Читать книгу "Эпоха перемен 2 - Сергей Котов"

усами. Он прошёл Чечню, но каким-то образом умудрился избежать и ПТСР, и деланого осознания собственной важности и героизма, с которым ходили некоторые, гордо выпячивая жёлтые или красные планки ранений.

— А в этом заряде поражающие элементы имеют форму тора. Так они нанесут максимум ущерба мягким тканям, что рассчитано согласно показаниям скорости разлёта. В нашем деле ведь какой главный принцип, а? Всё для человека! — говорил он, разбавляя циничным юмором скучные лекции о различных средствах поражения.

На практическом занятии с огненно-штурмовой полосой командовал он и дикий полковник с РХБЗ.

Перед началом у меня никакого мандража не было. Да, опять беготня в ОЗК, зато, к счастью, совсем не долгая. Всего-то полоса на время — и всё, можно расслабиться. К тому же, норматив такой, что саму полосу можно было спокойно идти пешком. Ну, за исключением тех мест, где надо прыгать, само собой.

Подумаешь: немного напалма, пламени и дыма. С точки зрения требований по физической подготовке полоса не представляла большой сложности.

В таком спокойном состоянии я и побежал.

А накрыло меня в середине моста. Причем так сильно, что я вырубился на какое-то время и рухнул в ров с водой.

Очнулся уже на травке. Надо мной склонился усатый препод. Побледневший, но спокойный. Увидев, что я открыл глаза, он спокойно вздохнул, после чего поднялся и крикнул:

— Отработка эвакуации раненого! Носилки!

Через несколько минут я уже был в санчасти — одноэтажном деревянном строении, расположенном возле офицерской общаги. Меня осматривала врач-майор с немного странной фамилией Вагина. Ударение на первый слог.

Выслушав мои сбивчивые объяснения, она что-то написала в медицинской книжке и назначила мне витамины. Собственно, на этом весь инцидент был исчерпан.

Уже вечером, когда я засыпал в палатке, передо мной снова встала стена огня. Сброс зажигательного снаряда с «Бабы-яги». Мы были в штабе, и я видел, как горел Юрчик, командир разведки…

После того момента произошло столько всего: ядерная война, консолидация, борьба с интервенцией, выход на границы Европы. Принципиально новое оружие, о котором многие слышали и шептались, но которое категорически запрещено упоминать…

Отчаяние последних дней. Новая надежда, путешествие в прошлое.

То, что случилось со мной после мобилизации, должно было быть похоронено под всем этим. Но нет: самый первый момент, когда я сам, лично, на собственной шкуре почувствовал, что такое война — остался в памяти ржавым гвоздём.

И в самый неподходящий момент вылез, шандарахнув по голове запахом горелого мяса и животным страхом.

— Саня, ты чего? — Сеня Шанцев легонько толкнул меня в бок.

Мы спали в ряд на нарах, в составе языковой группы. У нас было просторно: китаистов осталось всего шестеро — Стёпа Внуков не сдал китайский и перевёлся на факультет журналистики, расположенный на «Маяковке».

Теперь вместо него группой командовал Семён.

Я знал, что Снегирёв выбирал межу мной и Шанцевым, мы оба были отличниками, но мне удалось отговориться от такой «чести».

— Да ничего вроде, — ответил я. — А что?

— Ты дрожишь весь… у тебя что, температура?

— Да нет у меня температуры никакой! — возразил я.

— Нет, точно? — с надеждой спросил Женя Скворцов. — Может, сходишь в санчасть, померяешь температуру, а?

— Я там уже был сегодня, — возразил я.

— Блин, и что? Не намеряли? — Женя разочаровано вздохнул. — Жаль, жаль… так бы карантин объявили… в нашей группе хотя бы…

— Никуда ты от кросса не денешься! — Вставил Игорь Скопцов.

— Всё, народ, хватит, отбой, — вернул инициативу Сеня. — А ты, Иванов, если что — не терпи, понял?

— Да понял, понял, всё в порядке… — ответил я.

После чего уснул.

К счастью, никаких снов мне не снилось.

После того происшествия на полосе я начал ходить в самоволки.

Парни иногда лазали по вечерам через забор, за пивом. Меня оно не интересовало — вот и не видел смысла рисковать.

А теперь всё же выбирался: просто побродить по лесу, подышать воздухом. Подумать о чём-то отвлечённом. Позаниматься цигун, в конце концов.

Ходил я всегда один. Иногда забредал довольно далеко: до Звёздного городка.

Там были пруды, в которых купались местные, и я тоже не мог отказать себе в удовольствии несколько раз окунуться. Дни стояли жаркие.

До конца лагерей оставалось ещё две недели. Время тянулось мучительно медленно. И вот: очередная пятница.

Дождавшись вечерней поверки, я свернул к нашей палатке. Честно предупредил Шанцева, что собираюсь в ПРБ. Тот обречённо вздохнул, но возражать не стал. Наоборот, прокомментировал: «У начальников курса сегодня бухач. Буряков проставляется, у него днюха сегодня…»

Я осторожно, тенью, добрался до столовой. Потом вышел на поле возле огненно-штурмовой полосы, где над забором не было «колючки». И там чуть не подвернул себе ногу, споткнувшись о какую-то корягу.

Ругаясь, я поднял деревяшку, чтобы рассмотреть её в лунном свете: фонарик включать было нельзя никак. На ощупь она была удивительно гладкой, тщательно обструганной. С утолщением на конце.

Только через пару секунд я сообразил, что именно держу в руке.

В Университете была одна очень странная традиция, связанная с лагерями. Одна из тех военных традиций, которые вроде бы недостойные и пошлые, но удивительно живучие. Вроде питерской привычки выпускников военных вузов до блеска натирать тестикулы коню под Петром.

В конце последних лагерей, на третьем курсе, пацаны массово строгали деревянные фаллосы, из любых подручных материалов, и размещали их за день до отъезда в самых неожиданных местах: на флагштоке над штабом, посреди плаца, в клумбах у столовой.

Говорят, самые креативные вставляли огромные красноголовые коряги в стволы гаубиц. И даже перекрашивали соответствующим образом макеты ракет.

Руководство лагеря, само собой, каждый год пыталось пресечь это безобразие или, на худой конец, наказать виновных. С переменным успехом.

Иногда размещение фаллосов сопровождалось написанием стишков, тоже в самых неожиданных местах. Один из них мне запал в память ещё с того, дальнего прошлого:

'Сюда я больше не ездун, и не ездок, и не ездец.

Последним лагерям ***'.

Мне достался один из фаллосов, оставленных старшим курсом. Такие в довольно широком ассортименте валялись по здешним полянам.

На какое-то мгновение я подумал, что, может, мне не стоит ходить в этот раз. Что это было предупреждением мне. Но потом представил, что вернусь в палатку, устроюсь под дружное сопение одногруппников под колючим одеялом и буду думать… о чём? О будущем, которого больше нет? О той моей прежней жизни, которая закончилась так неожиданно?

Стало как-то