Читать книгу "Тайны Пантеона - Марина Суржевская"

так уж и страшна.

Я сгребла их в кучу, намереваясь швырнуть с высоты своего окна, но остановилась. Холод карцера все еще царапал мои кости. Даже еда и лаваторий не сумели изгнать его.

Выкидывать одежду инквизиторов я не стала. Но отказывалась считать это поражением. Королевы не сдаются, они стратегически отступают. Если противник сильнее, то нет смысла бунтовать. Надо сделать вид, что принимаешь вражеские условия. А потом…

Потом…

Увы, «потом» у меня существовало лишь в виде мечтаний, от которых было мало проку.

Вместе с одеждой у меня забрали и телефон, оказалось, что адептам-новичкам его выдают лишь раз в две недели. Правда, об этом я почти не сожалела. Спустя означенный срок я увидела на своем экране несколько сообщений от Марка и Адама – сокурсники удивлялись, куда я исчезла, и правда ли, что Кассандру Вэйлинг перевели в академию Неварбурга, да пожелание от отца. Родитель призывал меня сохранять благоразумие и слушаться наставников Кастела. Ну и сообщения Дамира, конечно.

Так и не отправив ни одного ответного письма, я отдала телефон обратно.

За три месяца я не смирилась с порядками этого военного учреждения, но сделала вид, что следую им.

Сейчас, допив одним глотком чай, я окинула быстрым взглядом адептов и, не увидев ничего интересного, покинула гостиную. Все же сытость способствовала хорошему настроению, так что в свою комнату я поднималась почти довольная. Увы, мои роскошные апартаменты остались в Аннонквирхе, Кастел выделил мне лишь одну комнату. Да, достаточно просторную, чтобы в ней поместилось все, необходимое адепту, но слишком маленькую для Кассандры Вэйлинг! Мои просьбы и требования о смене жилья натыкались лишь на усмешки и угрозу переселить меня в карцер.

Повернув ключ в замке, я толкнула дверь и дернула цепочку настенного бра. Тусклый свет плеснул жёлтой краской на узкую кровать, шкаф и стол, обозначил углы и контуры. За окном без занавеси плескался вечерний свет, но словно бы не желал проникать в Кастел, отчего в этом месте всегда царил полумрак. Я расстегнула пуговицы надоевшего мундира, скинула его на стул, сбросила ботинки. С наслаждением распустила волосы. Убранные в косу или пучок пряди – еще один строгий закон академии инквизиторов.

При виде меня Опиум заверещал, и я закатила глаза.

– Иду я, иду! Я помню, что тебя тоже надо кормить. Хотя бы иногда…

Крысеныш сидел на столе, в окружении талмудов и учебников. Оказалось, что мне достался невероятно свободолюбивый питомец. Находиться в клетке крыс отказывался наотрез, а когда я пыталась его там запереть, грыз прутья, верещал и шуршал опилками, не давая мне спать или учиться. Он проделывал это до тех пор, пока я не открывала дверцу клетки и не выпускала Опиума на волю.

Выбравшись из заточения, крысеныш шел обследовать комнату, а может, устремлялся и за ее пределы, потому что несколько раз я не находила его в своих покоях. Когда это случилось впервые, я лишь обрадовалась, решив, что гадкий питомец исчез. Но утром Опиум обнаружился в моем шерстяном носке, забытом в углу. Свернувшись внутри, малыш сладко спал. На его шкурке блестели крупинки сахара и хлебные крошки, которые он неизвестно где раздобыл.

С тех пор мой носок стал его любимым убежищем, а клетку я запирать перестала, поняв, что это бесполезно. Ночами Опиум отправлялся гулять по Кастелу, но каждое утро возвращался в носок отсыпаться. И я махнула рукой на похождения свободолюбивого крыса. Меня это даже устраивало, потому что порой я забывала, что звереныша надо кормить. Опиум тоже понял, что ему досталась нерадивая хозяйка, и решил самостоятельно озадачиться своим пропитанием и времяпровождением.

Можно сказать, что мы достигли согласия.

Приоткрыв окно, я глянула вниз. Кирпичные стены тянулись между башнями и подступали к замку. Моя комната располагалась в северной башне, из окна я видела южную и западную, восточную скрывал шпиль замка, под которым блестел циферблат часов.

Очертания самого замка тонули в подступающих сумерках, холодный ветер трепал полотна на флагштоках. Три короны – символы трех столиц империи – и рядом развевающееся знамя инквизиции. Я с досадой поморщилась, отворачиваясь. И снова посмотрела в сторону южной башни. Весеннее тепло заставило многих адептов приоткрыть окна, впуская в духоту комнат свежий воздух.

Опиум за спиной снова заверещал, требуя угощение.

– Да иду я!

Зверёк встал на задние лапки и застыл, не сводя с меня напряжённых блестящих глаз. Длинный хвост изогнулся вопросительным знаком.

Я насыпала в миску овса и проса, сунула лист салата. Усы Опиума задергались.

– Вот еда, видишь? Я не забыла. Но не надейся, что ты мне нравишься, – буркнула я, когда крысеныш уморительно сложил на животе лапки. – Ты по-прежнему жуткая неприятность, от которой я мечтаю избавиться!

Белые усы повисли, словно зверек изобразил недовольство. Я фыркнула и поставила миску на пол.

– Ну? – спросила, когда Опиум не двинулся с места. – Почему не ешь? Думаешь, я буду тебя уговаривать?

Крыс повел мордочкой и заверещал, игнорируя угощение.

– Да что с тобой? Яблок нет, не жди и ешь, что дают! Тоже мне, привереда! – возмутилась я. Крысеныш снова встал на задние лапки, и я, не выдержав, вытащила припасенное яблоко, отрезала кусочек и сунула зверю. Опиум заворчал и принялся есть. Я закатила глаза.

– Нельзя лопать только яблоки! Завтра не дам, даже не надейся.

Крысеныш насмешливо фыркнул, и я отвернулась, не желая признавать, что проиграла сражение с крысой. Снова.

Вернувшись к распахнутому окну, залезла на подоконник. Подо мной была пропасть и каменные плиты, в стыках которых даже трава не росла. Я свесила ноги вниз, раскачиваясь на краю. Вытянула руку, сложив ладонь лодочкой.

На миг я представила, как в ней сгущается часть чужого Духа, складываясь лепестками в цветок лотоса.

Сжала кулак.

Нет. Больше никогда.

Я закрыла глаза, позволив себе вспомнить. Темные как ночь глаза и мягкую заботу человека, меньше всего подходящего на эту роль. Если бы я могла просто поговорить с ним… Просто посидеть рядом. Просто увидеться.

Но… невозможно. Нельзя.

Я разжала ладонь, которой жаждала ощутить чужое прикосновение. И открыла глаза, не позволяя себе утешиться даже воспоминаниями.

Я слишком хорошо помнила слова Аманды в тот день, когда меня переводили в Кастел. Архиепископ соизволила позвонить и сухо сообщить о том, что сегодня же мне нужно собрать свои вещи и покинуть Аннонквирхе.

– Кассандра, это приказ, – холодно оборвала она мои возражения. – Не буду напоминать о том, кто ты. Твои линии нестабильны, а разрыв увеличивается, это значит, ты можешь причинить вред и себе, и окружающим. Неужели ты хочешь навредить этому милому