Читать книгу "Цыганская невеста - Кармен Мола"

можно принять за хакера высшей квалификации. Не парень-интроверт, которому проще с компьютерами, чем с людьми, а симпатичная бабулька — ей давно минуло шестьдесят, — без внуков, из тех, у кого всегда найдутся советы и средства от простуды и головной боли, из тех, кто угощает подруг собственноручно испеченными кексами и убивает свободное время, разгадывая кроссворды. Но стоило ей сесть за клавиатуру, как она преображалась. Если кто-то и мог узнать все, что есть в Сети о Сусане Макайе, то только она.

— Когда будете обыскивать ее дом, проверьте, есть ли там компьютеры, планшеты и тому подобное. Я посмотрю ее социальные сети, что-нибудь найдем, — закончила она.

— Я верю в тебя, Марьяхо, — сказала Элена, прежде чем повернуться к Ордуньо. — Я хочу, чтобы вы проверили записи с камер вокруг подъезда Сусаны.

Ордуньо, кивнув, записал.

— Что у нас с местом, где был найден труп?

— Кроме сумки жертвы мы подобрали пластиковый пакет с пятнами внутри, видимо кровавыми, но, конечно, это может оказаться кровь от телячьих стейков, а также окурок…

— Ничего более перспективного?

— Слепки со следов. Четких и глубоких. Почти наверняка принадлежащих тому, кто нес Сусану, то есть убийце. Ботинки мужские, размер сорок пять. Все отправлено в лабораторию.

— Полицейский, который прибыл раньше нас, ничего интересного вам не сообщал?

— Да такой, будь он даже свидетелем преступления, не смог бы сообщить ничего интересного. — Ческе коллега из полицейского участка в Карабанчеле явно пришелся не по душе. — Не представляю, как таких придурков берут в академию.

Элена пропустила замечание подчиненной мимо ушей: в каждом деле находился полицейский, о котором Ческа говорила то же самое.

Настала очередь Буэндиа:

— Особо много пока рассказать не могу, сегодня днем встречаюсь с энтомологом, может, он нас немного про­светит. Что известно на данный момент: жертве сделали несколько отверстий в черепе, вероятно с помощью стоматологического бура, и круговой надрез, который их соединил. В отверстиях остатки полиэтилена, поливинилиденхлорида и поливинилхлорида, то есть их сверлили сквозь пластиковый пакет. Возможно, через тот, что вы нашли. Я уже отправил его на исследование. Руки ей связали скотчем, обычным, который продается где угодно. Сейчас проводим анализы, чтобы выяснить, находилась ли девушка под действием какого-либо вещества. Завтра я расскажу вам гораздо больше.

— Спасибо, Буэндиа. Совещание закончено, все за работу.

Перед тем как выйти, Ческа подошла к Элене, чтобы отпроситься на полчаса.

— Дело в том, что я потеряла бумажник.

— У тебя его, случайно, не украли? Даже не знаю, как доверять полицейскому, который позволяет украсть у себя кошелек. Какое разочарование, Ческа. — Элена знала, что Ческу надо иногда ставить на место. — Даю тебе столько времени, сколько понадобится.

Глава 8

Мигель Вистас учил Карлоса, молодого, чуть за двадцать, заключенного, которого все знали как Каракаса, развешивать негативы для просушки.

— Осторожнее, Каракас, это фотография, а не подружкины трусы. Расправь ее немножко, но любовно.

Остальные заключенные были заняты своими делами: один спал, другой слушал в наушниках музыку, третий просто сидел, погрузившись в свои мысли. Прозвенел звонок.

— На сегодня все, в среду продолжим.

Только Каракас остался, чтобы помочь Мигелю все собрать, остальные вышли из мастерской. По крайней мере, сегодня они хоть не шумели, были какими-то сонными. Всего их было пятеро — записавшихся на курс фотографии в седьмом мадридском пенитенциарном центре Эстремера, но на занятиях всегда присутствовало не больше трех. Сама фотография никого не интересовала, посещение курса свидетельствовало о благонадежности и позволяло сократить время пребывания в тюрьме на некоторое количество дней, в зависимости от преступления и срока наказания. Равнодушнее всех был руководитель курса, Мигель Вистас, заключенный, как и все остальные. Он знал, как и все, что пленки, негативы, проявка и фотобумага остались в прошлом, в скором времени будет невозможно достать необходимые приборы и реактивы; его занятия — предсмертный хрип классического фотоискусства, убитого компьютером и цифровой фотографией. Он предупредил об этом в начале курса и сказал, что мобильным телефоном они смогут делать роскошные фотографии. Но пока ему разрешали преподавать, он вел уроки, чтобы заработать немного денег на покупки в тюремном магазине.

