Читать книгу "Цветные карандаши - Жан-Габриэль Косс"

Засунул цветной карандаш за ухо и попытался развеселить Соланж, заговорив тоном лавочника:

– Чего изволите, мадам Соланж? Каких вам неприятностей взвесить?

Свет неоновых ламп постепенно утратил свой тусклый зеленоватый оттенок и стал совсем белым. И смайлик тоже потихоньку вылинял, из ярко-розового превратился в светло-розовый, в телесный, потом в сизый и, наконец, в пепельно-серый. Навстречу Артюру шел Клюзель, чья и без того бледная кожа выцвела окончательно.

* * *

В то же самое время в редакции «Радио Франс» Сильвия с омерзением рассматривала сумку от Hermes, которую Мехди Ток подарил ей накануне. Вид у сумки стал помойный. «Оранжевая краска даже одного дня не продержалась! Я уверена, что этот гад подарил мне подделку!»

В то же самое время на поле для гольфа тот самый Мехди Ток, сбитый с толку нездоровым цветом лужайки у него под ногами, промахнулся и не попал в лунку номер 18 – мяч птичкой упорхнул мимо.

В то же самое время Люсьен, отец Шарлотты, выключил и снова включил свой «мак». Заставка, на которой красовался маленький парусник, затерянный в таитянской лагуне, внезапно стала черно-белой. «Тьфу ты, и они еще утверждают, что в «маках» не заводится вирусов», – чертыхнулся он.

В то же самое время в соборе Нотр-Дам парижский архиепископ едва удержался от того, чтобы на глазах у прихожан не выплюнуть обратно в чашу «кровь Христову» цвета черного кофе.

В то же самое время Шарлотта слышала, как нарастает шум в аэропорту Кеннеди. «Oh my god! Oh my god!»[10] – раздавались вокруг нее голоса перепуганных пассажиров.

Несколько секунд спустя в магазине Тага, расположенном в торговом центре, разом завибрировало с десяток смартфонов. Покупатель лет тридцати в белой рубашке и черном галстуке первым прочел уведомление lemonde.fr: «Все цвета исчезли».

Он оглянулся кругом, ничего не понимая. И неудивительно: одежда на вешалках серая, черная или белая; покрытие пола нейтрально серое, что хорошо сочетается с белыми стенами. Ничего необычного он не заметил и тут же забыл об уведомлении. Он примерял светло-серый костюм, скроенный так, чтобы подчеркнуть стройность фигуры; он извернулся перед зеркалом, чтобы проверить, хорошо ли сидят брюки сзади. Брюки вроде сидели неплохо. Он раздумывал, колебался, несколько раз менял мнение и в конце концов решил их не покупать; ему показалось, что в этом костюме у него несколько бледный вид. Выйдя из отдела, он зашагал по выложенному черной плиткой полу торговой галереи, поглядывая на витрины. Все одинаково белые манекены щеголяли нарядами более или менее насыщенных антрацитовых оттенков. Время от времени навстречу ему попадался какой-нибудь модник в черном с головы до пят. Он вошел в лифт с серыми, отливающими металлическим блеском стенами, спустился на стоянку, нашел свою черную машину с черным кожаным салоном. При белом свете фар покинул стоянку с некрашеными бетонными стенами и вырулил на спиральную эстакаду. Он включил радио и попал на волну, где перепуганный голос объяснял, что пока еще невозможно представить себе все последствия исчезновения цветов. Наморщив лоб и толком не понимая, о чем шла речь, он выехал на дорогу между двумя домами того же серого оттенка, что и небо. Заметив яркую вспышку светофора, покатил дальше, даже не притормозив. Проскочил на серый свет и на полном ходу врезался в вынырнувшую слева машину. Последнее, что он видел, – бьющая струей темная жидкость, заливающая рукав его белой рубашки.

* * *

Часом позже Карл Лагерфельд появился у себя в мастерской с охапкой цветов в руках.

