Читать книгу "Острые зубцы короны. Книга 2. Освободитель - Евгений Юллем"

- Остальных? — Мердоз повернулся и осмотрел палача. — Указания получишь позже. Иди пока готовь мясовозку.

Палач согласно кивнул. Идти готовить фургон для перевозки заключенных — хотя бы работа на воздухе, не в этом душном, жарком и вонючем подвале, пропитанном запахом паленого мяса и испражнений.

А Мердоз, вернувшись к себе в кабинет, занялся делом. Список, составим список. Майора Кэндеро — Ножам, двух лейтенантов, сдавших его даже не под пытками, а под угрозой физического воздействия — просто повесить на плацу за моральную неустойчивость, молчаливого сержанта-ветерана, так и не заговорившего, и превратившегося тоже в отбивную — и этого Ножам… Ну и что? Всего десять талеров палачу? Кто у нас еще для опта? Маловато. Ну ничего, еще попадутся. Так понемногу, по чуть-чуть… И дело вовсе не в деньгах.

Как всегда, самое интересное проходило за городом, на старом заброшенном кладбище Арзуна. Палач правил фургоном в темноте, вздрагивая от каждой ночной неверной тени — про эти места ходило столько страшных баек и небылиц, что трудно было отличить небыль от правды. И про неупокоенных духов насильственно убиенных, ставших навьями, и про мертвецов, разрывающих свои могилы и выбирающихся наружу, а также про шабаши ковенов на могилах, которым для обрядов была нужна свежая плоть и кровь неосторожных путников.

Вот в ночи засветился огонек на обочине кладбищенской дороги. Палач зажег фонарь, и поставил его перед собой. Его увидели, огонек мигнул два раза, палач в ответ — три. Все нормально, если можно было бы об этом так сказать здесь. Это были Ножи.

Палач медленно подъехал к другому фургону и остановился по мановению руки стоящего на дороге человека в черном плаще с головы до пят, лицо которого было скрыто капюшоном. Сколько раз он уже ни встречался с ними, при виде черных его всегда охватывала оторопь. Палач вышел из фургона.

- Привезссс? — зловеще, по-змеиному, прошипел черный человек.

- Да, ваша милость, двоих.

- Мало, — разочарованно сказал человек. Да и вообще, человек ли это? Странный, очень странный у него акцент, который насторожил еще при первой встрече, похожий палач встречал только во время Войн Крови, когда еще не был палачом, а был простым солдатом. — Давай, открывай!

Палач подошел к задней двери фургона, сопровождаемый невесть откуда появившимися фигурами в черных плащах.

- Вот, ваша милость!

Черный склонился над связанными полутрупами.

- Они еле живы, — прошипел он. — Не получишь денег. Мне нужно не мясо, а их органы. Или может твои почки для нашего магического обряда подойдут?

Палач икнул и побелел. Так вот зачем они покупают приговоренных! Палач слышал о Черных Магах Смерти, причем такое, чему верить было нельзя. Банда? Это банда? Да никакая это не банда, это ковен Черных.

- Виноват, ваша милость, — проблеял палач.

- Виноват, — согласился черный. — В следующий раз если привезешь мне товар в таком состоянии, сам пойдешь на мясо. Ты понял?

- Да-а, ваша милость…

- Грузите, — черный полуобернулся к своим. — И передай своему хозяину, что я очень недоволен.

Черный кинул звякнувший кошелек в дорожную пыль. Палач дрожащими руками подобрал плату, непрестанно кланяясь, проводил взглядами страшных черных, дождался, пока они уедут, осенил себя святым кругом и поскорее забрался в фургон. Быстрее, как можно быстрее из этого проклятого места!

…Майор Кэндеро сначала подумал, что наконец-то ушел за грань и попал в то место, куда попадают души мучеников. Последние три дня были непрекращающейся болью, рвущей тело на части — а другого трудно было ожидать от подручных Крата, страдающих, точнее наслаждающихся невыносимой жестокостью по отношению ко всем — своим ли, чужим, все равно, к кому прикажут. Ему, боевому офицеру, прошедшему от лейтенанта, командира пехотной роты нового образца еще при Азариусе, будь благословенна его память, до командира батальона пехоты короля Викхерна претило то, что приходилось делать армии. Ладно, в отношении других рас — здесь все спишут законы войны, можно было попрать и примириться с собой, но когда Крат повернул армию против народа и огнем и мечом прошелся по своим же, людям, зунландцам, и так настрадавшимся за время оккупации ушастой нечисти, Кэндеро не выдержал.

План был до неприличия простой — во время одного из визитов Крата в полк вывести свой батальон, убить генерала и, подняв других, снести марионетку Викхерна и занять дворец. А дальше? Дальше план не особо вырисовывался, как пойдет. Может быть, примкнут те, кто не одобрял звериной жестокости Крата, например, генерал Тейесен из старой еще военной аристократии, начальник генерального штаба, или полковник Керелдан, командир штурмового полка… Они иногда высказывали свое неодобрение по поводу действий верховного, и самое интересное, до сих пор были живы — видимо, пока были незаменимы. Да и мнение было выражено не в виде жесткой публичной критики, а так, легкое бурчание под нос.

Кэндеро же начал продумывать заговор всерьез, не вызывая подозрений излишней болтливостью — что толку трепать языком, привлекая к себе внимание этого мерзавца, его цепного пса Мердоза с ничего не выражающими стеклянными рыбьими глазами, главы Тайной Стражи. Тому человека убить — что стакан воды выпить, в общем, тот еще шакал.

И как оказалось, умный шакал. Кэндеро потихоньку, исподволь плел свои неумелые сети заговора, вовлек в него младших офицеров, сержантов — тех, кто ничего не терял в плане карьеры и дальнейшего будущего, но у кого имелся самый важный необходимый ресурс — люди. Солдаты. Прошедшие за время Эльфарской кампании огонь и воду, и готовые следовать за своими командирами хоть в пекло.

Сдал заговорщиков один молодой лейтенант, который решил, что выслужится перед Кратом, если доложит о заговоре. Правда, это ему совсем не помогло — так он тоже оказался в застенках Мердоза, вместе со своим сослуживцем, тоже лейтенантом. Ну поскольку они были вовлечены в заговор недавно, то знали только его и его ординарца, сержанта Тресана. И вскоре все четверо очутились в пыточной Тайной Стражи. Вот тут вот и сказалась старая закалка — если лейтенанты разливались соловьями от одного только вида каленого железа, то Кэндеро молчал, как, похоже, и Тресан — по крайней мере, на него сам Мердоз, не побрезговавший лично провести силовое дознание, не ссылался. Зато какой ценой далось это молчание… Харкая кровью, шипя от боли в переломанных ребрах и конечностях Кэндеро мечтал побыстрее умереть от шока, но тренированное, выносливое солдатское тело этого сделать отказывалось, хотя целых костей в нем оставалось наполовину, а что со внутренними органами не знал никто — боль, казалось, заполнила весь человеческий сосуд и уже лилась через крышку.

Кэндеро вдруг осознал, что он находится все еще в своем многострадальном теле, попробовал пошевелить руками и ногами — о, чудо! Действительно шевелятся, не болят, слушаются его, более того пальцами рук он чувствует тонкий незнакомый материал, постеленный под ним. Где он? Неужели в раю?

Он открыл глаза. Странная белая комната, залитая солнечным светом.