Читать книгу "Красный нуар Голливуда. Часть II. Война Голливуда - Михаил Трофименков"

Я искренне уверен, что «Бешеный пес Европы» — ценнейший из фильмов, правами на которые я когда-либо обладал. Поскольку на его подготовку и съемки — с достойной сюжета бесконечной тщательностью — потребуется длительное время, я от всего сердца прошу индустрию уважать мои приоритетные права.

Тщательность тщательностью, но драматург Линн Рут, будущий автор знаменитого негритянского мюзикла «Хижина в небе», изготовил сценарий за месяц.

Этот фильм снят во имя Демократии — идеала, вдохновлявшего людей на самые благородные поступки.

Шедевром сценарий не назовешь, но Рут создал нечто гораздо более важное: архетип антинацистской мелодрамы.

Еврей-учитель Мендельсон и немец Шмидт — закадычные друзья и пылкие патриоты. Двое сыновей Мендельсона пали за фатерланд. Генрих, сын Шмидта, вернулся живым, но преисполненным горечи и ненависти к предателям, вступил в НСДАП, участвовал в «пивном путче» и делил тюремную камеру с Гитлером. Фюрер пригрозил «вычеркнуть его из своего сердца», если тот не порвет с невестой, дочерью Мендельсона. Генрих повиновался, да еще и проклял брата, за которого вышла брошенная Ильза. В 1933-м он, возглавив родной город, лютовал, но, узнав об убийстве старика Мендельсона и его младшего сына, прозрел и погиб, прикрывая побег за границу Ильзы с мужем.

Напугать RKO санкциями Гисслинг не мог по той простой причине, что в Германии студия не была представлена. Зато он пообещал, что, буде фильм снят, Германия будет потеряна для всего Голливуда. Хейс обвинил Джаффе и Манкевича в том, что они желают Голливуду погибели, те пожали плечами: наш бизнес — развлекать публику.

Хейс принял соломоново решение: велел Брину мобилизовать еврейскую общественность, напугав неизбежными после выхода фильма погромами. Апеллировать к Американскому еврейскому конгрессу (АЕК) было бесполезно: он уже призвал к бойкоту немецких товаров. Зато Антидиффамационная лига полагала, что евреям лучше не будоражить страсти, не то их обвинят в использовании экрана для своекорыстной пропаганды. 16 августа руководство Лиги рекомендовало Голливуду самый нелепый выход из ситуации: перенести действие из Германии в абстрактную страну. Апофеоз же абсурда наступил, когда Ричард Гутштадт, президент Лиги, мотивировал еврейское вето на фильм мнением дочери: девочка «разбирается в литературе и довольно остро о ней судит».

Так сложился изумительный союз нацистов, магнатов и профессиональных евреев.

Бизнес счел новые правила игры недолговечным мороком. Права на фильм выкупил агент Эл Розен — продувная бестия, не знавшая поражений. Фредерика Марча, например, перепугала его манера заявляться к магнатам без приглашения, да еще в их отсутствие, да через черный ход, и ждать хозяев, развалившись в гостиной. Марч смирился с перспективой ареста за незаконное проникновение, но Майер, застав незваных гостей, изобразил неземное счастье от встречи с лучшим другом Элом.

Вплоть до июня 1934-го Розен при поддержке АЕК шел напролом. Приобрел десять тысяч футов кинохроники. Нашел новичка-актера — вылитого Гитлера. В интервью Еврейскому телеграфному агентству обвинил немецких дипломатов в давлении на Хейса и здраво заметил: фильм вряд ли причинит евреям большие страдания, чем те, что они уже испытывают. Подал на Хейса в Верховный суд Лос-Анджелеса за «злонамеренное вмешательство в [чужие] контракты и преступный сговор». Не совсем понятно только, с кем сговаривался Хейс: с нацистами, Лигой или и теми и другими одновременно. Ущерб он оценил в 1 022 200 долларов: 7 200 стоил сценарий, 15 тысяч — ущерб от невыполненных обязательств, миллион — моральный ущерб.

