Читать книгу "Игра в «Городки» - Юрий Николаевич Стоянов"

к попсе и шансону отношусь сдержанно.

Так что его не вдруг осенило: дай-ка, сочиню мюзикл!

Свободное время он проводил у рояля, играл, не зная нот.

И Дениса не зря потянуло в музыку, она постоянно звучала дома у Олейниковых.

Именно Денис подарил отцу компьютер, выдававший партитуру сыгранной мелодии. Мне нравились джазовые и рокерские куски. А попсовые — нет: «Илюх, ну это чистой воды „Сан-Ремо-67“! А этот „Сопот“ тебе зачем?»

Тем не менее он написал много талантливой музыки.

Хотя сюжет, который Илья положил в основу мюзикла, меня смущал. Действующими лицами были Пророк, Старик, Голос и так далее. И все это вместе в подзаголовке именовалось

«Притчей о блудном веке».

«Попытайся, — говорил я, — рассказать простую и яркую историю, а не высокопарную, да еще и с потаенным смыслом. Тогда есть шанс, что получится шлягер». Но Илюша нуждался в поддерживающих словах и слышал только их. Он хотел, чтобы мне понравилась его музыка. И я, признаюсь, этим пользовался: когда было надо, хвалил, а если хотел уколоть — ругал.

Это были отношения двух мужиков. Разве один рассчитывал, что другой умрет? Мы жили обычной жизнью, не думая, что потом придется вспоминать ее в мемуарах. Поэтому она разная была. Вот и вся правда…

Набирал артистов и репетировал Илюха в Минске. Там дешевле и выгоднее. Я приехал туда, увидел вокруг него много людей. Спросил:

— Илюшенька, а бизнес-проект у вашей истории есть?

— Да, посмотри.

Это была красиво отпечатанная книжка, где мюзиклу Ильи гарантировались пятитысячные залы, в которых надо играть пять раз в неделю круглый год.

— Илюша, а где эти многотысячные дворцы? — уточнил я.

— Ну… везде. Уже все договорено.

Он был так одержим созданием мюзикла, что экономическая составляющая перестала его интересовать. Илья доверился чужим людям, воспользовавшимся его наивностью и горячей верой. Во имя постановки он продал квартиры, в которые вкладывал сбережения в конце девяностых.

Мюзикл делали, равняясь на самую высокую планку, заказали бродвейского уровня декорации, невероятно красивые костюмы… Поверьте, мне есть с чем сравнивать. Оборудование закупали с нуля. Главные роли играли Илья и Коля, его коллега по эстрадной «четверке». Лелику советовали взять звезд, называли фамилии Боярского, Басилашвили…

Саша Абдулов вроде бы хотел помочь, но заболел.

Илюша ни на чем не экономил. Он хотел, чтобы рванула «бомба». Я не могу выступать критиком в этой истории.

Мюзикл был слишком дорог близкому мне человеку. Посравнению с вложенными деньгами, личными жертвами, эмоциональными затратами мое мнение не имеет значения.

Но я видел: происходит что-то не то. И как обычно, не мог сформулировать…

Мюзикл не пошел. Теперь понимаю: рядом с Илюшей не было сильного продюсера, единомышленников, искренне переживавших за общее дело. Не может все вытянуть один человек, даже с женой. Постановка мюзикла — серьезный бизнес, развитие которого в нашей стране затормозил трагический шлейф «Норд-Оста». Слово «мюзикл» у нас ассоциируется с трагедией.

Но я считал себя не вправе влезать в ситуацию с постановкой, отговаривать, давать советы, потому что видел:

«Пророк» стал для Ильи делом жизни, он попросту не услышал бы меня.

А дальше… Я пришел на спектакль. Мне очень многое понравилось. Вопросы к либретто по-прежнему были. Ну и что? У меня и к Островскому есть вопросы. Это нормально. И не в качестве истории была причина, по которой мюзикл забуксовал. Огромная машина требовала бесконечных вливаний, ежедневных спектаклей, затратной рекламы. Замкнутый круг невозможно было разомкнуть без профессионального продюсирования, к которому Илья не имел отношения.

Когда он принял решение закрыть мюзикл, на него больно было смотреть. Илюша выносил и произвел на свет это дитя. Он связывал с ним надежды, он любил его. А дитя оказалось нежизнеспособно, и он, его создатель, никак не мог на это повлиять… Мужика такое не может не подкосить. Он стал угрюмым и подавленным.

— Илюшенька, — спрашивал я, — а как же с костюмами, декорациями?

— Да там они все валяются, на складе.

В последние годы я предлагал:

— Может, попробовать переосмыслить все на камерном уровне?

— Не хочу об этом говорить, — отвечал Илья.

Не то чтобы он не хотел обсуждать тему со мной. Ему вообще было больно говорить о мюзикле.

Для кого-то Илья — человек, написавший мюзикл «Пророк». Но для меня и, надеюсь, для большинства он — человек с грустной улыбкой, уникальный артист и выдающийся партнер, в паре с которым мы создали безаналоговую, беспрецедентную, веселую и грустную энциклопедию российской жизни, охватывавшую два десятилетия. Всего полгода «Городок» не дожил до юбилея…

Работать с Ильей после «Пророка» было непросто. Он изменился, стал жестко относиться к тому, что делал.

— Как я выгляжу?! Отвратительно!

— Что ты говоришь ерунду?! — возражал я. — Ты вы глядишь замечательно.

Спектр похвал в мой адрес тоже ужался до минимума.

— Илюш, как я играл?

Он делал тяжелый выдох, уставшее лицо:

— Запомни, ты уже давно не можешь играть плохо.

Эту фразу я слышал последние десять лет существования «Городка».

— Есть замечания? — на всякий случай спрашивал я.

— Нет. И не будет.

Он очень старался себя преодолеть. Искал спасения в кадре, опять заговорил, как для него важен «Городок». Но шести съемочных дней было мало, чтобы вытащить его. Ему требовалось работать тридцать дней в месяц. А как, если за время, что он занимался мюзиклом, мы попрощались с эстрадой? Я очень жалел об этом. Мне и сейчас кажется, что в нашей паре таились богатейшие эстрадные резервы.

Илья соглашался на участие в комедиях — лишь бы работать, работать, работать… Свои роли он всегда играл честно и, кстати, писал замечательную музыку к фильмам. Уж какие получались фильмы — вопрос к режиссерам.

А потом выяснилось, что он болен. Они с Ирой съездили отдохнуть в Египет. Вернулись, мы приступили к съемкам. Сюжет играли смешной: женщина прячет любовника в шкаф, потому что возвращается муж. Мне больше всего понравилось в этой истории, что события происходят буднично, привычно и неторопливо. Любовник надевает тапочки, идет к шкафу, где у него уже давно знакомое, обжитое место, стоит стул. «Фонарик, — говорит он, — и книжку мою дай». Она протягивает ему фонарик и книжку. «Что, горшок было трудно вынести с прошлого раза?» — кричит он ей.

И вдруг после нескольких дублей, когда понадобилось повысить голос, Илюша начал сипеть. Голос уходил из него буквально на глазах.

«Господи, зачем я заставил его орать!» — ругал я себя.

Илюша раньше не терял голоса. Он у него был не мощный, но крепкий.

«Ну вот, съездил на курорт, поменял климат», — ворчал я.

Как человек опытный, перечислил таблетки, которые