Читать книгу "Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 15. Лев Новоженов - Алексеев"

с удовольствием, но меня ждут на Сиреневой.

— Считайте, что вы уже там!

— Сам честно говоря, поражен!

— А то знаете, некоторые как начнут объяснять, и напутают, напутают, а человек все-таки в гости идет, спешит все-таки… Что такое, вам дурно?

Это были последние слова, какие дошли до моего слуха. Очнувшись, я увидел склонившееся надо мной румяное лицо, увенчанное медицинской шапочкой. Лицо улыбалось.

— Ну, вот мы и пришли в себя. Поводов для беспокойства абсолютно никаких нет…

Я хотел что-нибудь сказать в ответ, но лицо с мягкой настойчивостью перебило меня.

— Вам сейчас пока нельзя разговаривать. Знаю, знаю, голубчик, вашу историю. Вы ведь Сиреневую улицу искали… Ваше счастье, что попали именно на меня. Никто вам лучше не объяснит, как пройти на Сирене…

И я снова закрыл глаза.

По справедливости

У Пескова Севы сегодня семейное событие. Сегодня он с женой Светой разводится. Имущество делит по справедливости. Чтоб никому не обидно было. Это, значит тебе, это — мне.

Ей — утюг электрический на 127 вольт.

Ему — зажим велосипедный для брюк.

Ей — наволочка полотняная с синей каемкой.

Ему — портрет Хемингуэя позднего периода.

Ей — подставка для чайника и сам чайник.

Ему — 3-й том Мамина-Сибиряка.

Ей — подушка гусиного пера.

Ему — звезда, которую он достал для нее с неба 14 июня 1983 года, когда они, еще не будучи мужем и женой, шли от Самотеки к Каляевской.

Ей — туфли, почти как новые, в которых она, еще не будучи его женой, собиралась идти с ним на край света.

Ему — бумага писчая, на которой он не сегодня-завтра, вот только с делами разделается, начнет писать диссертацию.

Ей — комната в трех шагах от метро.

Ему — право на дополнительную площадь, которое он будет иметь, когда напишет эту самую диссертацию, которую он не сегодня-завтра сядет писать, вот только с делами разделается, ей-богу.

Еще у них есть бабушка, которая в данную минуту сидит на стуле.

Ему — стул.

Ей — бабушка.

Не обижена и бабушка. Бабушке достается самое дорогое, что у них есть, — сын Юрочка, плод любви.

А в придачу ко всему Сева получает щелчок дверного замка и окропленный осенним дождичком тротуар, с прилипшим желтым листом, на котором в данную минуту он. Сева, стоит со стулом в одной руке и чемоданом в другой.

Происшествие

Однажды по дороге на службу Петров спас старушку, вынес ее из горящего дома. Когда на место происшествия прибыли корреспонденты, смельчака и след простыл, он в это время входил уже в двери родного учреждения.

— Опять вы на работу опоздали, Петров, — встретил его начальник. — Что вы на этот раз скажете? Снова автобусную остановку перенесли? Или, как вчера, будильник сломался?

— Старушку из огня выносил, — сказал Петров.

— А больше вам ничего в голову не пришло? Пора кончать этот детский сад, Петров. Идите и хорошенько подумайте.

Рабочий день уже был в самом разгаре. Спорили о преимуществах армянских коньяков. Кто-то не любил блондинок. Кто-то возмущался качеством паркетных полов.

— А я старушку из огня вынес, — сказал Петров. Но его, видимо, не расслышали.

— Иду это я мимо одного дома, вижу: дым, — сказал погромче Петров.

— Ах, какой очаровательный фильм, — обернулась к нему Марья Сергеевна. — Я тоже видела. И вы видели?

— Вы, батенька, неправильно этот анекдот рассказываете, — пробасил Сергей Порфирьевич. — Идет, значит, по Дерибасовской один человек…

— Это не анекдот, это серьезно, — обиделся Петров. — Я человека спас.

— Товарищ Петров, а товарищ Петров, скрепочки не найдется? — спросила Оленька.

Но тут часы пробили два, и все убежали в столовую. Вечером за ужином Петров рассказывал жене:

— Утром это иду я по улице, вижу дым из окна…

Петров неуверенно посмотрел на жену и продолжал:

— Я и бросился туда… А там старушка. Ну, я ее и спас.

— Ты у меня герой, — сказала жена и погладила супруга по голове. — На работе все нормально?

Ну иди, иди, вижу спать хочешь, устал.

Петров покорился жене и, засыпая, долго чувствовал на себе ее озабоченный, тревожный взгляд.

На следующий день, когда Петров с женой смотрел телевизор, позвонили в дверь. Открывать пошла жена, и Петров слышал ее приглушенный голос в прихожей.

— Знакомься, — сказала она, входя в комнату, — это Михаил Михалыч. Расскажи ему все, как есть.

Вошедший оказался в белом халате. От него исходила особая медицинская уверенность и такое спокойствие, что Петров неожиданно для себя и с покорной готовностью начал:

— Иду это я по улице, вижу дым…

Пробыл Петров дома недели три, пока врач не разрешил снова идти на работу.

Петров соскучился по службе. Он стоял на автобусной остановке и представлял, как его встретят там, как будут спрашивать о здоровье. И вдруг со стороны реки раздался крик. Петров было хотел броситься туда, но вспомнил строгое лицо начальника, почувствовал на себе озабоченный взгляд жены и вскочил на подножку подошедшего автобуса.

Счастья тебе, диспетчер

Обычное дело, Веткин застрял в лифте. Между пятым и шестым этажами. Веткин немного подумал и нажал кнопку с надписью «диспетчер».

Сначала в микрофоне высморкались. Потом отозвался глухой, замогильный голос: «Диспетчер слушает». Диспетчер был мужчиной.

— Я в лифте застрял, — сказал Веткин.

— Это еще что, в лифте, — сказал диспетчер. — Тут у людей такое делается, что не приведи господи!

— Что? Что делается? — удивляясь, спросил Веткин.

Диспетчер снова высморкался.

— Пятнадцать лет душа в душу, — сказал он. — Дом. Дети. Обстановка. Все. Что ей еще надо было? И на тебе. Как обухом по голове. Ушла.

— Кто?! У кого ушла? — все больше удивляясь, спросил Веткин.

— У меня. Жена, — сказал диспетчер. — Прихожу вчера после смены. Ничего не подозреваю. Гляжу, на столе записка. Прочесть?

— Прочтите, — сказал Веткин.

— Читаю, — сказал диспетчер. Послышался хруст разворачиваемой бумаги. — «Ваня! Надеюсь, ты меня поймешь и простишь. Все что было между нами, — страшная ошибка. Я встретила человека, который может составить счастье моей жизни. Детей заберу, когда устроюсь на новом месте. Квитанции из прачечной в шкафу на второй полке сверху».

— Сколько детям? — с ужасом прошептал Веткин.

— 10 и 3. Бедные малютки! Что я им скажу?

— Боже мой! — сказал Веткин, держась за стенку лифта и чувствуя, что слабеет.

— Что я им скажу? — еще раз повторил диспетчер, а из микрофона вырвались сухие лающие звуки. Диспетчер, кажется, плакал.

— Держитесь! — сказал Веткин, чувствуя, что сейчас сам вот-вот расплачется. — Держитесь во что бы то ни стало. Будьте же мужчиной. Вам сейчас никак нельзя раскисать. Выпейте воды. Воды!

— Дом. Дети. Обстановка. Все, — рыдая,