Только вот ни один продюсер финансировать фильм не захотел. Розен сдался, когда Майер популярно объяснил «лучшему другу»:

У нас в Германии финансовые интересы. Пока это зависит от меня, этот фильм никогда не будет снят.

А тут еще и вступил в силу кодекс Хейса, параграф которого мотивировал табу на антифашизм:

Необходимо справедливо изображать историю, органы власти, выдающихся людей и всех граждан других стран.

* * *

Не прошло и несколько месяцев, как Хейс и Антидиффамационная лига выступили уже в защиту евреев в связи с выходом на Fox «Дома Ротшильдов», продукции Дэррила Занука — кажется, единственного магната-арийца. Впрочем, коллеги искренне считали его «своим», а он устал их разубеждать.

Фильм — в силу своего объективизма — производил двусмысленное впечатление: отрывки из него используют нацисты в антисемитском манифесте «Вечный жид» (1940). Несимпатичные манеры и нечистые стратегии финансистов-евреев детерминировались их борьбой за выживание, никак не становясь от этого симпатичнее и чище.

«Еврейский вопрос» на «фабрике грез» был решен не менее радикально, чем в Германии. Если в 1900–1929 годах Голливуд выпустил 230 фильмов о еврейской жизни, включая легендарного «Певца джаза», то отныне евреи — в порядке борьбы с антисемитизмом — исчезли с экрана. Героя «Успеха любой ценой» (по пьесе Лоусона) перекрасили в янки. Майер отменил съемки «Венецианского купца» и пеплума «Два разбойника». С экрана больше не доносился идиш, не кудахтали еврейские мамаши, не переругивались смачно бруклинские таксисты. Комики больше не травили еврейские анекдоты на эстраде и радио.

Единственное упоминание о евреях в фильмах 1935–1940 годов — недосмотр продюсеров «Жизни Эмиля Золя». В феврале 1937-го на Warner позвонил Гисслинг, встревоженный слухами о подготовке фильма о деле Дрейфуса. Консула заверили: пресловутое дело — ничтожный эпизод фильма байопика о Золя. Он выразил искреннее удовлетворение, и на студии надеялись больше о нем никогда не услышать.

Однако через несколько дней Джек Уорнер распорядился о купюрах.

Сцена 80. Из монолога начальника Генштаба после слов «Он человек!» убрать слова «И еврей!». Сцена 190. Слово «еврей» в монологе коменданта Парижа заменить именем Дрейфуса. Сцена 235. Заменить именем Дрейфуса слова «этот еврей».

Загадочная история. С чего бы Уорнеру, три года как разорвавшему связи с рейхом, чистить сценарий? Но о национальности несчастного капитана все-таки можно догадаться: из фильма не сообразили вырезать план, в котором мелькает бумага с указанием вероисповедания Дрейфуса.

* * *

Я не верю, что мы способны устроить фашизм. — Дороти Томпсон, 1935.

Я написал «У нас это невозможно», но начинаю думать, что это, безусловно, возможно. — Синклер Льюис, 1936.

Фиаско потерпела и попытка экранизации «У нас это невозможно», хотя Майер, уверенный в успехе, купил права на книгу еще до ее выхода в свет (октябрь 1935). Сыграть Доремуса Джессапа, провинциального газетчика-либерала, вождя антифашистского восстания, предстояло Лайонелу Бэрримору. «Американского Гитлера» Базза Уиндрипа — Уоллесу Бири.

Майер не жадничал: подготовительный период обошелся ему в двести тысяч (из них 75 — гонорар живого классика Льюиса). Сидни Ховард был не только экспертом по Льюису (сценарий «Эрроусмита» номинировался на «Оскар», инсценировка «Додсворта» шла по всей Америке), но и одним из самых дорогих сценаристов. Но даже он еще не видел таких гонораров, какой получил за «У нас это невозможно»: 22 500 плюс три тысячи за каждую неделю работы. Но и работа предстояла адова. Умозрительная, механистичная проза не давалась Ховарду, он проклинал Льюиса и себя самого, маялся депрессией, жаловался: