Читать книгу "Поселок - Кир Булычев"

— Пустой разговор, — устало сказала мать. — Водички согреть?

— Согрей, — ответил Старый. — Побалуемся кипятком. Нам грозит забывание. Уже сейчас носителей хотя бы крох человеческой мудрости, знаний становится все меньше. Одни гибнут, умирают, другие слишком поглощены борьбой за выживание… И вот появляется новое поколение, вы с Марьяной еще переходный этап. Вы как бы звено, соединяющее нас с нашим будущим. Каким оно будет, ты представляешь себе?

— Мы не боимся леса. Мы знаем грибы и деревья, мы можем охотиться в степи…

— Я боюсь будущего, в котором господствует новый тип человека — Дик-охотник. Он для меня символ отступления, символ поражения человека в борьбе с природой.

— Ричард — хороший мальчик, — отозвалась мать из кухни. — Ему нелегко приходилось одному.

— Я не о характере, — сказал Старый. — Я о социальном явлении. Когда ты, Ирина, научишься абстрагироваться от мелочей?

— Буду я абстрагироваться или нет, но если бы той зимой Дик не убил медведя, мы бы все перемерли с голоду, — сказала мать.

— Дик уже ощущает себя аборигеном этих мест. Он бросил ходить ко мне пять лет назад. Я не уверен, помнит ли он азбуку.

— Зачем? — спросила мать. — Книг все равно нету. И письма писать некуда. И некому.

— Дик много песен знает, — вступил Олег. — И сам сочиняет. — Олегу стало немного стыдно, что ему приятно ощущать недоброжелательство старика к Дику, и потому он решил Дика защитить.

— Не в песнях дело. Песня — заря цивилизации. А для малышей Дик — кумир. Дик — охотник! А для вас, бабы, он пример. «Посмотри на Дика. Вот хороший мальчик!» А для девочек он рыцарь. Ты не обращала внимания, какими глазами на него глядит Марьяшка?

— Пускай глядит. Замуж выйдет. Для поселка хорошо.

— Мама! — не выдержал Олег.

— А что?

Мать, как всегда, ничего не замечала вокруг, жила в каком-то своем мире, пережевывала древности.

— И тебя радует мир диков? — Старик был зол. Он даже грохнул кулаком по столу. — Мир благополучных быстроногих дикарей?

— А что ты предлагаешь взамен?

— Вот его. — Старик положил тяжелую ладонь на затылок Олегу. — Мир Олега — это мой мир, это твой мир, от которого ты пытаешься отмахнуться. Хотя тебе-то никакого другого не дано.

— Ты не прав, Боря. — Мать пошла на кухню, сняла с огня миску с кипятком и принесла в комнату. — Сахар кончился.

— У меня тоже, — ответил старик. — Сейчас корни худые, несладкие. Эгли говорит, что придется месяц потерпеть. Поедим с хлебом. Ты же интеллигентная женщина и должна понимать, что мы обречены на вырождение, если на смену нам придут дики-охотники.

— Не согласна я с тобой, Боря, — сказала мать. — Нам бы выжить. Я сейчас не о себе конкретно говорю, а о поселке. О детишках. Когда я гляжу на Дика или на Марьянку, у меня появляется надежда. Ты их называешь дикими, а я думаю, что они смогли приспособиться. И если они сейчас погибнут, мы все погибнем. Слишком велик риск.

— А я, значит, не приспособился? — спросил Олег.

— Ты меньше других приспособился.

— Ты просто боишься за меня, — ответил Олег. — И не хочешь, чтобы я шел в горы. А я из арбалета стреляю лучше Дика.

— Я боюсь за тебя, конечно, боюсь. Ты у меня один. Ты все, что у меня осталось. А ты с каждым днем все больше от меня отрываешься, уходишь куда-то, чужим становишься.

Старик мерно шагал по комнате, так бывало, когда он недоволен учениками, если они ленятся. Нагнулся, поднял с табуретки глобус. Он его сделал из гриба-гиганта, который вырос той зимой у сарая. Они тогда с Олегом вместе терли краски, цветную глину, которую Марьяна и Лиз отыскивали у ручья, ту самую, из которой теперь делают мыло. Ее высушили, получилось два цвета — белый и серый. А сам гриб был сиреневым. И Старый по памяти нарисовал все материки и океаны Земли. Глобус получился бледным, а за два года еще больше побледнел и стерся, стал как круглое яблоко.

Олег увидел на столе маленькое пятнышко розовой плесени. Это не желтая, это ядовитая плесень. Он осторожно стер пятнышко рукавом. Глупо, когда родная мать предпочитает тебе другого. В общем, это предательство. Самое настоящее предательство.

— Мы с тобой умрем, — напомнил старик.

— И отлично. Пожили достаточно, — отрезала мать.

— Тем не менее не спешим умирать, цепляемся за эту жизнь.

— Мы трусливы.

— У тебя всегда есть Олег.

— Я жила ради него.

— Мы с тобой умрем, — продолжал старик, — но поселок должен жить. Иначе пропадет смысл нашего с тобой существования.

— Больше шансов выжить у поселка охотников, — настаивала мать.

— Больше шансов выжить у поселка таких, как Олег, — сказал старик. — Если править нашим племенем будут Дик и ему подобные, то через сто лет никто не вспомнит, кто мы такие, откуда пришли. Восторжествует право сильного, законы первобытного племени.

— И будут они плодиться и размножаться. И станет их много. И изобретут они колесо, а еще через тысячу лет — паровую машину. — Мать засмеялась, как будто заплакала.

— Ты шутишь? — спросил Олег.

— Ирина права, — ответил старик. — Борьба за существование в элементарной форме приведет к безнадежному регрессу. Выжить ценой вживания в природу, принятия ее законов — значит сдаться.

— Но все-таки выжить, — стояла на своем мать.

— Она так не думает, — сказал Олег.

— Конечно, она так не думает, — согласился Старик. — Я знаком с Ириной уже двадцать лет. И знаю, что она так не думает.

— Я вообще предпочитаю не думать.

— Врешь, — сказал Старый. — Мы все думаем о будущем, боимся и надеемся. Иначе перестанем быть людьми. Именно груз знаний, которыми не отягощает себя Дик, заменяя их простыми законами леса, может нас спасти. И пока есть альтернатива, мы можем надеяться.

— Ради этой альтернативы ты гонишь Олежку в горы?

— Ради сохранения знаний, ради нас с тобой. Ради борьбы с бессмыслицей, неужели не ясно?

— Ты всегда был эгоистом.

— Твой материнский слепой эгоизм не в счет?

— Зачем тебе Олег? Он не перенесет путешествия. Он же слабый.

Этого говорить не следовало. Мать поняла сама и взглянула на Олега, глазами умоляя его не обижаться.

— Я не обижаюсь, мам. Но я хочу идти. Может, хочу больше, чем все остальные. Дик бы даже с удовольствием остался. Сейчас олени кочевать начнут. Самая охота в степи.

— Он нужен в походе, — сказал старик. — Как бы я ни возмущался перспективами его власти, сегодня его умение, его сила могут нас спасти.