Читать книгу "Аркан / Ежовые рукавицы - Мара Вересень"

class="p1">Я задумалась. Сильно сомневаюсь, что мы с Маром недостаточно отвратительные круги в систему охраны дома встроили. Если бы я сама чертила, одно, но Марек лично с мелками бегал, глазами блестел и шутки неприличные шутил про окружности, дуги и вписанные фигуры. Вот, кстати, где его собственную фигуру носит? И магфон молчит.

Задумавшись, прошла мимо двери в столовую и замерла. В гостиной говорили интересное. Я моментально почувствовала себя неловко, но все равно осталась стоять и слушала.

— Най все время здесь, будто своего дома нет. Неужели ты не видишь, что с ним что-то происходит? — беспокоилась Лисия.

— Вижу, — спокойно и тепло отзывался Альвине, — и даже знаю, что. Это нормально, Лис. И потом, тьма так притягательна, устоять невозможно, тебе ли не знать?

Он непременно сейчас улыбается, а Лисия краснеет. Лис вообще легко краснеет и становится очень милой.

— Но… но она совсем дитя, как такое вообще возможно?

— А чего ты взяла, что это Элена? — он всегда так говорил, с ударением на последний слог, протягивая “л” неуловимым музыкальным тоном.

— О… О… И… И что теперь с этим делать?

Действительно, что мне теперь с этим делать?

— Зачем с этим что-то делать? Разве в любви есть что-то дурное? Люди… Упрекаете нас за холодность и тысячелетние правила, а сами стыдитесь чувств и прячете сердце там, где его нужно открыть. Я думал, ты поняла это, пока мы были вместе, пусть и недолго.

Мои плечи обнял теплый свет, и я точно знала, все, сказанное Альвине для Лисии, было сказано и для меня тоже.

— Но мальчик переживает! — волновалась мать, и я ее даже понимала.

— У него возраст сейчас такой, он переживает по любому поводу. Уже поздно, Лис. И… нам, кажется, пора.

Теплой ночи, свет мой, — бледным золотом отозвался внутри меня голос, и я одновременно была потрясена, восхищена и немного обижена. Как тогда, когда я родила и тут же едва не потеряла Дару. Альвине своим светом позвал обратно в мир ускользающую за грань душу моей дочери, которую Мар, не успев подержать в руках, держал на пороге. Ушастые пройдохи… Вечно утаивают свои возможности, чтоб выбрать момент и ошарашить до глубины души. Оказывается, Альвине может говорить со мной так же, как мы с Маром. Почему?

Потому что, сердце мое. Потому что. Свет на двоих — это навсегда.

— А попрощаться? — забеспокоилась Лисия.

— Я уже попрощался. А ты уже сказала Дантеру о ребенке? Зря. Поторопись, а то у некоторых, и у меня в том числе, уже кончик языка зудит его обрадовать. Оставь магфон, я сам тебя отвезу. Найниэ…

Три разных оттенка голоса: один для меня, один для Лисии, для сына — третий.

Ощущение светлых объятий пропало, и я покинула укрытие. Най, значительно прибавивший в росте и оттого кажущийся тощим, бесшумно вышел из столовой и отправился следом за родителями, бросив на меня с порога теплый взгляд сквозь упавшую на лоб длинную огненно рыжую челку. Не ответить улыбкой было невозможно.

А вот и четвертый оттенок голоса тьена Эфар.

Как именно приветствовали друг друга, старательно от этой дружбы открещивающиеся эльф и некромант, я точно не расслышала, просто ждала у порога.

— Я ему уши откручу, — угрожающе, но беззлобно, рокотала вошедшая в дом тьма, тиская мои ребра, пока я, отчего-то расчувствовашись, хлюпала носом в форменный пиджак, — за то, что довел тебя до слез.

— Это слезы радости, — сладко вздыхала я и вдыхала запах неизменных лимонных леденцов и оставленной где-то там тревоги.

— Я тоже буду радоваться. Как раз в процессе откручивания, может даже всплакну, — и носом повел. — Ужин весь сожгли или что-то осталось?

— Холин, ты невозможный.

— Возможный, но невозможно голодный.

— Мог бы и поесть там, где спал, — я потянулась, добыла у него из волос скрепку и заверила, что сама ее Ставу верну с почестями и извинениями за нечаянный ущерб.

Помимо скрепки Мар украсился гномьей напутственной руной в зеркальном отображении, у Става такая на костяной закладке в журнале заявок была. Ругательная.

— Теперь я понимаю, к чему были слова Эфареля про добрый путь. Еще и лыбился, — вздохнул Мар, когда я ему про руну сообщила, и дернул бровью на появившихся в гостиной детей. Те быстро похватали свое добро и рванули наверх по спальням.

— В кого у нее такие глаза, — задумчиво протянула я, глядя в след умчавшейся дочери.

— Ты сейчас в своей порядочности сомневаешься или в моей родословной? — ерничал Холин, подталкивая меня в сторону кухни.

— Ой, вот только не надо… Молчал бы уже, дитя межвидового скрещивания.

— Чьи бы ящерки ревели.

— А если серьезно?

— А если серьезно, то у моей бабушки Эленар, первой жены деда, настоящего деда, не Севера, и матери моего отца, были точно такие же очень темные синие глаза. Посидишь со мной пока я поем?

— Я лучше полежу.

— Договорились.

5. Лэмпэ́

Марек вздрогнул, но проснулась я не от этого. Меня окатило ужасом таким глубоким, что в первое мгновение я забыла, где нахожусь, а в следующее меня уже сжимали в объятиях и дышать вот-вот станет нечем. Ребра заныли. Со спины и боков меня сдавило, а в грудь било набатом.

— Мар… Мар…

Я кое-как выпутала руки, гладя его по напряженному лицу и убирая упавшие на лоб отросшие волосы. Марека дергало на две ипостаси в такт бешеным ударам сердца, глаза, подсвеченные синим, были безумные.

Я чувствовала, как над домом один за другим разворачиваются щиты, как такой же купол накрывает постель, а над ним еще несколько.

— Мар!

Теперь я уже боялась сама, а не просто отражала. Дернула его голову на себя и впилась в губы, прикусывая до крови. Когти с огненной кромкой, отросшие от резонанса бьющей сквозь меня тьмы, вонзились в кожу.

Мар…

Ответил. Губами, телом и сутью.

— Мика… ты здесь… — обмяк и отпустил меня, наверняка насадив на бока синяков, потрогал языком прокушенную губу.

Щиты полопались, как стая мыльных пузырей, у меня в ушах зачесалось. Дом выдохнул, расчехлил спешно забранные ставнями окна и впустил в комнату блеклый лунный свет.

— Где мне еще быть? — шипела я вне себя от облегчения, я понятия не имею, что делать с внезапно идущим в