Читать книгу "Три цвета любви - Олег Рой"

Чтобы отвлечься и забыть обо всех неприятностях, можно было заняться уборкой. Этого мамуля тоже понимать не желала: почему Леля наводит чистоту в доме собственноручно? При таком-то богатстве! Как это — нравится?! Что за чушь!

Но наводить чистоту, когда в доме и так порядок, глупо. Только еще сильнее расстроишься, не видя результата. Вот погрузиться бы сейчас в какой-нибудь сложный кулинарный процесс — моментально все расстройства из головы вылетели бы! Но крутиться сейчас на кухне тоже глупо: вечером Ленька явится с добычей, и все наготовленное днем окажется лишним. Хотя…

Леля даже ладошками прихлопнула от радости: можно ведь тесто затеять! На рыбные пироги! Или на расстегаи! Или профитроли? Крошечные, с капелькой рыбного фарша — вместо хлеба к ухе! Гениально же получится! И расстегаи — тоже, это само собой…

Телефон в кармане брошенной в холле куртки разразился мелодией из старого советского фильма «Верные друзья» — это означало, что звонит Дим. Лучше бы Ленька, но после мамули Дим даже лучше.

— Лель, ты?

Глупый вопрос, если звонишь по мобильному. Но Дим всегда начинал разговор именно так, ностальгировал по временам стационарных телефонов.

— Привет, Дим, — весело откликнулась она, радуясь, что он позвонил сейчас, а не на десять минут раньше, иначе мамуля еще один воспитательный монолог запустила бы. — Ну что, вы там уже всю рыбу распугали? Или она к таким двум красавцам сама в руки прыгает? Или вас на льдине унесло в дальние дали и ты звонишь от берегов Антарктиды, привет от пингвинов передать? В смысле — где мой ненаглядный супруг? Ты его там не утопил, не поделив ценный улов?

Они с Димом частенько болтали по телефону вот так — ни о чем. По телефону это почему-то получалось легче, чем вживую. Вживую все было как-то… серьезнее, что ли? А на расстоянии даже самые банальные фразы смешили и согревали.

Но сейчас, вместо того чтобы подхватить немудрящую Лелину шуточку, Дим молчал…

* * *

«Наш источник в Следственном комитете сообщает, что версия убийства владельца известного холдинга «Гест» в данный момент не рассматривается, по факту происшествия проводится тщательная доследственная проверка, в качестве основной версии рассматривается несчастный случай.

Однако мы не можем обойти вниманием и тот факт, что, по неподтвержденным пока данным, у господина Геста (владельца одноименного холдинга) в последнее время имелись серьезные проблемы. По сведениям осведомленных источников, к известному питерскому бизнесмену имелись серьезные претензии со стороны очень серьезных людей. Сосредоточены ли эти претензии в финансовой сфере или речь идет об очередном переделе сфер влияния и рейдерском захвате, пока неясно.

Хотя нельзя исключать и банального совпадения. Совпадения ведь в жизни тоже случаются, правда? Оставайтесь с нами, наши репортеры умеют обнаруживать «скелеты» в самых, казалось бы, благополучных «шкафах». Не пропустите!»

Господи, какой феноменальный бред! Они хоть по-русски изъясняться умеют? Три раза «серьезные» в полутора строчках! Владелец одноименного холдинга — боже мой! Сведения осведомленных источников! Она вовсе не собиралась ничего этого читать, но глаза сами выхватывали строчки и абзацы.

«Вести Санкт-Петербурга», «Балт-пресс», откровенно желтый «Питерский курьер», «Невский проспект» и прочие, еще более мелкие и невнятные. Ну и «Петербургские тайны», как же без них!

Мамуля таскала эти проклятые газеты пачками. Леля сгребала их в кучу, морщась от неприятного прикосновения к шершавым, как будто изначально нечистым страницам, и выбрасывала — но на следующий день груда появлялась вновь. Как будто восстанавливалась каким-то черным колдовством. Мамуля почему-то считала, что Леле нужно знать: ее трагедия не безразлична людям! Людям?! Журналюгам! Плевать им на трагедию, главное — скандал!

