Читать книгу "Двенадцать рождественских свиданий - Дженни Бейлисс"

– Как ты, девочка моя милая? – ворковала мама.

– Я в порядке, мам. Как ты? – ответила Кейт.

Мать громко засмеялась. У нее был смех богатой наследницы, устраивающей вечеринку годах этак в 1920-х: ужасно шумно, зато до невозможности шикарно.

– Дорогая, не поверишь, где я сейчас!

– Не в Испании? – уточнила Кейт.

Ей пришло в голову, что мама вдруг вернулась в Англию на Рождество. Неловкая ситуация тогда получилась бы. До сих пор Кейт была избавлена от проблемы выбора, с кем из родителей провести Рождество.

– Вообще не попала! – взвизгнула мама. – Мы на Барбадосе!

Кейт отодвинула трубку подальше от уха.

– Можешь себе представить? – продолжала мама. – Рождество на Барбадосе!

Кейт могла представить. Она почувствовала облегчение и одновременно укол вины за это возникшее чувство.

– Как вас угораздило?

– В общем, на прошлой неделе я продала яхту одному джентльмену, и он сказал, что у него есть еще одна, в Барбадосе, и что он собирается ее продать. Он показал мне несколько фотографий, но я ответила, что Барбадос немного не наш профиль. Но прежде, чем я поняла, что происходит, он переговорил с Сержем, помнишь Сержа, милая? Моего начальника? Клеился к тебе, когда ты приезжала в прошлом году. Кстати, не такой уж плохой вариант, девочка моя. Возраст – это просто число, ты в курсе, что вполне активная сперма вырабатывается у мужчин аж до смерти…

– Мама! – воскликнула Кейт.

– А, что? На чем я остановилась?

– Тот мужчина поговорил с Сержем насчет яхты.

– Точно, – продолжила мама, – короче, он поговорил с Сержем, и мне лично поручили сюда приехать и произвести оценку. Мы остановились прямо на ней, чтобы получше изучить.

– Вау! Это восхитительно. Уверена, Джерри был доволен, – сказала Кейт.

– Он вообще на седьмом небе, милая. Каникулы! Он не надевал брюки с самого приземления.

Эта информация была для Кейт уже лишней. Она представила себе Джерри в плавках, и ее передернуло.

Джерри было около шестидесяти, высокий, с бронзовым загаром и густыми седыми волосами, безукоризненно стильный, словно пластиковый дружок Барби – Кен. Они с матерью хорошо смотрелись вместе. Она была страстной, с полными губами в форме сердца – Кейт унаследовала их от нее; длинными волнистыми волосами, когда-то темно-каштановыми, а теперь крашенными в контрастные темные и светлые оттенки русого. В Джерри, казалось, воплотился ее идеал. Он был активным, все время в гуще деловых событий, и всегда тратил свои комиссионные прежде, чем они успевали попасть на его счет в банке.

Многие годы мама Кейт имела дела с такими людьми, как Джерри, но по той или иной причине все его предшественники потерпели неудачу; вечеринки их были скромными, а дорогие тачки взяты напрокат. А мама не была дурой, чтобы делать ставку на того, у кого, кроме дорогого смокинга, не было ничего такого, что не мог предложить ей Мак. Как только кто-то делал ей предложение поехать к нему в его трешку в Дептфорде, ее страсть остывала быстрее дешевого шампанского в ведерке со льдом.

Со стороны могло показаться, что брак ее родителей не был счастливым, но это не так: отношения могут быть странными, но при этом необязательно несчастными.

Ее отец знал об увлечениях матери – без деталей, конечно, она была очень осторожна, – но, как бы то ни было, он с этим мирился, понимая, что в конце концов она всегда возвращается домой.

И мама тоже нуждалась в Маке, как в компасе или маяке, чтобы не угодить в бездну. Его гравитация удерживала ее на орбите, и она всегда была рада вернуться в сферу его притяжения после долгих странствий. Это было противостояние, и оно, в принципе, обоих устраивало, пока в их жизни не появился Джерри.

Кейт была еще подростком, когда начала догадываться, что означают ночные отсутствия ее матери. Возможно, ее собственная расцветающая сексуальная чувственность открыла ей глаза на то, что раньше было задернуто покрывалом невинности. О таких вещах дома не говорили. Кейт даже не была уверена, знал ли отец. И она не могла обсудить это с матерью. Окружающие упорно игнорировали слона в посудной лавке, пока он не растоптал их.

– Ночью так хорошо, мы спим на балконе абсолютно голыми, – рассказывала мама. – На набережной есть салон, там девушка делала мне эпиляцию бразильским воском. Ты пробовала, милая? Это просто супер.

Кейт помотала головой, стараясь отогнать картинку в мозгу.

– Так когда вы возвращаетесь? – спросила она.

– Самолет в Испанию двадцать девятого. Почему бы тебе не приехать, отпраздновать Новый год с нами? Тебе понравится! – предложила мама.

– Попробую в следующем году.

Она слышала, как ее мать вздыхает на том конце.

– О, милая, ты всегда так говоришь. Чего ты тянешь? – спросила мама Кейт. – Я бы могла тебя здесь познакомить с сотней мужчин. Я вроде немногого хочу, просто чтобы у меня были внуки до того, как я стану настолько старой, что не смогу с ними возиться.

– Мама… – устало сказала Кейт.

– Да я просто говорю. Часики-то тикают…

– Мама! – воскликнула она.

– Ладно, ладно. Как там Мак? – спросила мама.

– Все в порядке, – ответила Кейт, – просто замечательно.

Дочери хотелось бы что-то рассказать об отце, чтобы произвести впечатление на маму, заставить ее задуматься о том, что она упускает; но она сомневалась, что его овощи, какими бы замечательными они ни были, справятся с такой задачей.

Активность Мака всегда была незаметной. С государственной службы он уволился, но иногда еще привлекался в качестве консультанта. Он растил овощи, чинил вещи, подолгу гулял по окрестностям, делал записи для Королевского общества защиты пернатых о птицах, которых замечал в сделанных им кормушках и скворечниках. Кейт любила эту черту в отце, но этого было недостаточно, чтобы разжечь фитиль маминого чувства. В этом, как полагала Кейт, и крылась проблема их отношений: мама всегда была салютом, папа – бенгальским огоньком.

А в дочери было намешано от обоих. Она унаследовала мамино стремление к успеху и тихое упорство отца. Она должна была сказать спасибо итальянским корням матери за длинные черные ресницы, изящную фигуру, но зелеными глазами и острым носом одарило ее семейство Тернеров. Представления об этике и любовь к природе она взяла от отца, а стремление к новым достижениям – от мамы. И хоть ей не хотелось это признавать, она также унаследовала и нежелание связывать себя длительными отношениями – конечно же, от мамы. Ее воспитание, хоть и замечательное во всех отношениях, осложнялось бескомпромиссной неприязнью и даже страхом перед любой фальшью. Возможно, именно эта черта была повинна в том, что в свои тридцать четыре Кейт еще была одинока.

Она вышла на кухню, зажав телефон у уха, и разожгла печь.