Читать книгу "Между Ницше и Буддой: счастье, творчество и смысл жизни - Олег Цендровский"

Фундаментальный механизм страдания можно назвать «экзистенциальным разрывом». Он представляет собой самоподдерживающееся противоречие между «я имею» и «я хочу», и вся наша сознательная психическая жизнь структурируется взаимным перемещением двух его планок. Увеличение дистанции между ними или простое ее созерцание порождает все известные человеку формы страдания, сводящиеся к единому тезису: положение вещей не таково, каким оно должно быть. Вы совершаете арифметическую ошибку – что-то идет не так. С самого утра льет дождь – что-то идет не так. Коралловые рифы погибают и полярные льды тают – что-то идет не так. Вы боитесь, что вас не примут на работу – что-то может пойти не так. Каждый раз мы получаем удар кнута, и сила удара прямо пропорциональна величине и значимости несоответствия.

Биологический смысл у этого двояк. С одной стороны, негативные эмоции являются мощной мотивационной силой, побуждающей изменить неудовлетворительную ситуацию и избавиться от гнетущего чувства. Но что даже важнее, они играют ключевую роль в процессе обучения. Так существо запоминает, что определенная модель поведения неэффективна или же какой-то объект представляет опасность. Напротив, какой бы прилив положительных эмоций мы ни испытали, он суть регистрация нервной системой приближения или состояния близости нижней планки «я имею» к верхней – «я хочу». Выделяющиеся вещества (прежде всего, дофамин) мотивируют наше движение в направлении потребности и затем закрепляют приведшую к успеху стратегию поведения сладким пряником.

С нейробиологической точки зрения, экзистенциальный разрыв обеспечивается поясной извилиной – огромной структурой мозга, залегающей сразу под корой больших полушарий. Именно поясная извилина сравнивает действительное положение вещей с ожидаемым и рассылает информацию по другим системам [3]. Если наши действия не принесли желаемого результата или что-то в этом мире не так, сигнал отправляется в главные центры негативных эмоций – в миндалину, заднюю часть гипоталамуса и островок. Гипоталамус, не теряя времени даром, объявляет тревогу и увеличивает выработку надпочечниками кортизола – главного гормона стресса и страдания. В зависимости от ситуации он также может ощутимо повысить адреналин – гормон стресса и страха. Параллельно, вместе с активацией миндалины и островка информация посылается в префронтальную кору мозга, и вот тут-то мы всецело осознаем, как тяжко жить на этом свете.

Испытываемые при этом отрицательные переживания обрабатываются теми же центрами в мозге, что и физическая боль, и задействуют почти идентичный набор веществ. Для нервной системы различия между ударом кулаком, страхом перед ним и воспоминанием о нем крайне малы. С той лишь поправкой, что мучительные представления внутри нашего сознания куда более неотвязные и неприятные.

Хорошей иллюстрацией этого является работа болевых нервных окончаний, рассредоточенных по всему нашему телу. Их задача – реагировать на любые воздействия, от укола до сильного сжатия, и передавать об этом информацию в спинной и головной мозг. Для этого клетки болевой чувствительности используют особое вещество – нейромедиатор под названием субстанция P, по сути, главный передатчик того, что мы называем «физическая боль». Любопытно, однако, что при клинической депрессии ее уровень у человека растет, и если дать ему препарат, снижающий субстанцию P, то он сработает как антидепрессант. Таким образом, грань между физической болью и тем, что «только у нас в голове», не просто тонка, но может и вовсе отсутствовать. В обоих случаях негативные переживания есть смыкание экзистенциального разрыва и несут один и тот же фундаментальный посыл: что-то идет не так.

Первое отчетливое понимание роли заднего гипоталамуса и миндалины в ощущении страдания и боли сложилось в 1960-е годы. Здесь знаковым явлением были эксперименты великого нейрофизиолога Хосе Дельгадо в 1963 г. Отдав дань уважения жестоким испанским традициям, он имплантировал электроды в задний гипоталамус быков, после чего выходил вместе с ними на арену. В руке его, однако, была не шпага тореадора, а радиопередатчик сигналов на электрод. Разозленный бык мчится на Хосе, тот нажимает на кнопочку – бык мгновенно всеми четырьмя копытами упирается в песок и буквально забивается в угол арены плакать. Конечно, быка можно и нужно пожалеть, но для него такая ситуация редка и противоестественна. Человек же на своей собственной кнопочке денно и нощно выплясывает.

С другой стороны, когда поясная извилина регистрирует сжатие экзистенциального разрыва, то есть близость желаемого к действительному, нас угощают сладкими психотропами. Мы делаем очередной шажок на пути к своим целям, удовлетворяем потребность или замечаем перспективу ее удовлетворения на горизонте – и получаем за это электрохимическое поощрение. Путь положительных эмоций довольно сложен, но, грубо говоря, главный маршрут такой. Поясная извилина посылает сигнал в вентральную покрышку, а она направляет поток в прилежащее ядро – ключевой центр удовольствия, и в этой точке нам становится очень хорошо. Одновременно дофаминовые нейроны передают заряд в префронтальную кору, способствуя отчетливому осознанию переживаемого состояния.

Первым прорывом в изучении центра удовольствия были эксперименты Джеймса Олдса и Питера Милнера в 1954 г. Ученые имплантировали крысам электроды в вентральную покрышку, и сигнал на них можно было подать нажатием расположенного в клетке рычажка. Крысы принимались беспрерывно нажимать на рычаг стимуляции, тысячи раз подряд, забывая о пище и питье, пока не умирали смертью сладкого истощения.

Судьба крыс столь же незавидна, как и судьба быков Дельгадо, но в их положении человеку оказаться не грозит. Дело не только в изобилии поводов для негативных эмоций и их повышенной силе – они заложены природой в сам фундамент каждого этапа психической жизни. Прежде всего, страдание стоит у истоков побуждения: даже вдох и выдох мы совершаем под занесенной плетью, ибо отказ от них тотчас переходит в наказание. Мы ищем еды и питья, ибо нас толкают к тому голод и жажда – формы страдания. Мы ищем компании других людей, так как одиночество для нас мучительно. Мы меняем положение собственного тела, ведь любое из них быстро начинает причинять дискомфорт. Аналогичный механизм определяет человеческое целеполагание и в остальных сферах, будь то потребление товаров и услуг, карьера, творчество или саморазвитие. В основе желания лежит недостаток, переживаемая как страдание нехватка, они спаяны друг с другом в неразделимое целое.

Сам процесс ликвидации недостатка, то есть реализации желания, также пронизан различными формами и степенями отрицательной энергии. Двигаясь вперед и преодолевая сопротивление действительности нашим усилиям, мы переживаем само это сопротивление как дискомфорт, усиливаемый до степени страдания нашей неудовлетворенностью скоростью и результатами оного движения, ошибками, неудачами, сожалениями, разочарованиями, сомнениями и скукой. Наконец, они же поджидают нас и по завершении данного пути – и не только в случае недостижения цели.