Саранча!

Ладно еще Шухов, Ленькин начальник службы безопасности, как-то сумел всю эту свору усмирить. Специалистом отставной милицейский полковник считался отменным, не смотри, что звали его Иваном Никаноровичем, и внешность бывалого служаки была под стать имени, почти нарочито рабоче-крестьянская. Блогерам, конечно, рот не заткнешь. Сетевые «эксперты» изощрялись кто во что горазд, моментально обозначив все как убийство и изобретая версии оного, вплоть до совершенно чудовищных — вроде причастности Лели и даже Платона с Ульяной. Но блогеры хотя бы в дом не пытаются прорваться, думала Леля, они свои измышления из пальца высасывают и торчат исключительно в интернете, куда можно и вовсе не заглядывать. Не открывать новостные ленты, не цеплять глазами кричащие заголовки. Да можно вовсе компьютер не включать! И телефон взять старый (спасибо тому же Ивану Никаноровичу за совет), в котором только звонки и никакого интернета!

Вот если бы так же можно было выключить собственную голову!

— Атяшево, Атяшево, Атяшево, — бессознательно и почти беззвучно шептала Леля, бросаясь от стены к стене. Когда она была маленькая, ей очень нравилось звучание этого слова — мягкое, теплое, успокаивающее. Как одеяло, которое — это знает каждый ребенок — лучшая защита от любых ночных кошмаров, будь то серый волчок из колыбельной или многорукий монстр из фильма ужасов. Возвращаясь вечерами домой после занятий в гимнастической секции, Леля так же, как сейчас, тихо шептала: «Атяшево, Атяшево, Атяшево». Словно это было защитное заклинание. И оно работало! Никто никогда не выпрыгнул на нее из темных проходов между гаражами. Ни бандит с ножом, ни зомби, ни живущие в городских подземельях гигантские крысы. Ни даже бродячие собаки! Но и у самого сильного заклинания есть, наверное, граница возможностей. И от некоторых вещей даже натянутое на голову одеяло, даже мягкое слово «Атяшево» не защитит. Сколько ни повторяй.

— Лель! Лелька, да остановись же! — Мика настигла подругу, обхватила обеими руками — крепко.

Но та вывернулась, заметалась опять по просторной темноватой гостиной, похожей на холл в дорогом охотничьем домике. Разве что мертвых оленьих и волчьих голов из стен не торчало. Кажется, этот стиль назывался средневековым: темное дерево, темная потертая кожа, цветное стекло в толстых кривых переплетах. От Лелиных метаний по витражу, отделявшему гостиную от кухни-столовой, летали тени, и казалось, что стекла текут. А Леля все бросалась от стены к стене, из угла в угол, стучала по чему попало маленьким кулачком, потом, устав, съеживалась комочком в углу широкого дивана.

Мике подругу было жаль ужасно. Могла бы — круглосуточно рядом с ней сидела. Но в редакции журнала, который Мика возглавляла (и которым искренне гордилась), подходил день сдачи номера — самое суматошное время, так что в лучшем случае удавалось выкроить на Лелю два-три часа. Помочь Мика, конечно, ничем не могла — чем тут поможешь? — но когда рядом кто-то близкий, все-таки легче, правда? Лелька — Мика видела — честно пыталась взять себя в руки. Становилась почти прежней. Нет, не той улыбчивой звонкой Лелькой, к которой Мика привыкла, но — почти, почти. Да, эта Леля отчасти напоминала механическую куклу, однако Мика точно знала: если старательно притворяться, что ты жива, — жизнь потихоньку вернется. Психологи называют это обратной связью. Да как бы ни называли! Поминки же как раз для того и придумали: нагрузить тех, кто потерял родного человека, живыми заботами. Да, через силу, да, стиснув зубы и глотая слезы, но это помогает! А бедной Лельке даже и поминки не суждено устроить. Так нелепо все повернулось! Но она старалась! Старалась жить.