Читать книгу "Незнакомая дочь - Элена Ферранте"

Мне следовало бы рассердиться, но вместо этого я почувствовала себя намного лучше, даже подумала – а что если я вернусь в бар, сяду рядом с Джованни и стану всячески демонстрировать, будто заглядываю к нему в карты и участвую в игре, как блондинка из гангстерского боевика? Почему бы и нет? Старик он подтянутый, сухощавый, и волосы у него густые, правда, кожа в пятнах и глубоких морщинах да радужка пожелтела и зрачки чуть мутноваты. Он сыграл свою роль, а я могла бы сыграть свою. Я бы шептала что-нибудь ему на ухо, касалась грудью его плеча и, положив на него руку, следила за картами. Джованни наверняка был бы мне благодарен по гроб жизни.

Но вместо этого я ушла домой, уселась на террасе и принялась ждать, когда ко мне придет сон, а маяк тем временем мерно разрезал лучом ночь.

Глава 9

Всю ночь я не сомкнула глаз. Ушибленная спина пульсировала болью, отовсюду до самого рассвета доносилась громкая музыка, ревели машины, слышались возгласы и приветствия. Я лежала в кровати, и мне было не по себе от растущего ощущения, будто вся моя жизнь распадается на слои: Бьянка с Мартой, проблемы на работе, Нина, Элена, Розария, мои родители, муж Нины, книги, которые я читала, мой бывший муж Джанни. На рассвете внезапно наступила тишина, я уснула и проспала несколько часов.

Проснулась в одиннадцать, быстро собрала вещи, села за руль. Было воскресенье, очень жаркое воскресенье, машин набилось полным-полно, и я, с трудом отыскав место для парковки, очутилась в еще более густой, чем накануне, толпе нагруженных вещами молодых людей, стариков и детей, которые торопились по тропе через сосновый лес, толкаясь и напирая друг на друга, чтобы как можно скорее захватить место на песке поближе к морю.

Джино, занятому купальщиками, которые вливались на пляж непрерывным потоком, было не до меня, и он только коротко взмахнул рукой. Облачившись в купальник, я лежала в холодке, животом вверх, чтобы скрыть синяк на спине, и в темных очках, потому что у меня болела голова.

Пляж кишел людьми. Я поискала глазами Розарию, но не увидела ее, да и весь ее клан, казалось, потерялся в толпе. Однако, вглядевшись повнимательнее, я обнаружила Нину и ее мужа, которые шли вдоль линии берега.

На ней было синее бикини, и она снова показалась мне очень красивой, ее движения отличались естественным изяществом даже в ту минуту, когда она с негодованием что-то ему втолковывала. Мужчина, по пояс голый, с волосатой грудью, на которой красовался крест на золотой цепи, с бледной кожей, даже не порозовевшей на солнце, и – что показалось мне наиболее отталкивающим – с толстым брюхом, разделенным на две вздутые половины глубоким шрамом, идущим от сочленения ребер вниз, к штанам, был скуп на жесты и выглядел еще более приземистым, чем его сестра Розария.

Я обрадовалась, что с ними нет Элены: впервые я видела мать отдельно от дочери. Но потом заметила, что ребенок сидит в двух шагах от меня на песке на солнышке, в новой шляпе матери, и играет с куклой. Я обратила внимание на то, что глаза у девочки еще больше покраснели и что временами она кончиком языка слизывает сопли.

На кого она больше похожа? Теперь, когда я увидела и ее отца, мне показалось, что я могу различить в ней черты обоих родителей. Смотришь на малыша – и сразу начинаешь находить сходство, особенно если хочешь поскорее покончить с этой игрой, ограничив изыскания одними только родителями. На самом деле ребенок – всего лишь живая материя, некое создание из плоти, случайно возникший человеческий организм, один из многих в длинной цепи. Вся суть в конструировании – им занимается природа, да и культура тоже, а наука и вовсе руководит процессом, один лишь хаос неконструктивен – и в неодолимой тяге к воспроизводству. Я хотела Бьянку: желание завести ребенка порождается темным животным инстинктом и поддерживается общепринятыми представлениями. Она появилась у меня быстро, мне было двадцать три года, ее отец и я прилагали огромные усилия, чтобы остаться в университете, и она родилась в самый разгар этой борьбы. У него получилось остаться, а у меня – нет. Тело женщины проделывает множество разных дел: трудится, куда-то стремится, учится, выдумывает, изобретает, утомляется; груди тяжелеют, половые губы разбухают, плоть пульсирует вокруг новой жизни, и да, это твоя жизнь, однако сосредоточена она в особом месте, и она толкается, поворачивается, живет в твоем животе, радостная и тяжелая, дарящая наслаждение своей прожорливостью – и вместе с тем отвратительная, как присосавшееся к вене ядовитое насекомое.

Твоя жизнь пытается измениться. Бьянка была изгнана из чрева, вышла из него во внешний мир, но все вокруг, да и мы тоже, считали, что ей нельзя расти в одиночестве, что ей должны составить компанию брат или сестра. Поэтому вскоре после ее появления на свет я запрограммировала – да, именно так – вырастить у себя в животе еще и Марту.

И вот в двадцать пять лет я сделала это второй раз. У отца находилась масса причин разъезжать по всему свету. У него не было даже времени рассмотреть как следует, насколько удачными получились его копии, насколько удачно прошло воспроизводство. Едва взглянув на них, он восклицал с неподдельной нежностью: “Они так похожи на тебя!”. Джанни добрый человек, и наши дочери его очень любят. Он почти или совсем ими не занимался, но когда было необходимо, делал все возможное, да и сейчас он тоже делает все, что в его силах. Детям это нравится. Если бы он был здесь, на пляже, то не лежал бы в шезлонге, а пошел играть с Эленой, потому что считал бы это своим долгом.

А вот я не считала. Взглянула на девочку, рассмотрела ее в целом, оценила отдельные черты, коими она была обязана своим предкам, и почувствовала нечто похожее на отвращение, хотя и не поняла, что именно его вызвало. Девочка играла с куклой. Она разговаривала с ней, но не как с облезлой игрушкой, у которой сквозь остатки белокурых волос просвечивала голая голова. Непонятно, какую роль играла сейчас эта кукла. Нани, обращалась она к ней, Нанучча, Наниккья, Ненелла. Она нежно ласкала ее. Целовала крепко, так крепко, что казалось, будто пробует оживить пластиковое тельце своим дыханием, теплым, трепетным, наполненным всей любовью, на какую она была способна. Целовала в обнаженную грудь, спину, живот – всюду, приоткрыв рот, как будто хотела ее съесть.

Я отвела взгляд: не смотреть же мне на детские игры. Но потом опять повернулась к девочке. Кукла Нани была некрасивая, старая, на лице и теле виднелись следы от шариковой ручки. Однако в тот момент ее наполняла жизненная сила. Теперь она уже сама исступленно целовала Элену. Девочка изо всех сил прижимала ее пластиковые губы к своим щекам, губам, к худенькой груди и выпуклому животу, прикладывала ее голову к своим зеленым трусикам. Малышка заметила, что я на нее смотрю. Она улыбнулась, подняв на меня мутный взгляд, и обеими руками засунула голову куклы себе между ног, крепко сжав ее обеими руками, как будто хотела раздавить. Всем известно, что дети играют в такие игры, когда пытаются что-то забыть. Я встала. Солнце палило так сильно, что я вся вспотела. Ни ветерка. На горизонте застыла серая дымка. Я отправилась купаться.

Лениво бултыхаясь в воде, я снова заметила Нину и ее мужа; они продолжали спорить. Нина против чего-то горячо возражала, он слушал. Потом мужчина, судя по всему, устал от потока слов и сказал ей что-то – твердо, но невозмутимо и тихо. Должно быть, он очень ее любит, подумала я. Он оставил жену у кромки воды и пошел поговорить с теми, кто приплыл накануне на катере. Очевидно, о них и был спор. По собственному опыту знаю, что так всегда и бывает: сначала веселье, друзья, родственники, вы всем рады, всех любите, потом начинаются стычки из-за слишком тесного общения, и внезапно дает о себе знать застарелая неприязнь. Нина больше не могла выносить гостей, вот ее муж и отправился их выгонять. Через некоторое время мужчины, раскормленные женщины и толстые дети в беспорядке покинули зонтики и стали грузить вещи на катер, причем муж Нины взялся сам им помогать, чтобы они убрались поскорее. Расставаясь, все принялись обниматься и целоваться, но никто из гостей не подошел попрощаться с Ниной. Опустив голову, она ушла на другой конец пляжа, словно больше ни минуты не могла смотреть на них.