Читать книгу "Аскольдова невеста - Елизавета Дворецкая"

— Это правда, — подтвердил Велем, и Белотур кивнул.

Жители Межи в изумлении разглядывали девушку, и в ее красивом лице, в косе, сияющей червонным золотом, уже видели отражение божественного Света. И хотя любому было трудно свыкнуться с мыслью, что перед ним стоит богиня, никто не сомневался: именно таким и должно быть земное воплощение Солнечной Девы.

— Это боги нам тебя послали! — среди наступившей тишины выдохнула женщина и всхлипнула. — Огнедева! Спасение наше! Слава чурам! Слава Макоши-матушке! Услышали деды наши мольбы! Как уж мы ждали, как просили — когда солнце взойдет и к нам на порог…

— Ну, коли боги саму Огнедеву с небес свели нам на помощь, что же мы, как дивьи[8]неученые, ее в дом не зовем? — усмехнулся другой мужик, постарше и поплотнее, с такой же, как и у Милоума, светлой бородой и веселыми голубыми глазами. — Что застыл, Миленя, стоишь, будто лунь болотный? Кланяйся, зови Огнедеву в дом!

— Пожалуй, Огнедева! — Милоум, еще раз окинув взглядом лица родичей, неуверенно, хотя и без неохоты, поклонился сперва Дивляне, потом ее спутникам. — Пожалуйте, воеводы, будьте нашими гостями!

Межа действительно оказалась довольно обширной весью, и даже недавний мор, о котором рассказывал Мезга, не нанес заметного ущерба численности его населения. Избы были срубные, под дерновыми и соломенными крышами, но в жилье старого Кручины, где теперь обитал его сын и наследник Милоум, имелся очаг в земляном полу — в виде вытянутой ямы, обложенной камнями, вокруг которой стояли горшки, вылепленные руками местных женщин — серые, желтые, темно-бурые, простые и без узоров. Только один горшок был красивый, с ровными стенками и цветной росписью, как бы свидетельствуя, что жители Межи не чужды торговли. Оно и понятно — живут рядом с торговым путем. Еще при дедах была сложена печь, обычная для словенских жилищ, но и старинный очаг не решались засыпать: под его камнями обитали чуры, которым не понравится, если потомки перестанут их кормить и греть.

Первоначально в Меже жили всего два рода — кривича Корени и голядский род Синелиса, иначе Синели, как его стали называть соседи. За четыре-пять поколений семьи разрослись и так перемешались, что брать жен друг у друга Кореничи и Синеличи больше не могли — все в родстве. И хотя в семьях Синеличей еще сохранялись родовые голядские имена, говорили все на одном языке и жили одинаково. Дивляна не сразу начала различать, кто из снующих вокруг детей и взрослых из Кореничей, а кто — из Синеличей, пока не приметила на подолах родовые знаки, — тогда все стало ясно.

Старейшиной над всеми в последние лет двадцать или больше признавался глава Кореничей — Кручина. Когда он умер, его права и влияние унаследовал сын Милоум, но не меньшим весом обладала и его мать, вдова Кручиниха. Причиной тому был ее решительный нрав, хозяйственная опытность, а также немалые ведовские знания и умения. Неуживчивой старухи боялись и свои и чужие, но никто лучше ее не лечил скотину и людей, не умел приносить жертвы, чтобы выпросить у богов дождей в нужное время или отвести тучи, когда дождя не надо, отвадить волков и медведей от пасущегося в лесу стада. Наиболее она славилась как зелейница,[9]знающая сотни съедобных, лечебных, волшебных трав. Кручинихе во всем помогали духи, невидимые слуги, которым она всегда, садясь есть, бросала по несколько ложек или кусков от каждого блюда под стол.

И вот недавно бабка Кручиниха умерла. Умерла внезапно и в одночасье — шла в одиночку с выгона и упала замертво. Ее нашли только к вечеру — бездыханную, с искаженным лицом, то ли испуганным, то ли разгневанным. Женщины подняли крик и плач, мужчины ходили, «будто лунем склеванные», как тут говорили, то есть растерянные и ошарашенные. За тридцать последних лет все привыкли, что их жизнь и благополучие в надежных руках знающей бабки, а без нее все разом ощутили себя беззащитными и брошенными. Ходили слухи, что старуха умерла не просто так, а что догнала ее прилетевшая с ветром чужая, наведенная порча. Конечно, врагов она успела нажить немало, но до сих пор поблизости не находилось равных ей соперников в колдовском деле. Неужели таки нашелся? Винили «дикую голядь», жившую в лесах на восточной стороне, но что же тут докажешь? От этих мыслей было еще страшнее, и все до одного ждали неминучих бед.

Бабку похоронили по обряду: в глухом лесу на Мариной плеши устроили высокую краду, положили на нее тело в лучшей одежде, с многими рядами снизок на шее — из синего, зеленого, голубого, желтого стекла, — с широкими бронзовыми браслетами на морщинистых руках, в высокой богатой кичке, украшенной десятком колец-заушниц с подвесками, как принято у местной голяди, с которой бабка была в родстве. Рядом разместили все, что могло понадобиться умершей: кремень и огниво, шилья, ножницы, иглы и вязальные крючки, которыми она за долгую жизнь связала несчетное множество чулок и рукавиц, пряслень, серп, дорогой покупной гребень из заморского душистого дерева. Когда крада прогорела, остатки костей и то из вещей, что попалось среди углей и золы, собрали в берестяной туес и зарыли на вершине кургана Кореничей, придавив большим камнем. Во рву вокруг кургана и на вершине разложили огонь — погреться бабкиной душеньке, справили страву…

Думали, проводили по чести, да не тут-то было. Когда бабка Кручиниха шла с выгона, ее знаменитая клюка находилась при ней — в навершии клюки была вырезана бородатая голова чура, и все знали, что именно в ней-то и живут бабкины духи-помощники. Перед смертью ведун должен их передать хоть кому-нибудь. Но никого при бабке не оказалось, и клюка ее валялась рядом с телом, выпав из мертвых пальцев — так ее и нашли. Тело бабки подняли, но клюку оставили на месте — боялись к ней прикоснуться. Кто возьмет клюку, тот возьмет и духов, а с ними справляться — уметь надо.

В Меже имелось несколько мужиков или женщин посмелее, кто не отказался бы обрести силу вместе с духами-помощниками. Но кто бы ни брал в руки бабкину клюку, наутро та оказывалась на вершине кургана, возле камня, которым прикрыли яму с прахом Кручинихи. Это означало, что ее духи не хотят покидать прежнюю хозяйку.

— Видно, ищут нового хозяина достойного, — рассказывал Дивляне и обоим воеводам Милоум. — Наша кровь-то старая, знатная. Бабка была из хорошего голядского рода, из Милогодовичей, а они с самими князьями старыми голядскими в родстве. Княгиня Колпита, старшая Громолюдова жена, из них тоже сама.

— Так вы с Громолюдовой княгиней в родстве? — Белотур поднял брови.

— Хоть и в дальнем, а дедами счесться можем. — Милоум важно кивнул. — Видно, духи-то хотят княжьей крови себе хозяина. И верно — ведь есть такой человек…

— Да ты лучше про жальник сперва расскажи, — посоветовал тот веселый толстяк, Милоумов родич, названный Синелей в честь почитаемого предка.

— Да, про жальник, — вспомнил Милоум. — Как похоронили, а через три дня наутро смотрим — нет скотины! Вся разом исчезла, у всех! Как растаяла, как навьи унесли! Кинулись искать — а следы на жальник ведут. Пришли — вот она вся, родимая наша! Коровы, овцы, козы — у нас скотины людно, слава Велесу! — все здесь, стоят, травы не жуют, не мычат… будто зачаровал кто! Пригнали домой, стали бабы доить — молоко горькое, в рот взять нельзя! Так все и вылили. На другое утро — что за напасть! Опять нет скотины! Бегом на жальник — там она, и снова молоко горше полыни! Ну, тут уж мы смекнули — жертвы хочет наша Кручиниха. Выбрали телку, закололи. Три дня было тихо. А нынче просыпаемся — мальцов в избе нет. У меня нет, а ведь их пятеро, у Синели, вон, нет, а он шесть девчонок наплодил, ни у кого нет! Бабы в плач, а мы на жальник. А там вы…