Читать книгу "Я был там: история мальчика, пережившего блокаду. Воспоминания простого человека о непростом времени - Геннадий Чикунов"

Следующее знакомство с водной стихией было уже в настоящей реке. Отец и мать работали на электростанции. Днем сидеть со мной было некому, и поэтому меня устроили в детский садик. В то время он назывался «Площадка». После домашнего воспитания привыкал я к этой «Площадке» очень тяжело. Почти весь первый день провел в слезах, забившись в угол игровой комнаты, из которой меня не могли вывести никакими уговорами. До сих пор помню, как тяжело было у меня на душе. Сердце готово было разорваться от тоски. Мне казалось, что меня отдали сюда навсегда и я больше не увижу своих папу и маму. Постепенно я привык к окружающей обстановке, понял, что меня отдали сюда не на все время, и стал с удовольствием посещать это детское учреждение. Летом в хорошую погоду нас выводили иногда на природу, на берег реки Невы, где мы под присмотром воспитателей плескались в воде, загорали, строили из песка различные фигурки, пирожки и целые крепости. Однажды, во время очередной прогулки, воспитатели меня проворонили, и я, отбившись от основной группы ребятишек, взобрался на небольшой плотик, причаленный кем-то к берегу недалеко от нас, и стал раскачивать его, переступая с ноги на ногу. Вскоре я заметил, что плотик начал двигаться вдоль берега по течению и расстояние между берегом и плотом стало увеличиваться. Испугавшись, что плот вынесет меня на середину реки, я не стал звать на помощь, а спрыгнул с плота в воду, думая, что там еще мелко и я выберусь сам. Очутившись в воде, я почти сразу начал захлебываться, потому что она доходила мне до самых ушей. Дышать я мог, только задрав голову до самого неба. Течение реки все время подталкивало меня в сторону от берега. Мне показалось, что в этой борьбе с рекой прошла целая вечность. Изредка я что-то выкрикивал, но меня никто не слышал и не видел. Когда мне начало казаться, что для борьбы сил больше не осталось и что пришел мой конец, неожиданно я нащупал одной ногой какой-то камень. Я встал на него, сильно оттолкнулся и упал животом на отмель, где течение меня уже не тащило на середину реки, отдышался и благополучно выбрался на берег. Воспитатели только потом узнали от меня, где я был и что со мной стряслось. Это был мой первый опыт с большой водой.

В последующие годы таких случаев было несколько, и каждый раз по воле судьбы мне удавалось спастись самому, без посторонней помощи. Бывали и сухопутные случаи, когда из-за безрассудного баловства была возможность получить увечье или даже погибнуть. Одно время мы повадились бегать играть к небольшой котельной, из которой кочегары вывозили золу на вагонетке и сбрасывали в отвал неподалеку от здания. В результате образовалась длинная горка с небольшим подъемом, по которой были проложены рельсы. Очень часто вагонетка стояла у ворот котельной пустая, и мы, когда никто не видел, облепив ее со всех сторон, закатывали ее на гребень горы и скатывались на ней по рельсам вниз с довольно приличной скоростью. Однажды, когда мы в очередной раз, упираясь ногами в шпалы и золу, затащили эту тяжелую, грязную и ржавую железяку на колесах наверх и еле успели разместиться кто где сумел, это ржаво-грязное чудо понеслось по рельсам, грохоча и набирая скорость. Садиться приходилось в ускоренном темпе, потому что это чудо техники неустанно стремилось вниз и держать его долго не хватало сил. Тем более при посадке количество держащих вагонетку убывало по мере того, как кто-то успевал залезть в нее. В тот памятный день мне досталось переднее место, на небольшой железной площадке. Когда наш транспорт набрал вполне приличную скорость, мои ноги соскочили с железки, на которой я стоял, и я кубарем полетел вниз. Мое счастье, что я упал между рельсами и вагонетка промчалась надо мной, не задев меня, а если бы какая-нибудь часть тела оказалась на рельсах, то страшно представить, чем бы все закончилось.

Помимо этой узкоколейки, частенько мы наведывались и на большую железную дорогу. В тупике почти всегда стояли товарные вагоны, и нам нравилось дергать за проволоку, проходящую под каждым вагоном, и выпускать сжатый воздух из их резервуаров, а когда вагоны трогались, мы успевали подложить на рельсы гвоздики, которые у нас всегда были в карманах. Из этих гвоздиков после прохождения по ним вагонов получались почти готовые ножички.

КАК ИЗВЕСТНО, МАЛЬЧИШКИ ВСЕХ ПОКОЛЕНИЙ ВСЕГДА ИГРАЛИ В ВОЕННЫЕ ИГРЫ. С ТОЙ ТОЛЬКО РАЗНИЦЕЙ, ЧТО В ТЕ ДАЛЕКИЕ ГОДЫ ДРАЛИСЬ НА ШПАГАХ И САБЛЯХ, СТРОИЛИ РАЗЛИЧНЫЕ КРЕПОСТИ И УКРЕПЛЕНИЯ И БРАЛИ ИХ В РУКОПАШНОМ БОЮ.

По мере развития военной техники менялись и игры. У нас уже появились «винтовки» и «пулеметы», «гранаты», «танки» и «самолеты». Помимо регулярных войск появились и «партизанские отряды». Одной из партизанских операций было закладывание «мин» на тропах, проходящих по поселку. Минами являлись ямы, выкопанные на тропинках, заложенные тонкими прутиками, прикрытые сверху тонким слоем земли и для маскировки аккуратно утрамбованные. Сидя в засаде, мы с замиранием сердца ожидали свою жертву. Когда кто-то попадался в эту западню, нашему ликованию не было конца, несмотря на то, что частенько жертва, угодившая в эту яму, изрекала в наш адрес совсем не ласковые слова и в этих словах очень часто почему-то упоминалась мама. «Штаб наших войск» находился в шалаше, в парковой зоне поселка. Строили его и командовали нами мальчишки более старшего возраста. Напротив нашего дома находилась какая-то воинская часть. Их казарма занимала почти весь первый этаж соседнего дома. Стекла в окнах, выходящих на улицу, зачем-то были закрашены наполовину белой масляной краской. Иногда солдаты расставляли около дома, фактически в нашем дворе, различные препятствия, развешивали на столбах соломенные куклы и проводили тренировки. Ползали по-пластунски, пролезали и перепрыгивали через различные препятствия и беспощадно протыкали штыками развешенные на балках соломенные куклы. Несмотря на бесконечную брань командиров, проводивших эти учения, мы, мальчишки, старались как можно поближе подобраться к солдатам и, словно мартышки, повторяли их движения, так же бегая и ползая на животе и протыкая палками воображаемых противников. Насмотревшись на эти учения, все эти упражнения мы старались внедрить в свои игры в лесопарке. Место для игр было просто идеальное: огромные сосны, высокая трава, небольшие овражки и возвышенности, рядом Нева, сверкающая своими водами, словно рыбьей чешуей. Во время войны именно в этих местах залегали наши солдаты, отбивая атаки фашистских войск. С полной уверенностью можно сказать, что мы, мальчишки тех лет, первыми освоили и оценили здешние овражки, бугорки и ямочки. На наше счастье, в то время не свистели над нами пули, не взрывались гранаты и не фыркали осколки от бомб и снарядов. Укрытия были настолько хороши, что иногда приходилось искать «противника» чуть ли ни часами.

Однажды, во время одной из таких игр, я так запрятался, что меня уже устали искать, и, если бы не сестренка, которая все время меня преследовала, стараясь везде быть со мной, меня бы так и не нашли. Она видела, куда я прятался, и со слезами и воплями «Гениська» выдала меня. Когда я вылезал из укрытия, моей злости не было конца за такое коварное предательство. Все то время, которое нам довелось прожить вместе, начиная с того момента, как она начала ходить и что-то соображать, она все время увязывалась за мной. Куда бы я ни шел, она следовала за мной, во что бы я ни начинал играть, и она тут как тут. Если я садился играть на гармони, она подходила ко мне, клала свою руку на мою коленку и начинала приседать, стараясь попасть в такт музыке. Разница у нас с ней в три года, но я помню, как мать увозили в роддом на «скорой», как мы с отцом ходили к этому дому, расположенному на берегу Невы, окруженному большими деревьями. Когда сестру привезли домой и положили завернутый в одеяло сверток поперек оттоманки, я не сразу понял, что это не просто одеяло, а очередной член семьи. Вставая на цыпочки, стоя на полу, я старался рассмотреть содержимое странного пакета. Ничего не увидев, потянул сверток на себя, и если бы в этот момент рядом не оказались взрослые, то могло бы произойти несчастье.