Читать книгу "Среди «призраков» - Маргарет Петерсон Хэддикс"

чем подкрепиться», чмокнула его в макушку. Потом тоже убежала.

Люк выглянул из двери в кухню, обозревая гору грязных кастрюль и немытых тарелок с крошками. Знал, что на окна смотреть запрещено, но не удержался. При виде закрытого окна сердце странно подпрыгнуло: наверное, кто-то ещё вечером опустил жалюзи, сберегая тепло, а утром забыл их поднять. Он осмелился выглянуть немного дальше – на втором окне жалюзи тоже были опущены. Впервые за полгода он мог выйти в кухню, не опасаясь, что его заметят. Мог без страха бегать скакать, прыгать, даже танцевать на покрытом линолеумом полу. А ещё убрать кухню и удивить мать. И вообще делать всё, что хочет.

Он нерешительно выставил в кухню правую ногу, не отваживаясь шагнуть в полную силу. Половица скрипнула. Он обмер. Вроде ничего не произошло, но он всё равно попятился.

Люк поднялся по лестнице, прополз по коридору второго этажа, избегая окон, потом полез на чердак, презирая самого себя.

«Трус! Жалкий трус! Запрут навеки на чердаке, так тебе и надо, – подумал он и тут же возразил: – Ничего подобного. Осторожность не мешает. Нужно всё продумать».

Он забрался по стремянке на крышку сундука, служившего «мостиком» для наблюдения за особняками. Новые дома за их амбаром полностью заселили. Он знал все семьи в лицо и большинству придумал прозвища. У «суперских авто» на подъездной дорожке стояло четыре роскошных автомобиля. «Золотое семейство» было светловолосым, словно солнышки. «Любители птиц» установили вдоль забора частокол из тридцати скворечников, хотя Люка подмывало им подсказать, что до весны птичек ждать бесполезно.

В ближайшем доме, сразу за их двором, поселились «спортсмены». Там жили два мальчика-подростка, и веранда была завалена футбольными и баскетбольными мячами, бейсбольными битами, теннисными ракетками, хоккейными клюшками и спортивным инвентарём к другим играм, о которых Люк мог только гадать.

Сегодня игры его не интересовали. Он наблюдал, как соседи разъезжаются по делам. Ещё раньше он для себя отметил, что дома пустели к девяти утра: детей отвозили в школу, а взрослые уезжали на работу. Три или четыре женщины, похоже, не работали, но тоже уезжали, возвращаясь к вечеру с покупками. Сегодня ему нужно было выяснить, не заболел ли кто и не остался ли дома.

Первым отбыло «золотое семейство»: две светловолосые головы в одной машине и ещё две такие же в другой. Следом отправились «спортсмены», мальчишки несли футбольные шлемы и щитки, за ними в туфлях на высоких каблуках шла мать. Потом с каждой подъездной дорожки на сверкающие новые улицы устремился целый шквал машин.

Люк тщательно сосчитал людей, делая отметки на стене, потом дважды пересчитал эти отметины. Да… Уехало двадцать восемь человек. Теперь бояться нечего.

Он спустился со стремянки, от планов голова шла кругом. Сначала он уберёт кухню, потом замесит тесто для хлеба к ужину. Печь хлеб ему ещё не приходилось, но он миллион раз видел, как это делала мать. Ещё, может быть, опустит жалюзи во всём доме и наведёт порядок. Пылесосить нельзя – слишком шумно. Но он вытрет пыль, всё отчистит и наведёт лоск. Мама обрадуется. Потом, после полудня, перед приходом из школы Мэтью и Марка или соседских детей что-нибудь приготовит на ужин. Например, картофельный суп. Да он мог бы проводить так дни напролёт!

Раньше он не считал уборку или приготовление пищи интересным занятием – Мэтью с Марком всегда подсмеивались, что это женская работа. Но выбирать не приходится. И может быть, – ну так, не загадывая, – если получится, убедит отца разрешить ему тихонько прокрасться в сарай, чтобы помочь и там.

Люк так разволновался, что тут же, не раздумывая, шагнул в кухню. Ну скрипнет половица, и что? Никто не услышит, потому что вокруг никого нет. Он собрал со стола посуду и положил в мойку, вычищая её с необычайным усердием. Отмерил муку, топлёное масло, молоко и дрожжи, положил всё это в миску, и тут ему в голову пришло, что неплохо бы включить радио, совсем тихонько. Никто не услышит. А если и услышит, решит, что просто забыли выключить, так же как поднять жалюзи на окнах.

Хлеб стоял в духовке, Люк вручную чистил ковёр в гостиной, когда вдруг раздался скрежет шин по гравию. Было два часа дня – для школьного автобуса и возвращения мамы с папой рановато. Он кинулся к лестнице в надежде, что, кто бы там ни приехал, вскоре уйдёт. Но не тут-то было. Входная дверь скрипнула, и он услышал голос отца:

– Что за…

Отец вернулся. Ну неважно. Только, прячась на лестнице, Люк вдруг услышал, что радио звучало как целый оркестр, а запах хлеба в духовке поднял бы на ноги всю округу.

– Люк! – взревел отец.

Люк услышал, как он крутит ручку, и распахнул дверь.

– Я просто хотел помочь, – забормотал он. – Всё проверил. Жалюзи были опущены, и я подумал, что всё в порядке, дождался, пока из соседних домов все уехали, и…

Отец прищурился, пристально его рассматривая.

– Тут никогда не угадаешь, – рявкнул он. – У этих… То доставка курьерами, то вдруг заболеют и уйдут с работы, а днём ещё прислуга приходит порядок наводить…

Люк мог бы возразить, что служанки приходят, только когда дети возвращаются из школы. Но он и так себя уже выдал, этого достаточно.

– Жалюзи были опущены, – повторил он. – Света я не зажигал. Пусть бы хоть тысяча людей вернулась, меня бы не заметили! Ну надо же чем-то заниматься! Смотри, я хлеб испёк, всё убрал и…

– А вдруг явился бы инспектор или ещё кто из чиновников?

– Спрятался бы, как всегда.

– И он учуял бы запах хлеба в пустом доме? Ты, похоже, не понимаешь, – покачал головой отец. – Рисковать нельзя. Тебе особенно. Потому что…

В этот момент громко, словно сирена, заголосил таймер. Отец косо взглянул на Люка и подошел к духовке. Он вытащил две буханки хлеба и положил их на плиту. Потом выключил радио.

– Чтобы на кухню больше ни ногой, – предупредил он. – И носа не высовывай. Ясно?

И не оглядываясь вышел.

Люк пулей взлетел наверх. Он бы топнул в сердцах, но сдержался. Шуметь нельзя. Вернувшись в комнату, он замешкался. Взял было книгу, но читать не смог, слишком расстроился, тревога мешала сосредоточиться на чём-нибудь ещё. В ушах так и звенело: «И носа не высовывай. Ясно?» Так он и не высовывался. Не рисковал. И чтобы лишний раз доказать это, хотя бы самому себе, забрался на свой наблюдательный пункт у отдушины, выходящей на задний двор, и оглядел соседние дома.

Подъездные дорожки пустовали. Ничто не шевелилось: ни полотнище на флагштоке у