Читать книгу "Домовая любовь - Евгения Некрасова"

Раньше надо было запираться – это могла думать Марина в ванной, это могла надёргать, выстучать Лера ванновой дверью.

Марина вышла в халате, Лера ушла в пальто. Железно закрыла за собой дверь.

Три недели Лера мариновала Марину в квартире. Запирала её снаружи. Унесла сразу, на второй день после незапирания, в офис Маринину связку ключей, Маринины телефоны (нынешний и старый), Маринин ноутбук, Маринины кроссовки и межсезонные ботинки, даже все сандалии, забрала Маринины деньги, запретила Марине ходить в школу, выходить на улицу. Подумала – и свой ноутбук тоже унесла на работу. Коллеги пытались не раскладывать мятые свои взгляды на забитом Лерином столе.

Марина пила кофе. Отсела в угол лавки от солнечного потока, который раскромсал кухню на светлое большинство пространства и на мелкое тёмное меньшинство по углам, по шкафам, по стенам. Марина не любила солнце дома: от него болела голова и становилось ещё душней.

В первые дни она пробовала смотреть телевизор, у них с матерью было немного каналов. На имеющихся говорили, общались, кричали на каком-то другом, недоступном Марине языке, по-чужому выглядели. От них становилось страшно и скучно одновременно.

Марина сначала удивлялась себе и злилась на себя, что она не знает совсем, что делать в жизни без телефона, контакта, ютьюба, даже школы. Обязательных, навязанных ей людей. Книги она не читала, Лера тоже, их в квартире почти не пылилось. Марине нечем было себя занять, развлечь, порадовать или даже расстроить. Про себя и всё своё она пыталась не думать. Экрана для привычки-отвлечения не было. Марина лежала у себя в комнате с зашторенными окнами.

Изредка приходила мать, молча открывала дверь. Полуоткрытая дверь означала идти есть, настежь открытая означала идти делать работу по дому. Двери стали теперь их азбукой, языковыми средствами. Марина шла за Лерой, та приводила её к месту работы, к тряпке и ведру, к посуде в раковине, к теряющей землю картошке. Марина делала всё это и раньше, просто теперь её не просили, не напоминали, а конвоировали к работе.

Лера сразу почти после незапирания записалась на английский, в читательский клуб и даже на танцы. Словно захотела компенсировать отнятую материнством жизнь. Марина почувствовала это. И подумала, что бы ей сделать, чтобы вернуть отнятую своим дочеринством жизнь. Особенно сейчас, взаперти.

Дни проходили сонно и бесцельно. Время вымерло. Когда от душного воздуха не болела голова, Марине казалось, что настенные полосы расступаются, освобождая внутри дополнительные, альтернативные пространства. В дни больной головы Марина видела, как стены сдвигаются вокруг неё по сантиметру в минуту, замуровывая её заживо.

2.

Поначалу Марине нравилось отсутствие всех обычных глупых людей и дел, воняющих скукой и вынуждением помещений. Сделалось спокойно без ежедневно вырабатываемого страха своей некрасивости, толстоты, относительной бедности по сравнению с другими. Но потом ей перестало хватать слов. Озвученных или хотя бы написанных. Постов, сообщений, мемов, комментариев, видео, сторис, новостей, даже скучных уроков. Это сиденье дома показалось бы счастьем, если бы у Марины был её смартфон. Она скучала по нему физически: глазам недоставало его свечения, пальцам – гладкости, ладони – его выверенного веса и размера, голове – историй, картинок, которые он рассказывал и показывал. Возможно, Марина сама бы хотела рассказать кому-то свою историю. Однажды она взяла плоский и вытянутый тюбик крема для рук, почти полный, c чуть жирноватой, гладкой поверхностью, и принялась скроллить по нему пальцем. На тюбике было написано ingredients и дальше двоеточие и какие-то мелкие буквы. Так Марина представила, что она переписывается с кем-то под ником ingredients, раз она теперь не могла переписываться с Соней, Аней и Катей.

ingredients: как дела? что делаешь?

marinad: дома сижу

Поначалу Марина существовала в привычных домашних лосинах и футболке. Утро начиналось поздним утром, Марина чистила зубы, причёсывалась, завтракала, Лера уже уходила к тому времени на работу. Потом Марина мыла посуду, делала по дому что-то, на что ей с вечера указывала мать. Прежде, когда они говорили, Лера оставляла дочери на кухне или в коридоре записку, что, например, надо помыть посуду и купить хлеба и бананов. Лера любила бананы. Теперь она ходила в супермаркет сама.

После домашних дел Марина рисовала у себя в комнате графический дневник, который состоял из стен, настенных мыслей, порушенных стен. Потом обедала. Мыла посуду. Лежала. Глядела в телевизор у матери в комнате, параллельно переписывалась с ingredients. Лежала. Потом готовила ужин. Лера приходила. Они ели в тишине. От матери пахло жизнью, которую она приносила с улицы. Часто Лера возвращалась поздно, и Марина ужинала одна, отвлекаясь на переписку с ingredients.

marinad: интересно, где она ест?

ingredients: да блин, мест в городе полно. и не особо дорого

Мать жила теперь одинокой, бездетно-свободной жизнью, дочь она особо не видела, а когда видела, по вечерам или по выходным (хотя их она тоже постаралась забить активностями вне дома), она будто вспоминала что-то неприятное, хмурилась, расстраивалась. Ещё Лера принялась стесняться Марины, реагировать на неё как на квартирантку. Однажды Лера вышла из ванной с голой грудью, с обёрнутым вокруг бёдер полотенцем и, увидев Марину на кухне с кружкой чая, закрыла грудь рукой и прошла в свою комнату.

ingredients: да ладно, чего ты так расстроилась?

marinad: за кого она меня принимает!!!!!!!!!????

Бежать было невозможно, они жили на восьмом этаже. Мать закрывала дверь на ключ, когда уходила, а когда находилась дома – запирала изнутри. Ключ носила в кармане домашних штанов, даже в ванную и туалет. Ночью клала ключ под матрас, на который ложилась. Наверное, Марина могла бы выкрасть его, но не хотела.

До запирания Марина всегда стригла Лерины волосы. А Лера стригла дочь. Это был их общий ритуал с Марининого десятилетнего возраста, когда они ещё жили в съёмной комнате. Лера мочила волосы, садилась на табуретку, Марина вставала на свой детский стульчик, расчёсывала материны густые чёрные волосы деревяшкой-гребнем, брала в мелкие руки свою школьную алюминиевую линейку и состригала несколько сантиметров снизу. Почти всегда получалось ровно. Марина мочила волосы, садилась на табурет, мать проходилась по рыжеватым дочериным волосам пластиковой щёткой и стригла теми же ножницами. Сначала от безденежья, потом от традиции Лера и Марина не ходили в парикмахерскую много лет.

В один из бессловных ужинов Марина вслух заметила, что Лерины волосы сильно отросли и секутся на кончиках. Она впервые за две недели заговорила – предложила матери её подстричь. Заговорила серо и сипло с непривычки. Лера промолчала, доела рис и курицу, встала, выбросила кости в ведро и ушла.

ingredients: да ладно, чего ты расстраиваешься?

marinad: могла бы хотя бы послать меня