Читать книгу "Город вторых душ - Рута Шейл"

Медленно, чтобы ее не потревожить, Север выбрался из-под одеяла и попытался встать с постели, однако тут же со стоном повалился обратно.

– Что? – вскинулась Вика. Глаза в пол-лица, протянутые руки – сон слетел с нее мгновенно. – Где болит? Здесь? Или тут?

Ее пальцы касались то плеча, то груди, то живота. Несмотря на боль, Север ощущал блаженство, особенно острое сразу после пробуждения. Вика поняла это и тут же перестала его трогать.

– Принесу банеоцин, – пробормотала она и ушла, взъерошенная и неловкая без контактных линз.

Север привычно визуализировал морское побережье, подышал по методике квадрата, дотянулся до лежавшего на полу айфона и некоторое время пролистывал ленту «Инстаграма», механически расставляя лайки. К собственным снимкам прибавилось штук десять. Постоянные подписчики, не сразу увидевшие его обновления в ленте. И то хлеб.

«Куделька это…» – напечатал Север в строке поиска «Гугла».

– Асбест! – озвучил он для Вики. – Наверное, не то. Завиток волос, кудряшка. Синонимы: баранчики, божьи ручки, гарлупа.

– Только гарлупы нам и не хватало… – Жена присела рядом на кровать и щедро обсыпала его щеку толченым антибиотиком. В остальном еще предстояло признаться. – Северьян притащил?

– Да, такая мутная история… Есми сказал ему. Я не уверен, что Северьян понял, насколько это важно.

– Блин. – Вика устало потерла глаза. Она почти не спала. – Вот Северьян пусть и разбирается, ты-то здесь при чем?

Она упрямо делила его надвое, напрочь отказывалась принимать тот факт, что проблемы Северьяна – их общие. И наоборот. Странное словечко «куделька» не шло из головы, и там, в голове, оно было написано с большой буквы, как имя собственное.

– Что еще?

Милая Вика. Милая, нежная, умная Вика, которая вкалывала в чертовом баре так, как должен был вкалывать он сам, ради того, чтобы любимый гений каждый день мог творить свое пустое, тщетное, скучное – то, что он считал искусством, но никому, ровным счетом никому не мог этого доказать. Кадры, сделанные на улице камерой обыкновенного смартфона, практически украдкой, – в навыке незаметности Северу не было равных. Кадры в полупустом «Инстаграме». Кадры, брошенные в никуда. Милая Вика, нам обоим жилось бы легче, не будь ты настолько проницательна и дотошна.

– Северьяна избили и угнали машину, – выпалил он и мысленно сжался.

Надо было отдать ей должное – никаких истерик и паники. Ни проклятий, ни криков. Вика медленно села, так же медленно натянула на плечи простыню и повернула к нему убийственно спокойное лицо.

– Расскажи все, что ты видел.

– Двое ребят, – в тон ей ответил Север, мгновенно заражаясь ее уверенностью (вот только у нее было такое право, а у него – нет). – Подростки. Я запомнил номер мотоцикла.

– Отлично. Я позвоню Маге.

– Стой! – выкрикнул Север так, что сам себя испугался. Не обратив на него внимания, Вика невозмутимо отыскивала в списке номер своего шефа. – Отдай телефон. Не надо жертв. Это всего лишь машина!

– Это моя машина, – мрачно заметила Вика и жестом попросила его замолчать. – Мага, дорогой, – щебетнула она в трубку, но Север выхватил из ее руки телефон и по-детски спрятал его за спиной.

– Северьян все решит, – промямлил он, понимая, как жалко и неубедительно звучит. – Только попозже. Он знает, где искать эту девочку.

– Все, что делает Северьян… – недобро повысила голос Вика, – … превращается в цирк с конями! В комедию! Балаган! Наша гроза нечисти просто стоял и смотрел, как мамолетки уезжают на моей машине, я правильно понимаю?

– Северьян неспособен причинить вред живым людям.

– Так может, пора научиться?..

