Читать книгу "Девушка, мент и бандит - Борис Седов"

- А ведь впаяют ему, извергу, десяток годков, - кровожадно шептала одна из старух, - судья-то какая строгая, а адвокатик - даром что очки надел, шибко плюгав. Прокурор его задавит.

- Все пятнадцать с гаком - убивцу, - уверенно прошуршал другой сдавленный шепот, - а ежели прокурор настоит - тогда расстрел, не иначе.

- Да нет, Эльвира Матвеевна, расстрел за покойника сейчас не дают. Теперь - как при товарище Сталине - четвертак. Считай - пожизненно. Так ему и надо - вон рожу-то какую наел!

"А ведь не впаяют ему ни десятку, ни пятнадцать, - грустно подумала Лина, слушая краем уха старушечьи комментарии, - тут вы, бабушки дорогие, ошибаетесь. Все схвачено, за все заплачено - так вроде сейчас говорят… И если его и посадят все-таки - то ненадолго".

Свидетельница убийства в джаз-кафе администраторша Валентина заметно нервничала:

- Эта компания мне сразу не понравилась - к нам такая публика обычно не ходит. У нас люди интеллигентно выпивают, слушая хорошую музыку. А эти были пьяные, вели себя развязно… Когда концертная программа закончилась - беспардонно требовали "конкретной музыки". С ними вежливо - они чуть ли не в драку. А потом - стрельба. Ужас просто какой-то.

- А как получилось, что в руках у этого гражданина, - судья указала на спокойно сидевшего в клетке Червонца, - оказался пистолет?

- Я не знаю… По-моему, он, - Валентина кивнула в сторону клетки, - выхватил его из-под куртки. Да это наверняка все видели.

И она с надеждой посмотрела в зал.

Судья нахмурилась и резко заметила:

- Отвечайте по существу вопроса и не ссылайтесь на мнения других.

Червонец презрительно скривился и громко произнес:

- На ствол у меня ксива есть, а вытащил я его для самообороны. Наехали на меня лабухи. А главный их хотел меня микрофоном по башне отоварить.

- Подсудимый, - с притворной строгостью сказала судья, - вам будет предоставлено заключительное слово, в котором вы изложите свою позицию. Попрошу не прерывать свидетеля. И постарайтесь воздерживаться от жаргона.

- Во как… - хотел было возмутиться Червонец, но адвокат, слегка приподняв ладонь, жестом остановил его.

- Ваша честь, - любезно сказал он, - у меня вопрос к свидетелю.

- Не возражаю, - согласилась судья.

- Гражданка Розенблюм, поясните, как вы можете быть уверены, что подсудимый намеренно выстрелил в пианиста? Ведь сами вы во время выстрела находились в противоположном от сцены конце зала.

Валентина смутилась и снова вспомнила, как за несколько дней до суда к ней домой пожаловали непрошеные гости.

Мокрый, который сейчас смотрел на нее как кот на мышь, наведался к ней с двумя приятелями. Разговор не был слишком длинным. Валентине пригрозили, немного придушили подушкой, но так, что никаких следов на лице и на теле женщины не осталось.

- Если будешь себя хорошо вести, сука, твои малолетние ублюдки и школу закончат, и до старости доживут, - вкрадчиво объяснял ей Мокрый, пока двое дружков срывали с Валентины платье, - а если лишнее болтать станешь, то мы не только сейчас тебя оттрахаем, а каждый день будем в гости приходить.

Валентина была в ужасе, но ее так и не изнасиловали, потому что Мокрому нужно было всего лишь напугать ее. И это ему удалось.

Конечно же, Валентина видела все.

Конечно же, она всех узнала - Червонца, Бастинду, Мокрого и четвертого из их компании, но…

В коридоре суда к ней неторопливо подошел угрюмый мужик в кожаной куртке и, прищурившись, поинтересовался:

- Как детишки, здоровы ли?

И, усмехнувшись, отошел в сторону.

Валентина похолодела и, чувствуя, как страх запускает когти в ее сердце, бессильно посмотрела на его широкую спину.

Двое детей - Маша и Антоша - были для нее дороже всех правд и истин, и она знала, что ради них пойдет на что угодно - на ложь, на предательство, а если будет нужно - то и на убийство.

Поэтому, хоть и хотелось ей закричать на весь зал: "Да, я видела, как этот подонок застрелил беззащитного музыканта", она потупила взор и невнятно сказала:

- Я не уверена…

- Говорите громче, - прервала ее судья, - суду вас не слышно.

Валентина кашлянула, прочищая пересохшее горло и, собравшись с духом, громко и четко ответила:

- Действительно, во время выстрела я была в стороне от сцены, у выхода в фойе. Поэтому я не могу с полной уверенностью сказать, что этот человек, - она кивнула на Червонца, - специально целился в Макс… в пострадавшего.

Услышав это, Лина почувствовала, как кровь ударила ей в голову.

Она прекрасно знала Валентину, они часто виделись в кафе, и вот теперь Валентина показала себя совсем с другой стороны… Лина закрыла лицо руками и окончательно поняла, что это судебное заседание - просто фарс, а ее надежды на правосудие наивны и смешны.

- Вы уверены, что не видели момента выстрела? - переспросила судья, внимательно посмотрев на Валентину.

Но все силы Валентины ушли на то, чтобы твердо солгать, и, ощутив вдруг внезапную слабость, охватившую ее, она тихо ответила дрогнувшим голосом:

- Да. В зале было темно, накурено. Я не уверена…

- Так он целился в пострадавшего или нет? - наседала судья, подавшись вперед.

- Я не знаю, - с мукой в голосе выкрикнула Валентина и разрыдалась.

По залу пронесся тихий ропот, бабульки зашуршали, а со стороны фракции братков донесся тихий смех.

Мокрый, указывая толстым кривым пальцем на запуганную женщину, усмехнулся и громко сказал:

- Да она сквозь свои окуляры вообще ни хрена не видит!

- Требую тишины, - судья изобразила на лице глубокое возмущение и громко постучала по столу костяшками пальцев, - свидетель, можете ли вы со всей уверенностью утверждать, что гражданин Соцкий намеренно стрелял в пианиста на сцене?

- Нет, - сквозь слезы выдохнула бледная администраторша.

- Хорошо, - удовлетворенно кивнула судья. - Вы свободны.

Покопавшись в бумагах, она обратилась к секретарю:

- Пригласите свидетеля Ставрогина.

В зал с независимым видом вошел тот самый мужик, который несколько минут назад насмерть перепугал Валентину, поинтересовавшись здоровьем ее детей.

Братки довольно заулыбались, увидев нужного свидетеля.

Червонец, непринужденно сидевший в своей клетке, приветливо махнул рукой, а мужик подмигнул ему в ответ.

С "галерки", облюбованной судебными бабушками, послышались недовольные голоса. Бабушки почуяли, что крови не будет, а это делало судебный спектакль неинтересным. Если бы дело происходило пару тысяч лет назад на арене Колизея, они, конечно, тут же вскочили бы с мест и стали тыкать большими пальцами в землю, но, во-первых, здесь это было неуместно, а во-вторых - Колизей для них был всего лишь кинотеатром.