вот. Люди там очень любят собак. Буквально жизни себе без них не представляют. Собаку заводят сразу, как только рождается ребенок. Ему дают щенка, чтобы они вместе росли. Вот они и растут, воспитывают друг друга, играют, на охоту ходят, или берут себе козу и пасут ее. Это тоже весело.

— А где собаки спят, предположим? — спросил пожилой хромой пес.

— Тут кто как любит, — ответила Пулька. — Некоторые собаки предпочитают жить на улице. Им тогда строят будки.

— Теплые? — уточнил пес.

— Разумеется, там ведь Север, а хозяева очень любят своих собак.

— Я б в доме хотел жить, — снова встрял щенок. — Говорят, в домах есть батареи, и от них тепло, как летом. И можно всегда видеть хозяина. А на улице пока он еще выйдет!

— Все сказал? — строго посмотрела на него Пулька.

Щенок поджал хвостик и забился в толпу слушателей.

— Конечно, те, кто хочет жить в квартире — живут в квартире. С этим проблем нет. Отдельно скажу про еду. Хозяева не экономят. Ежедневно мясо!

Собаки восхищенно заскулили

— Но это не все. Дают творог, молочные продукты, кашу только гречневую, овощи и зелень по необходимости. Но главное даже не это. Главное, что каждый вечер, все хозяева говорят своим собакам: «Спокойной ночи, мой хороший!» и чешут грудку.

Пулька замолчала, наслаждаясь эффектом.

— Ладно, — прервал тишину Филимон. — пора наведаться на помойку. Сейчас как раз все на работу ушли и мусор выкинули. Вперед!

Стая подхватилась и потрусила к выходу из гаражного кооператива, и дальше вдоль сумасшедших многоэтажных дорог к стоящим на взгорке домам. С этого дня Морковка стала странно задумчивой. Часто по вечерам она ложилась рядом с Пулькой и просила рассказать ей по Ирий. Подруга никогда не отказывала, и вскоре они стали мечтать вдвоем. Зима прошла тяжело. Необычайно сильные холода надвинулись на столицу. Как назло, соседние мусорки стали чаще убирать. Отходов на всех не хватало. А однажды, придя к своей излюбленной кормушке, собаки увидели, что она обнесена забором. Хуже того — невдалеке дежурила машина

— Вон они! Целая стая! — закричала какая-то женщина, высовываясь из окна.

Тут же из-за угла высыпали люди с сетками. Собаки заметались, пытаясь вырваться из ловушки. В тот раз все обошлось — никто не попался, но помойка была потеряна навсегда. Холода и голод ослабили псов. Стали они худыми, грустными. А в феврале заболела Пулька. Она лежала обессиленная на коврике у стены гаража и кашляла. Филимон и мохнатый Санька пропали на два дня, а потом вернулись вместе с невысоким полным человеком с пышными усами и добрыми глазами. Михал Михалыч, как его представил Филимон, взял Пульку себе, и обещал вылечить, а потом вернуть. Так Морковка временно лишилась подруги. Нет, она была очень раза, что Пульку вылечат, но без нее стало совсем не с кем поговорить про замечательную собачью страну. Все чаше Морковка сидела, уставившись на небо, все чаше отвечала друзьям невпопад

— Что с тобой происходит, — подошел к ней однажды Филимон

— Я решила уйти.

— Куда?

— Пойду искать Ирий. Понимаешь, нам бы только туда дорогу узнать. Если там так любят собак, может, и нас возьмут. Может, кто-нибудь из тамошних жителей согласился, чтоб у него жили две или