Швырнув простыню на кровать, Вика через голову стянула ночную сорочку, бросила ее следом и нагишом вышла из комнаты. Север слышал, как яростно гремит посуда, и даже кофеварка заворчала особенно зло, будто шипела и плевалась тем, что осталось непроизнесенным: «Т… нчтжств».

Он ненавидел ссоры. Она тоже. Оба знали, что скажут и сделают дальше.

Стиснув зубы, Север изо всех сил сдерживал за ними слова. Слова были настойчивы. Слова оказались сильней. Будешь молчать, намекнули они, застрянем у тебя в глотке. Тебе ведь нужен воздух? Ну же, воздух, совсем немного воздуха, всего глоточек…

– Признайся, тебе ведь нравится! – выкрикнул он. – Цирк, комедия, балаган – нравятся! Ты жить без всего этого не можешь!

– Слабые духом восстают, чтобы падать, – огрызнулась с кухни Вика и замолчала.

Тишина. Бывает же такая тишина… Кран в ванной снова течет: кап, кап-кап, кап-кап-кап. Последний ремонт делали еще при жизни бабушки. Десятилетний Север до осточертения долго соскребал старые бумажные обои, размачивая их водой из пульверизатора. Здесь, в этой самой комнате. В том, чтобы превратить заплесневелую коробчонку в серо-шершавое пустое пространство, ощущался своеобразный азарт. В наушниках тогда плотно поселился «Мумий Тролль». Смысла некоторых песен Север не улавливал, но вероятный визит лунных девиц завораживал. «Карнизы шаткие ведут туда, где тротуаров нет», – от этих строк сквозило свободой. И пока Север в своем воображении лихо преодолевал[4]«парсек за пять» сек, скребок работал веселей.

Сейчас в том, чтобы что-то здесь чинить, не было никакого резона. Дом аварийный. И сами они – двое, нет, трое молодых Арсеньевых, – на грани краха. Заведомо предназначены под снос с тех пор, как Вика поняла правила игры и сделала вид, что приняла их. «Я справлюсь, – уверяла она. – Главное, вместе. Это же не навсегда? Рано или поздно он уйдет, и ты станешь нормальным». И тут же: «Прости, прости. Ты не ненормальный. Всего лишь двоедушник».

Да, и не прикоснусь к тебе ни до, ни после свадьбы. Но вот он… Нет, давай называть его по имени, абстракции порождают суеверия. Северьян. Я просто пытаюсь сказать, что не буду против, если вы… Он – меньшее из зол, я смогу с этим смириться, ты не обязана записываться в монашки вместе со мной, это не брак, а извращенная пытка какая-то получается.

Представьте, что некая Вика живет с близнецами. Один ее любит, другой с ней спит.

Господи, до чего больно.

Все еще разбитый и слабый, Север поднял себя с кровати и подтащил к окну. Барак, в котором они жили, не подразумевал внятного вида. Прямо напротив чернел кривой сарай в два уровня. Север не помнил, чтобы когда-нибудь видел его открытым. В детстве, да и теперь, подспудно, он был уверен, что внутри вповалку сложены трупы. Зачем еще нужно было строить нечто настолько уродливое, как не для долгой, стыдной и мучительной смерти? Сарай несколько раз поджигали бомжи, но и после этого он уцелел. Уличные художники расписали обугленный торец развалюхи в монохром – белые фигуры на темном фоне: девочка-лебедь, мальчик – воздушный шар, смерть в балахоне и керосиновая лампа. Севера паранойило. Будто кто-то нарисовал их жизнь, жизнь Арсеньевых. Мальчик с головой-шаром держал в руке точно такой же, со своим лицом – они улыбались друг другу: «I’m OKAY!». Девочка-лебедь лукаво посматривала на сторону, лампа не давала света, смерть обулась в «конверсы» и вот-вот воспарит… Нужно купить баллончик и закрасить нахрен. У меня такое глупое лицо… Дебильная улыбка придурка. Зачем это все?..