Читать книгу "Соединенные Штаты России 2 - Полина Ром"

ноги остающимся все, что могло им понадобиться — немного продуктов, лишнюю фляжку и мини аптечку.

— Завтра вас сменит кто-нибудь другой.

После этого он, присмотревшись к мирно дремлющему телу, ухватился за связанные руки, крякнув, закинул «добычу» себе на плечи и размеренно двинулся в сторону лагеря.

«Ох, и нифига себе! Росточка вроде не великого, дай бог, если в нем метр шестьдесят есть, а весит явно побольше полтинника. Ну ничего, будем меняться с ребятами.»

В пути пару раз останавливались передохнуть, а через час после рассвета сон жреца стал все беспокойнее и беспокойнее.

— Знаете, что? Надоело мне таскать это «господина» на себе. Давайте часок подождем, пока в себя придет.

В этот раз привал устроили возле ручья, на чуть влажном золотистом песке. Все успели умыться, прийти в себя и, вяло поругивая непривычную духоту и жару, уселись кружком, ожидая, пока ворочающийся мужик окончательно придет в себя.

Пока он слабо ворочался, все с интересом рассматривали и непривычно смуглую кожу, и крупный горбатый нос, и черные, чем-то покрытые волосы, сплетенные в толстую косу. Гек даже подобрал ее с песка и, потерев кончик в пальцах, с удивлением сказал:

— Смотри-ка… Пачкается… Похоже, намазаны волосы чем-то.

Тем не менее, чтобы коса не набрала в себя песка, он аккуратно уложил ее на грудь, приходящего в себя мужчины. Как раз в этот момент тот распахнул почти черные миндалевидные глаза и попытался сесть.

Попить ему дали, более того, Разумовский позволил мужику полежать в относительно прохладной воде ручья. Всем понравилось, что дядька, не обращая внимания на жутковатую белую кожу и кошмарные светлые глаза чужаков, вел себя очень достойно: не показывал страха и смотрел на них с «покер фэйсом».

— А ведь мы для него выглядим, как исчадия ада. Понимаете? — сказал Рим. — Здесь европейцев еще не видели. Такие, как мы, ему в жизни не попадались. А он, смотрите, какой спокойный! Может, и боится нас, но виду точно не подаст! С этим говнюком Торквемадой даже не сравнить.

Пленник и в самом деле вел себя так, как будто его действительно всю жизнь похищали примерно раз в месяц. Произнес несколько фраз и, когда ответили на чужом языке, просто замолчал. Впрочем, идти сам он не отказался.

В какой-то момент Разумовский, поняв, что жрец упал из-за связанных рук, поколебавшись, руки эти все же развязал. Теперь Андрей шел позади группы, внимательно присматривая за жрецом. Тот, то ли понимая, что убежать не удастся, то ли еще по какой причине, попыток к бегству не делал. Шел ровно и размеренно, почти не уступая бойцам в скорости.

В отличие от них, привычный к местной жаре он не так потел и задыхался от влажного воздуха. Пожалуй, можно было сказать, что ему этот переход не слишком и труден.

К лагерю вышли после полудня. И первый, кто увидел смуглокожего невысокого пленника, был старший из братьев Кардосо. Его дальнейшие действия были объяснимы, но от этого не менее противны.

Поприветствовав прибывших, он заступил жрецу дорогу, некоторое время оглядывал его с высоты своего роста, а потом весьма бесцеремонно, полез ему в рот. Жрец попытался оттолкнуть его, за что мгновенно получил удар под дых.

Рим, чувствуя, как в нем лопнула какая-то струна удерживающая бешенство, сгреб ублюдка за грудки и, глядя в его побелевшее лицо, прошипел:

— Еще раз… Я тебя, гандон, лично пристрелю. Понял?

После этого шваркнул на песок «белого» человека и, подойдя к хрипящему и задыхающемуся жрецу, присел на корточки, и протянул ему руку со словами:

— Я знаю, что ты не понимаешь. Я просто хочу помочь тебе встать.

Слова он произносил максимально монотонно, стараясь, чтобы в интонациях голоса не проявилась агрессия. Жрец все еще пытался отдышаться от неожиданного удара, но руку, протянутую ему, разглядывал очень внимательно. От костра уже торопливо шли другие члены команды, когда ацтек взял протянутую ладонь, и Рим рывком поставил его на ноги.

