Читать книгу "Пьесы. Статьи - Леон Кручковский"

пожалуй, более глубока. В конечном итоге правда все же остается на стороне Яна, а не его товарищей. Кручковский действительно предостерегает от легковесного оптимизма, от иллюзии немедленного разрешения всех трудных жизненных коллизий. Но он не зачеркивает надежд на будущее. Пусть первая попытка Яна осуществить гуманистический идеал оказалась неудачной. Но это только начало, это только первый день свободы. Ян отбрасывает в сторону карабин с верой в то, что обстоятельства, заставившие его выстрелить, больше не должны повториться.

В этом направлении размышлял над образом Яна сам драматург. Отвечая на вопрос зрителей, входило ли в его намерения показать банкротство гуманистической идеи Яна, Кручковский говорил: «Индивидуальные попытки преодоления закономерностей, управляющих общественными конфликтами, обречены на неудачу до тех пор, пока существуют антагонистические отношения, социальные (классовые) или национальные. И все же такие попытки надо предпринимать! Даже несмотря на свое поражение, они прокладывают путь окончательной победе гуманизма. Я убежден, что в жизни Яна попытка, которую я показал в «Первом дне свободы», не была последней».

Общепризнанно, что в пьесе Кручковский исходит из марксистского тезиса о свободе как осознанной необходимости. Но мало сказать о философском ядре пьесы только это. Драма действительно утверждает исторический детерминизм человеческой личности. Но она является и яркой художественной полемикой с фальсификаторами марксизма, считающими, что марксистская философия отрицает свободу личности и тем самым не оставляет места для морального выбора, для каких-либо духовных ценностей, в том числе этических. На самом же деле марксистское понимание истории и места в ней человека никогда не было фаталистичным. В. И. Ленин писал о том, что «идея детерминизма, устанавливая необходимость человеческих поступков, отвергая вздорную побасенку о свободе воли, нимало не уничтожает ни разума, ни совести человека, ни оценки его действий. Совсем напротив, только при детерминистическом взгляде и возможна строгая и правильная оценка, а не сваливание чего угодно на свободную волю»[1].

Не «право произвольного выбора», как полагают некоторые критики, а разум и совесть руководят поступками Яна и тогда, когда он вступается за немецких девушек, и тогда, когда он стреляет в Ингу. Мир может стать другим, и это зависит от нас, убежден Ян. Его действия направлены на изменение соотношения между свободой и необходимостью, которое вовсе не является постоянным, в пользу свободы. Восстание Яна против ненависти, разделяющей людей, за расширение сферы свободы на этот раз терпит поражение, ибо гуманистические усилия героя обособлены, предприняты без учета логики конкретной исторической ситуации, законов борьбы в мире, расколотом на враждебные лагери. Поражение Яна — источник его личной трагедии, корни которой в общественно-политической, исторической реальности. Гуманистические представления Яна о нравственном долге и справедливости приводятся в соответствие с этой реальностью его выстрелом, сражающим Ингу. Вспомним, как в аналогичной ситуации убивает свою первую любовь — пленного «беляка» — Марютка, героиня известного рассказа Бориса Лавренева «Сорок первый».

«Такие люди, как вы и я, должны жить свободными, счастливыми. Как вы сказали: с гордо поднятой головой. Разве это уже невозможно?» — говорит Инга Яну. Такая жизнь еще невозможна, отвечает своей пьесой Кручковский. Невозможен «общий очаг» Инги и Яна, людей, которых разделила история. Мертвый, уходящий мир цепко держит живую душу Инги, отравив ее ненавистью и к прошлому и к настоящему. «Уходящий мир не был моим миром, я ненавидела его, может быть, не меньше, чем вы… И все же он был мой. Мой». И она погибает вместе с этим миром.

«Первый день свободы» можно назвать философской дискуссией о свободе и гуманизме. Она начинается сразу, с поднятием занавеса. Уже в первой сцене сформулированы два полярно противоположных понимания свободы — анархическое Павла: «Хочу — значит могу» и Яна: «Могу, но не хочу. Я считаю, что это и есть свобода». Это исходные позиции, которые будут обосновываться психологически и ситуационно, уточняться и видоизменяться с развитием действия. И каждый из вновь появляющихся на сцене действующих лиц примет участие в многоголосой дискуссии, внося в нее свои аргументы, свое понимание проблемы, не лишенное субъективной правоты и частицы объективной истины. Дискуссия эта — в отличие от предыдущих драм Кручковского («Возмездие», «Немцы»), где завершающий диспут был идейным фокусом драмы, — реализуется в действии, выливаясь в финале в открытый трагический конфликт. Действительность вносит решающую поправку в исходную концепцию Яна — концепцию осознанной ответственности за принимаемые решения. Необходимо в определенных исторических ситуациях принимать решения вопреки желанию, хотя и не вопреки разуму и совести. Признанием такой необходимости звучит финальный выстрел Яна.

Драма «Первый день свободы» имеет и еще один философский аспект, связанный с образом Анзельма. После Яна и Инги Анзельм — главный участник философского диспута о свободе. Участие Анзельма в развитии действия ничтожно, но очень важна его роль как партнера в идеологическом споре. Анзельм — проповедник антиобщественной природы человека, носитель окарикатуренной экзистенциалистской идеи «абсолютной» личной свободы. Такую свободу он имел на протяжении пяти лет в немецком концлагере, поскольку там ситуация принуждения освобождала его от бремени ответственности, от необходимости принимать какие бы то ни было решения. По Анзельму, человек тем более свободен, чем меньше он должен выбирать. Свобода в несвободе — таков парадокс Анзельма. «Освобожденные от иметь, мы могли теперь только быть. Это было прекрасно… Я был свободен, поскольку ни любовь, ни горе не имели надо мной никакой власти». Свобода от общественных связей и даже от всех человеческих чувств — вот антигуманный идеал Анзельма, недостижимый в условиях человеческого общежития и обретенный им лишь в изоляции от реальной жизни, за лагерной оградой.

Действительность обнажает порочность принципов Анзельма. На поверку оказывается, что нельзя стоять «возле» жизни, нельзя уйти от нее, разве что в небытие. Прямым следствием целиком скомпрометированной в глазах окружающих позиции Анзельма является признание им абсурдности человеческого существования и ожидание смерти. «В сущности, все мы ждем одного — каждый своей пули» — к такому тоскливому итогу приходит герой, потерявший всякие нравственные критерии. А ведь своей гадливой философией пассивного приспособленчества он надеялся осчастливить мир.

Бессмысленна, лишена конечной цели «абсолютная внутренняя свобода» Анзельма. Убедившись в этом, он сжигает свою рукопись — «такие книжицы не заслуживают ничего лучшего, даже если бы они содержали рецепт спасения мира». Индивидуалистический бунт Анзельма, генезис которого в беспросветно нищенских условиях его довоенного существования, в неосуществленной мечте «иметь что-нибудь» или «быть кем-нибудь», потерпел полный крах.

«Первый день свободы» — драма острой и напряженной мысли. Это обусловило художественную структуру драмы — резкую смену ситуаций, в которых проходят суровую проверку этические принципы героев, отточенный, афористический диалог. На основании сходства художественных структур многие критики сближали драму Кручковского с экзистенциалистской драмой предельной «ситуации», мастером которой является Ж.-П. Сартр. Но между ними есть принципиальное различие. Прежде