Читать книгу "Королева секретов. Роман об Анне Клевской - Элисон Уэйр"

— Изучение античных трудов казалось замечательным делом несколько лет назад, — заявил отец Герехт, когда подали фрукты, — но ваша милость правы, это оказалось опасным, так как действительно привело к тому, что люди стали задаваться вопросами по поводу веры и религиозных доктрин. — Он выглядел расстроенным. — Некоторые считают, что Писание должно быть доступно для чтения всем.

Монах не упомянул Эразма, да это было и не нужно: все они знали, что Эразм — сторонник перевода Писания на язык народа и сам занимается этим. К тому же герцог Иоганн поддерживал идею реформатора.

Мать ни за что не стала бы критиковать супруга или открыто перечить ему. А так как герцог любил Эразма, она и его не подвергала критике.

Герцогиня Мария просто сидела и с задумчивым видом изящно резала еду.

Отец Герехт покачал головой:

— Если мирянам будет позволено читать Писание, они, того и гляди, начнут хвастаться, что разбираются в нем лучше церковников, которые обучены толковать его и рукоположением в сан наделены духовной силой для этого.

Вильгельм, с интересом слушавший разговор, вдруг заговорил:

— Простите меня, отец, но, говорят, не все священники достаточно образованны для толкования Святого Писания своей пастве, и некоторые объясняют его избирательно, сообразуясь со своими нуждами.

— Вильгельм! — воскликнула шокированная мать.

Старый монах улыбнулся:

— Ваша милость, в юном возрасте вполне естественно задавать вопросы, и если молодой человек слышал такое, значит ему нужно услышать и о том, что подобные случаи крайне редки. Продажные души есть везде, чем бы люди ни занимались, даже среди священников, к сожалению. Но большинство набожны и честны в своем призвании. Такой ответ удовлетворяет вас, мой юный господин?

— Да, отец. — Вильгельм не выглядел убежденным.

— Я надеюсь на это, — строго сказала мать.

Сын повесил голову.

Оставалось совсем немного времени до пятнадцатого дня рождения Анны. Он приходился на сентябрь, Эмили родилась в октябре, и отмечали оба праздника всегда вместе. Обычно устраивали небольшой торжественный ужин с родителями и несколькими приглашенными гостями, которые приезжали с поздравлениями и подарками. По крайне мере, это был повод нарядиться.

Анна стояла в сорочке посреди своей комнаты и рассматривала красивую одежду, разложенную на ее кровати. Эмили юлила вокруг, уже одетая в зеленое как мох платье с широким черным бархатным поясом и тщательно отделанными разрезами на узких рукавах.

— Черный бархат — это слишком мрачно, Анна.

— Да, но это мое самое дорогое платье. — Анна наклонилась над копной алого бархата. — Я надену это. И наверное, мой новый Stickelchen, из-под которого будут видны косы. — Она взяла в руки расшитый бусинами головной убор с декоративной золотистой вуалью.

— Весьма уместно, мадам маркиза, — прокомментировала матушка Лёве, деловито вошедшая в комнату со стопкой чистого белья, которое собиралась положить в сундук под кроватью. — Теперь, когда вы почти уже солидная леди пятнадцати лет, нужно и выглядеть соответственно! Но это алое не сочетается с вашим головным убором. Наденьте лучше красный шелк.

Анна заколебалась. Она не притрагивалась к этому наряду с июня, не хотелось ей делать этого и сейчас. На платье остались едва заметные пятна — напоминания о том, что произошло между ней и Отто, если кто-нибудь присмотрится хорошенько.

— Нет, я лучше надену черное, — быстро сказала она. — Золотой пояс с большой пряжкой хорошо будет смотреться с ним.

Матушка Лёве зашнуровала на ней платье.

— Хочу заметить вам, миледи, что вы поправились. В прошлый раз я затягивала его туже.

— Это потому, что она слишком налегает на Kuchen[6], — съехидничала Эмили.

Анна не засмеялась. Она вовсе не ела пирожных больше, чем обычно, и тем не менее замечала, что грудь у нее в последние недели увеличивается как-то слишком быстро и живот округлился. Все это означало, что она превращается в женщину. Анна это понимала, но ей не хотелось стать толстухой.

Она надела пояс. И правда: талия ее стала шире.

— Мне нужно последить за диетой.

— Для юных леди вашего возраста поправляться — это обычное дело, — утешила ее матушка Лёве. — Если вы будете меньше есть, все это уйдет, помяните мое слово.

Но ничего никуда не уходило. Через месяц, когда вокруг башен начал завывать ветер, камни на мостовой стали скользкими от прилипших к ним осенних листьев и все в замке занялись приготовлениями к отъезду в Дюссельдорф, как делали каждую зиму, Анне уже было не отмахнуться от того факта, что ее живот и груди определенно раздулись. Может, она больна, хотя чувствует себя прекрасно? И какое же заболевание проявляется таким образом?

Ужасная возможность открылась ей. Когда замужние женщины двора ее матери были enceinte[7], их животы увеличивались в размерах. Дамы эти отправлялись на несколько месяцев в свои поместья, потом снова появлялись при дворе стройные как тростинки и без конца трещали о своих младенцах. Но она не может быть enceinte. Начать с того, что она не замужем, и Отто уверял ее, что поцелуи, даже более интимного свойства, безвредны. Матушка Лёве говорила, что это не так, дабы отвратить своих воспитанниц от желания целоваться с любым молодым человеком, который им понравится.

Но что, если Отто ошибался? Что, если поцелуи вовсе не так безвредны, как он говорил?

Глава 2

1530–1531 годы

Наступивший ноябрь принес с собой туманы. Подготовка к отъезду почти завершилась. Завтра они покинут Шваненбург.

Ночью Анна лежала без сна, держа руки на животе. Он явно стал толще, и ей часто приходилось бегать в клозет. Она встала и опустилась на колени рядом с кроватью. Приподняв доску пола, вытащила кольцо Отто. Оно должно поехать с ней; она ни за что не оставит его здесь. Кроме этой драгоценности, у нее больше ничего не осталось от любимого.

Анна вернулась в постель, но сон ускользал от нее. Посмеет ли она посоветоваться с одним из отцовских врачей? Доктора дают клятву не разглашать тайны своих пациентов, но не посчитает ли доктор Шульц более обязывающим с точки зрения морали долг верности своему господину? И как Анна сможет подобрать слова, чтобы объяснить ему, чем они занимались с Отто?

Но ей нужно понять, что с ней происходит, иначе она могла умереть или, не дай Боже, заиметь ребенка, а это еще хуже. Держать в секрете симптомы «болезни» больше не представлялось возможным. Ей уже приходилось затягивать пояса так туго, как только она осмеливалась, и надевать на себя самые широкие сорочки до того, как утром приходила матушка Лёве, чтобы помочь ей одеться. Вскоре сама няня наверняка заметит неладное.