Читать книгу "Каникулы в Санкт-Петербурге - Татьяна Богатырева"

Пробки в Петербурге в сто раз ужасней пробок в Москве, уверял Полину Максим, поэтому он свою машину и не водит, а передвигается по городу как простые смертные, ножками.

Ввернуть в разговор хоть намек на то, что он никакой не Андрей, не было никакой возможности: Полина снова завела разговор на околоэкологическую тему. Про бережное отношение к природе, про то, как это важно и правильно, как ей нравится, что в Питере столько мусорок. Про то, что чисто там, где не сорят, и все такое прочее.

Она нервничала и мелко крошила купленную для нее Максимом ватрушку, отщипывая микроскопические кусочки и на автомате кидая их падким на выпечку голубям.

«Вы еще тут, проклятые», – кисло думал Максим, хмуро наблюдая за сбивающимися в стаю ненасытными голубями.

Даже такие тупые птицы, как голуби, и те понимают, что лучше держаться коллективно. А он взял и поссорился с Андреем, который уж точно нашел бы выход из этого безобразия.

Поэзия. Ну что он может сказать Полине про поэзию? Все познания Максима в этой области начинались и заканчивались школьной программой. Все, что он знал об экологии, было почерпнуто им все из той же обязательной школьной программы: озоновый слой испарился, начался парниковый эффект, и это, естественно, ничем хорошим кончиться не может. А, да, и пластиковые пакеты в почве по тысяче с лишним лет разлагаются.

Вот бы сюда Кешу, уж он бы поддержал беседу. Иннокентий учился с Максом в одном классе, его отец и мать были знаменитыми поэтами. Правда, он этого страшно стеснялся, а с Максимом не то чтобы особенно дружил.

В общем, когда Полина как бы между прочим сообщила, что у нее на сегодня запланирована еще одна какая-то там встреча, Максим даже вздрогнул от облегчения. Но тут же до него дошло, что, судя по тону Полины, она вряд ли еще его куда-нибудь когда-нибудь позовет.

Можно было бы написать Полине уже от имени себя-Максима, что командировка окончена. И тогда они бы встретились. И Полина посмотрела бы в его лживую физиономию. И заметила бы потрясающее сходство с неким «Андреем».

Блин!

Глава пятая

#марианскаявпадина

16 июля

Максим 12:02

Привет, Полин! Грущу в командировке, без тебя радость не в радость, я бы лучше с тобой время проводил. Как ты? Как прошел твой первый день? Как тебе город? Как вообще все? Скучаю. Максим.

Полли 12:15

Приветище! Как же я рада твоему письму. Город замечательный, жалко только, что тебя нет. Я познакомилась с одним парнем, он помог мне в первый день (смешная получилась история – приедешь, вместе посмеемся), а сегодня он меня по Питеру водил.

Максим 12:17

То есть прямо все хорошо? Все идет по твоему плану? Целиком?

Полли 12:22

Ну, не совсем, если честно.

Максим 12:23

А что такое? Расскажи, я так переживаю, как ты там.

Полли 12:30

Спасибо, Максим. Мне приятно это слышать. Знаешь, я тебе на самом деле не все рассказала. Оказывается, бабушка в мае написала мне письмо, отец только недавно мне его отдал. Бабушка раньше никогда не говорила, что она из Петербурга. А в письме она рассказала мне одну историю, связанную с поэтом Тагановым. Он же тоже питерский, ваш. У бабушки с ним был роман, знаешь, бурный такой и грустный. Ей всегда было тяжело говорить об этом, а тут – целое письмо, подробное. Наверное, она не могла это все вслух проговорить. А бабушка, оказывается, всю жизнь жалела, что рассталась с Тагановым. Представь, пятьдесят лет жалела! И я хочу увидеть все места, описанные в ее письме. Это все так странно и волшебно, если честно. Как будто прочитал книгу, а потом смотришь ее экранизацию в режиме реального времени, только декорации настоящие. Одной сложновато все маршруты искать, я плохо пока ориентируюсь, а времени не так уж и много. А мой новый знакомый – Андрей – странный он, конечно. Дерганый какой-то. И мне кажется, приврать любит. Рассказывал, что водит катер, ты представляешь? В общем, мне неудобно его послать (наша семейная извечная проблема, ха-ха), вот и мучаюсь немного. Вот, выговорилась, и сразу легче стало! Какой же ты молодец, Максим, возвращайся уже скорее!

Полина, я не верю и никогда не верила в любовь с первого взгляда. По-моему, это чувство формируется с действиями и поступками, которые совершает или не совершает понравившийся нам человек. Грубо говоря, мы любим или не любим людей «за что-то», в хорошем смысле конечно. Нами движет сочувствие или сострадание, восхищение и интерес, удивление или даже непонимание.

Совершенно точно помню момент, когда я осознала, что действительно буду с Тагановым. Это была такая точка невозврата, я четко ее почувствовала: момент, когда еще можно было уйти и сказать «нет», и то ощущение, когда он уже прошел, буквально секунду назад.

Слава был сиротой, но от матери ему в Петербурге осталась девятиметровая комната, в которой он, беспрестанно воюя с соседями, и проживал. Я не хотела к нему идти. Казалось, что меня и так уже с космической скоростью затягивает в его абсурдный, хаотичный, переполненный бесконечными новыми знакомствами, словами, стихотворениями и его собственной персоной мирок.

Как подобрать слова? Знаешь, в чем разница между понятиями «бегать» и «носиться»? Бег подразумевает конечную цель. Таганов – носился. И все мое существование вместе с ним было сплошным хаосом. Как будто он, пробегая мимо, схватил меня за руку, и пришлось оставить все решения на потом и мчаться вместе с ним, пока ни во что не врезались и не упали.

«Послушай, что я написал», – говорил он не подразумевающим возражения тоном, и это выходило настолько естественно, как будто в моей жизни всегда было принято идти посередине улицы или декламировать стихи, толкаясь в автобусе.

Таганов всегда вел себя непосредственно. Он вообще очень часто говорил: «Пойдем», «послушай», «посмотри», «повремени», «подержи». И так же он заявил мне: «Пойдем ко мне домой, ты же там ничего не видела!» Но тогда мы были еще плохо знакомы, я не понимала его с ходу, и ему пришлось пояснять: мол, это же понятно, что мы должны быть вместе, а ты даже не видела, как я живу, ну ты что?

И я пришла в его комнату. Я представляла себе аскетичную берлогу настоящего интеллигента или донельзя захламленный хлев, но, представляя место, где мы никогда не бывали, мы часто не угадываем сразу во всем.

У Славы было чисто и вместе с тем ужасно тесно. Как в архиве или на складе книжного магазина, где добросовестно убирается уборщица. Книги заполонили всю эту светлую маленькую комнатушку. Самодельные полки тянулись вдоль всех четырех стен – огибая поверху окно и продолжая свой путь над диваном, над старыми, потемневшими этажерками. На подоконнике бесконечными рядами тоже были составлены книги. Солнце проникало в эту комнату лишь благодаря тому, что окно было очень высоким и выходило на солнечную сторону.