Читать книгу "Под крылом Ангела - Алиса Лунина"

— Междометие! — закончила фразу Бася и смачно ругнулась. — Примерно такое.

Эд ошалело посмотрел на нее:

— Ну, знаешь, не ожидал от тебя!

— А я и так могу, представь себе! — отрезала Бася.

Эд укоризненно покачал головой и строго заметил:

— Ты ставишь мне в вину мою занятость и стремление сделать карьеру, но разве ты сама не свихнулась на своих книгах и популярности?

— Неправда! — слабо запротестовала Бася. — Личная жизнь для меня на первом месте!

— Ты действительно в это веришь? — ухмыльнулся Эд, и его ухмылка оскорбила ее до глубины души.

— Да если хочешь знать, с тех пор как мы встретились, я не написала ничего приличного, потому что была переполнена любовью и у меня не оставалось сил на работу! — с горечью воскликнула Бася.

— Очень плохо, — пожал плечами Эд. — Извини, но я не могу позволить себе настолько раствориться в чувствах, чтобы забыть обо всем остальном! И потом, Барбара, жизнь — это не дамский роман!

Бася поперхнулась: какого черта он себе позволяет?!

— Кроме того, проблема в том, что ты сама не знаешь, чего хочешь! — продолжал Эд. — Я уж не говорю о том, что тебя вообще никогда не интересовало, чего хочу я!

«Потрясающая способность перевернуть все с ног на голову и обвинить в происходящем другого! — усмехнулась Бася. — Мало того, что он меня бросает, даже не стараясь обставить это хоть как-то изящно, так еще и утверждает, что во всем виновата я сама! Нападение — лучшее средство защиты, так, что ли?»

— Эд, если у нас много претензий друг к другу, не значит ли это, что нам лучше расстаться? — Она задала вопрос спокойно, хотя в конце фразы голос сорвался.

— Ну что ж, — сдержанно кивнул Эдуард. — Возможно, так будет лучше для нас обоих.

Бася заставила себя улыбнуться. Его прицельная стрельба достигла цели, и она, можно сказать, оказалась убита наповал.

Как больно и трудно дышать… Почему-то вспомнился фильм «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?». Она — хрипящая, загнанная лошадь. Больно…

Еще никогда ее не бросали, сама она расставалась с мужчинами легко и безболезненно, иногда чувствуя признательность и благодарность, но чаще ничего не ощущая, кроме равнодушия.

А ведь были случаи, когда мужчины валялись у нее в ногах, умоляя остаться. Она вспомнила сцену разрыва с Павликом, его бледное лицо, мольбы и угрозы, ярость и слезы, собственную неловкость и неприятное чувство вины: «Ах, бедный мальчик! Мне жаль тебя, но… Нельзя заставить любить. Прости, я не смогу…» И вот теперь она на собственной шкуре узнала, каково это — быть отвергнутой.

А может, эта боль — плата за счастье? Вот было огромное невероятное счастье, которое не дается просто так, и теперь она должна заплатить за него болью? Или это возмездие, плата за то… За что, черт побери?! Ну, хотя бы за то, что она так обошлась с Павликом.

Ладно, у нее еще будет время подумать и разобраться со всеми «за что» и «почему». Пока надо где-то взять силы, чтобы встать, гордо пройти по залу, дойти до машины и уехать к чертовой матери.

Бася вспомнила сцену из фильма про загнанных лошадей: один из участников танцевального марафона падал, потеряв силы, рефери склонялся над ним и начинал считать. Самое главное было успеть встать, пока не сосчитали до десяти.

Один, два, три, четыре… Ну, давай, ты должна!

Пять, шесть.

Она встала.

— Куда ты? — вскинулся Эд.

Семь. Восемь.

Вышла из зала. Не забываем идти с высоко поднятой головой.

Десять. Уже в машине. Завела мотор — и понеслась вдаль!

Сложно, конечно, в одной главе оформить всю драматургию их отношений, передать нюансы, выписать обертона… Получается довольно сухо, что-то в стиле Шелли: «Они встретились. Они расстались. Чего же более?»

Ну вот так…

* * *

Бася остановила машину на набережной у Академии художеств и только тогда дала выход эмоциям. Она рыдала с чувством и надрывом, по-бабьи — в голос! Перед глазами, как в калейдоскопе, мелькали картинки прошлой жизни — их с Эдом свидания, путешествия…

Кончено, надо разбить этот чертов калейдоскоп, постараться стереть из памяти, но… Как это возможно?

И вновь взахлеб и навзрыд, с соплями и причитаниями…

Подумать только — в первый раз она полюбила, захотела прожить с этим мужчиной всю жизнь, а он бросил ее! Да как он смел так с ней поступить!

Отчаяние сменялось гневом, потом вновь накатывала тоска…

Раздался звонок сотового. Меньше всего Бася сейчас хотела с кем-нибудь разговаривать, однако на вызов ответила.

— Алло!

— Тварь! — вместо приветствия проговорил голос в трубке. — Ты подлая, бесстыжая тварь!

Опять оно, с металлическим, искусственным голосом.

— Да что вам от меня надо? — крикнула Бася.

— Я тебя убью! — сразу с места в карьер заявила трубка.

— Это становится предсказуемым! Придумали бы что-нибудь новенькое!

— Все равно убью! — пообещали ей с еще большим апломбом.

— Знаете, а я была бы вам благодарна! — Бася не смогла сдержать нервный смех.

На том конце провода замолчали, видимо, обдумывая ее неожиданное заявление, потом собрались с ответом и сообщили:

— Ты за все заплатишь!

— Вы больны! — крикнула Бася и нажала отбой.

Накатила новая волна рыданий, просто девятый вал какой-то. Почему мир так жесток и несправедлив к ней? Прорыдавшись, Бася вышла из машины.

Броситься, что ли, в Неву? Утопиться? Не выйдет — придется сначала лед продолбить. И неприятно — там холод такой… Да и вообще не выход. Глупо как-то кончать с собой. Это же чистая классика жанра! Бася вспомнила, как Павлик заявил, что покончит с собой, а она расхохоталась:

«Но это глупо, детка!» Теперь вот сама до чего дошла — на полном серьезе собиралась долбить лед головой! Нет, это не вариант. Но если подумать — что такое страшное и непоправимое произошло? Эд ее бросил, подумаешь!

Бросил!

— А-а-а, — опять заголосила на луну Бася.

Господи, откуда в ней столько слез, выревела уже, кажется, годовой запас!

Она вернулась в машину за сигаретами, закурила… Вроде успокоилась.

Надо как-то жить дальше, найти в себе силы… Но как? Сосредоточиться на работе, писать, писать… Переплавить страдание в творчество… Ее ждут новые книги, успех и почитатели… Но зачем ей все это, если в ее жизни не будет Эда!

Мобильный телефон просигналил, что пришло эсэмэс с анонимного номера. Три слова: «Лесневская — чертова сука!»

Ясно, опять оно, маньякам неймется! Кому она так насолила? И ведь не успокаивается, мерзость этакая!