Про себя Разумовский только радовался, что благодаря второму компу операция по перекачке языка теперь была не столь уж болезненной. Конечно, голова потом все равно болит, но уж таблетку обезболивающего для жреца вполне можно будет пожертвовать.

— Цинк, — Рим оглядывался, ища что-то глазами, — а кони-то где?

— Не волнуйся, нормально все с ними. Даже с судна сняли почти без проблем. Один из матросов сейчас им зелень режет и кормит. Не рискнули на вольный выпас отправить, мало ли, какая гадость ядовитая попадется. Так что стреножили, и вон там, — он махнул рукой в сторону зеленой полосы, — по краешку зелени они и ходят. Отсюда просто не видно.

Путников кормили и жрец, не слишком колеблясь, принял из рук Анжелы миску с горячей похлебкой. Были у него какие-то подозрения или нет, кто знает, но он видел, что чужаки все ели из одного котла, и потому раздумывал всего долю секунды. Он вообще вел себя на редкость невозмутимо, хотя заметно было, что и люди, и оборудование лагеря, и корабль, стоящий вдалеке, произвели на него неизгладимое впечатление.

С ложкой, кстати, он справился прекрасно. Было совершенно понятно, что такой столовый прибор ему не в диковинку. Более того, закончив есть, он поставил миску на песок, встал и, подойдя к Фифе, довольно низко поклонился, приложив ладони к своей груди.

Анжела застыла с недонесенной до рта ложкой и растерянно оглянулась. Мужики смотрели чуть напряженно, никто не понимал, что нужно сделать. Она вложила ложку в пластиковую миску, также поставила ее на песок, встала со стульчика и поклонилась ацтеку точно так же, как и он ей.

— Не, ребята, надо быстрее доедать и начинать урок языка, — Рима, как и остальных, этот момент немного напряг.

Конечно, дядька ведет себя спокойно, но кто его знает, что там у него на уме на самом деле. Все же легенд о том, как ацтеки потрошили рабов на ступенях храмов, более чем достаточно.

В это время Скрип доел, и, подойдя к все еще стоящему «мексиканцу», с любопытством оглядывающему раскладной столик, где стояла кастрюля с похлебкой и лежали плоские сухие лепешки, приготовленные Фифой, склонился перед ацтеком.

— Слушай, Рим, как бы мне ему объяснить, что нужно пойти со мной?

Разумеется, и братья Кардосо и матросы поняли, что Скрип и Задрот никакие не слепые. Им просто было сказано, что у обоих связистов больные глаза, и лекари велели не смотреть на свет. Но поскольку и Скрип, и Задрот по жесткому приказу Разумовского крестились у братьев на глазах и пару раз даже бормотали заученную молитву, то особо вопросов не возникало.

Сыто отдуваясь, Андрей встал с песка, подошел к ацтеку, взял его за руку и слегка потянул за собой. Задрот торопливо дохлебывал суп, а Рим вел гостя к стоящей в отдалении палатке. Там жили оба связиста и там же находилась техника. Уже у палатки, не желая пугать гостя, Скрип остановился, и медленно подняв руку, снял очки.

Эффект был потрясающий. С лица жреца как будто смыло всю невозмутимость. Он что-то торопливо проговорил и вместо поклона бухнулся на колени, уткнувшись лицом в песок. Руки при этом он вытянул перед собой, приняв максимально беззащитную позу, как бы отдаваясь во власть Скрипа.

Скрип вздохнул и, вопросительно глянув на пожавшего плечами Андрея, наклонился и потянул мужика за руку:

Встав, жрец стал казаться сильно ниже ростом: он ссутулился и так и не выпрямил ног полностью. Задрот даже фыркнул, настолько нелепо теперь выглядел гость. В палатку его пришлось вести за руку и там, медленно разместив липучки у себя на висках, Скрип приклеил вторые не ацтеку, а Задроту. Немного подождав и погоняв по светящемуся экрану разноцветные линии, он показал сжавшемуся на стульчике жрецу, что ничего страшного не произошло.

После этого, сняв контакты с башки улыбающегося Задрота, Скрип аккуратно приклеил их на виски замершего ацтека. Обучение началось…

Глава 6

Ксикохтенкатл — имя жреца. Произнести его без запинки пробовали все. Результат был почти нулевой. Могли только соревноваться, кто споткнется на этом буквосочетании всего два раза, а не больше. В конце концов, Рим малость схитрил: