Читать книгу "Мирелла - Флор Веско"

Услыхав сие, Пан приободрился.

– А пока говори себе, что хуже уж никак не станет.

Почему – неведомо, однако на сих словах почудилось водоноске, будто голос ее звучит фальшиво.

С нового дня Мирелла заставляла Пана потеть еще пуще прежнего. Понуждала бежать крупной рысью, сокращала передышки, всё подливала воды в ведра. Ей надобно было закалить его, чтобы выжил. И не мешкая. Жара в Гамельне всё крепчала, а с нею и сушь. Горожане требовали воду беспрестанно, и не в их привычках было ждать подолгу.

Одним утром, когда небо синело безоблачно, а воздух еще до рассвета раскалился так, что не вздохнуть, Мирелла объяснила Пану, что снабжать свою часть града ему теперь придется в одиночку. Терять время, бегая с ним, она больше не могла. Сердце у нее кольнуло, когда мальчик проворно засеменил прочь на коротких своих ногах, ужасаясь мысли, что весь грядущий день ему одному таскать ведра и терпеть недовольство горожан.

Сама же она занялась напоением двадцати лошадей одного богатого мещанина. Сколько раз пришлось ей отшагать от реки до конюшни и назад, дабы наполнить поильни, – не счесть. Солнце напекло брусчатку так, что жгло ступни. Мирелла трудилась споро, усердно, сберегая силы. На пятой ходке вдруг закружилась у ней голова. Тогда, опорожнив ведро, она села прямо наземь, упиваясь тихой прохладой пустой конюшни, – лошади были снаружи. Едва поняв, что силы вернулись, Мирелла встала, решительно собравши волю. Прикинув уровень воды, она заключила, что осталась последняя ходка, и мысль эта придала ей бодрости.

И вот, в последний раз направляясь к конюшне, она миновала стайку игравших на улице ребятишек.

То были совершенные малютки, вверенные под присмотр старшей, шести или семи лет. Родители ушли в поле, на сенокос. От жестокого зноя бедных детей совсем разморило. Они едва волокли ноги, похныкивая почем зря. Солнце жарило нежную кожу, румянило нещадными лучами пухлые щеки, какие любят щипать да целовать взрослые, сами с темно-дублеными дерябыми лицами.

Мирелла взглянула на землю. В пыли были прочерчены квадраты. Видно, ребятня играла в них на заре. В сей же час, при высоком солнце, прыгать было невмоготу.

Мирелла и сама была без сил. Но всё так же легка и крепка на ногу. Вопреки всем издевкам и лишениям внутри у нее таился ребенок, охочий до детских радостей. Она прыгнула в первый квадрат, сомкнув ноги и не отпуская своей ноши. Скок раз, скок два. Держа враз два ведра – так, что и не дрогнула вода. Она доскакала до конца, не обронив ни капли: запыхавшись, но гордясь собою.

Дети, глядевшие на нее во все глаза, очнулись – радостно захлопали крохотные ладони. Мирелла улыбнулась им. Малыши подбежали, затолкались вокруг ее ног, отпихивая друг друга.

Мирелла схватила позабытое кем-то огромное, сплошь побитое медное корыто. Она водрузила его в тени и выплеснула внутрь оба ведра. Детвора наблюдала. Мирелла подняла карапуза трех годов и усадила в корыто. Он захлопал по воде, визжа от восторга. Вскоре и прочие, ободрясь, зашлепали в свой черед. Мирелла, довольная, поглядела, как они барахтаются, и пошла прочь. Ей надобно было назад к реке, снова наполнять ведра. Но о лишней ходке она не жалела.

Наконец водоноска кончила свой труд. И унесла ноги под гневный оклик мещанина, пенявшего ей за нерасторопность. На берегу Везера она села передохнуть, опустив ступни в речные воды и радуясь тому, что одна и что улучила миг покоя.

А после вернулась к трудам. Пред бургомистровым домом супруга его руководила пополнением кладовых. Завидев Миреллу, она зазвонила, дабы налить кувшины. Ободрившись после отдыха, взвеселившись оттого, что устроила малышам купальню, Мирелла взялась за дело, напевая.

Бургомистрова жена подошла и спросила:

– Что за напев? Не знаю такого.

Мирелла замолкла, напрягшись и волнуясь, что привлекла внимание сей благородной дамы. Слуги, пыхтевшие невдалеке, оборотились, радуясь поводу отвлечься от трудов.

– Не ведаю, сударыня, – отвечала Мирелла. – Напев тот сам вышел изо рта, мимовольно.

Слуги зашептались. Дама отшатнулась, осеняя себя крестным знамением. Кто ж может выдумать песню вот так? Без приуготовлений? Не приобщившись к таинствам музыкального искусства? Бессомненно, то Диаволова работа: это он шепчет чаровские напевы в уши плутовки.

Мирелла чуяла: враждебность растет, и меж нею и бургомистровыми домочадцами точно воздвиглась вмиг стена. Она оправила прядь, что выбилась, пока она склонялась над кувшинами. Спешно разлив воду по оставшимся, простилась и улизнула прочь, пригнув голову и молясь не навлечь на себя бед. Дама глядела ей вослед, подбоченясь и хмуря брови. Но скоро вернулась к своим заботам: у нее и без этой рыжей бестии дел хватало – крыс выморить надобно. Ух, и развелось их в это лето! Столько заразы в своем доме она не видала во всю жизнь.

У городских врат плавился на солнце нищий. Само собой, он потребовал воды.

– Охота мне сегодня ноги ополоснуть, – объявил он.

Мирелла поставила ведра. Взяв одно, она наклонилась, дабы полить нищему на ноги. Нищий наслаждался. Он оглядел юницу. Та нагнулась грудью, напрягши руки и наклонив ведро, и лила воду тонкой струйкой, чтобы не расточать лишнего. Нищий задумал пощупать ее. И потянулся к бедру.

Мирелла отскочила назад.

– Эгей, дорогуша, неча недотрогу из себя строить, – оскалился нищий. – Видел я, как баловалась ты у речки со своим дружком… Эх, доброе было зрелище! Месить себя давала, что твое тесто! А мне почто свой кусок не взять? Ты чего о себе возомнила? Уж не тебе привередничать!

Нищий вскочил. Мирелла замешкалась, ставя ведро, чтобы не расплеснуть воду. Чем тот и воспользовался: ухватил ее и притиснул к себе. Водоноска попыталась вывернуться. С нищего ручьем тек смрадный пот. Мирелла едва не обмерла от зловонья.

Она всё тщилась отбиться, дивясь силище тощего верзилы. Нищий не ослаблял хватку. Он пожирал взглядом упругую кожу юницы, омытую речной водою. Как и все рыжевласые, она отличалась особой белизною лица, напоминавшей добротно взбитые сливки. Вот и захотелось ему отведать ее. Выбор остановил он на изящном ушке.

Мирелла ощутила, как липкий язык вползает в ее ухо. Будто скользкий вихлявый слизняк ввернулся к ней в череп, погоняемый зловонным дыханием. Она сжала кулаки до синевы в пальцах, – к горлу подступала гадливость.

С ними поравнялся шедший из града купец. Завидев их, он пустил шутку:

– Нищий и водоноска! – Он веселился от всего сердца. – Знать, любовь-то повсюду, даже промеж голытьбы!

И зашагал прочь, хохоча. Шутка пришлась нищему по вкусу. Он щегольски приветствовал прохожего.

Улучив миг, когда нищий отвлекся, Мирелла высвободилась. Она крепко толкнула его бедром, отчего он потерял равновесие. И рухнул навзничь. Мирелла живо схватила ведра и проворно ринулась прочь, не слушая, что вопит ей вслед нищий:

– Негодница! Ей-богу, словлю тебя, паршивка вертлявая, черт меня дери!