— Есть новости по апелляции, Каракас?

Карлос не совершал преступлений, ему в чемодан подложили наркотики в аэропорту Каракаса, отсюда и прозвище. Бедный мальчишка, он не должен был сидеть в тюрьме: тюрьма для плохих парней, а не для дураков.

— Пока нет, не знаю, когда ответят.

— Чертовы адвокаты, — сказал Мигель. Он знал, что именно эти слова хочет услышать каждый заключенный. В тюрьме ведь нет виноватых, а за решетку человек попал только потому, что суд несправедлив.

— Чертовы адвокаты, да. И мой хуже всех.

Никто не говорит об адвокатах больше, чем заключенные. Адвокаты, апелляции, судьи, смягчение приговора — обитатели тюрьмы понимали в законах больше, чем любой гражданин за ее стенами.

Но Мигель Вистас не походил на товарищей по несчастью. В тюрьме каждый старался проводить свободное время в тренажерном зале, качая мышцы, или делал татуировки и особенные стрижки, чтобы подчеркнуть свою крутизну. Но не Мигель. Он жил по-другому — полный, под сорок, на прогулках по тюремному двору он обычно прохаживался один и больше напоминал отца семейства, который живет в каком-нибудь спальном районе Мадрида и в выходные облачается в купленный со скидкой спортивный костюм.

Как следовало из его дела, Мигель убил девушку чуть старше двадцати, наполовину цыганку, которая собиралась замуж. Преступление было совершено с особой жестокостью: он проделал три отверстия в черепе и засунул туда червей — червей, которые съели ее мозг. Девушка умирала почти неделю, находясь в сознании и мучаясь от страшной боли. Мигель Вистас уверял, что невиновен, что не заслужил тюрьмы, что его привела туда месть цыган. И предпочитал ничего не рассказывать, чтобы новые заключенные не узнали о его приговоре, чтобы об этом забыли. Хотя, когда его спрашивали об этом преступлении, он порой напускал на себя таинственный вид: пусть подумают, вдруг он и правда убийца. В тюрьме такая репутация иногда играет на руку.

— Мне предложил встретиться новый адвокат, — рассказывал он Каракасу. — Не знаю, что ему нужно, я больше никому не доверяю. Я его жду, потому что хочу, чтобы он добился для меня разрешения провести выходные на воле. Знаешь, сколько лет я не выходил отсюда? Семь! Когда выйду, наверное, ничего вокруг не узнаю.

— Да там все так же, как и раньше. Ну я пошел, пока, мне еще надо Грозе Старух бельишко постирать.

— Смотри, чтобы он не услышал, как ты его называешь.

Каракас, как, бывало, и сам Мигель, прислуживал криминальным авторитетам. Грозой Старух за глаза прозвали заключенного, который убил трех пожилых женщин, позарившись на их сбережения. Сокамерник избил его, следуя странным положениям неписаного тюремного к­одекса, требующим насилия за насилие. Но Гроза Старух не позволил обращаться с собой как с Каракасом: он убил мстителя заточкой, сделанной из ложки.

— Не переживай, в глаза я зову его «сеньор». Мне не нужны проблемы.

— Если не будешь меня слушать, у тебя точно будут проблемы. Ты же знаешь, я плохого не посоветую. Хотя здесь рано или поздно все равно облажаешься. — Мигель Вистас знал, о чем говорит.

Глава 9

Сарате оставил мотоцикл на Пласа-дель-Рей, около дома Семи дымоходов, по крыше которого по ночам тоскливо кружил призрак любовницы короля Филиппа II, и пошел по улице Баркильо в поисках дома, номер которого был указан в квитанции такси, лежавшей в бумажнике