– Девочки, вы только посмотрите на эту прелесть! Я наконец-то нашел черные розы. После того как тупое турецкое правительство построило на Евфрате плотину и деревня Альфети, единственное место в мире, где росли по-настоящему черные розы, была затоплена, они практически вымерли. Из-за состава почвы лепестки их напоминали черный бархат, полностью поглощающий свет. В точности, как у этих! Полюбуйтесь, что за красавицы! – говорил он, небрежно сунув букет в хрустальную вазу. – Невероятно!

Порывшись в маленьком холодильнике, Карл отодвинул в сторону десяток бутылочек колы-лайт и извлек шампанское Cristal Roederer, которое уже давно дожидалось повода быть откупоренным.

– Вы ведь знаете, что черный – изначальный цвет Искусства! Восемнадцать тысяч лет назад в пещере Ласко звери были нарисованы черным. Наконец-то наш мир возвращается к истокам эстетики! – радостно провозгласил он.

Можно было подумать, что он обращается к своим портнихам, но в действительности он разговаривал сам с собой. Впрочем, и бокал шампанского держал в руке только он один.

– Покончено с этой безвкусной толпой, одетой в безвкусные цвета! – произнес он, пригубив шампанского – напитка в совершенно прозрачном одеянии.

На площади Бастилии толпилось полно народу. Не сговариваясь, здесь собрались разнообразные музыканты и художники, байкеры на «Харли-Дэвидсонах», готы, архитекторы, дизайнеры, декораторы интерьеров, рекламщики – словом, люди, которые давно уже одеваются только в черное. Если бы здесь появился какой-нибудь прохожий, не знающий об исчезновении цветов, он бы ничего особенного и не заметил. В конце концов, ахроматическая доминанта этого стихийного собрания была такой же, как у любой западной толпы наших дней. Серо-черный гризайль на бетонной площади под нависшим сумрачным небом – в Париже такое можно увидеть сплошь и рядом. К тому же считается, что на фоне неба цвет лица парижанина неразличим, он с ним сливается.

* * *

Артюр, как всегда после работы, заглянул в старую булочную в сотне метров от дома. Багеты напоминали куски камня. Мне надо выпить, подумал он, развернулся и вышел. Продавщица проводила его горестным взглядом.

Соланж, добравшись до своего домика в Монруже, неподвижно сидела за кухонным столом, покрытым клеенкой в мелкую клеточку. Царапала ногтем, покрытым лаком цвета черного перца, некогда бутылочно-зеленый квадратик.

Момо влил несколько капель бензина в бак своей «веспы» и остановился. Он раздумывал, не засорит ли ему карбюратор бензин, напоминающий оршад.

Жильбер проверял, не царапают ли пули, превратившиеся из латунных в стальные, его «беретту» под патрон 9x19 миллиметров (парабеллум). Успокоившись на этот счет, он снова убрал свой черный пистолет в кобуру.

Клюзель набросился на свой личный запас карандашей. Он опасался, что уже не сможет всучить остатки торговцам уцененным товаром. Лихорадочно чиркая по бумаге, он пробовал один карандаш за другим – и сдался.

Парижский архиепископ смотрел на Пресвятую Деву в платье цвета дождя. Казалось, Дева сложила руки в молитве о возвращении красок. Несколько раз осенив себя крестным знамением, он водрузил на голову свою серую митру.

* * *

Сильвия кинулась к зеркалу в туалете «Франс Интер». Она растерялась и впала в панику – ее глаза стали бесцветными, утратив оттенок лаванды, которым единодушно восхищались ее любовники. Она почувствовала себя калекой. Подрумянив губы серой помадой, решила, что так еще ужаснее, и тут же стерла. Одна радость – старческое пятно у нее на шее стало почти неразличимо на цементной коже. Сильвия вернулась к Шарлотте, первым же самолетом вылетевшей из Нью-Йорка. Мехди Ток ее вызвал, не оставив выбора: «Вы нам необходимы, и очень срочно!» Шарлотта увидела в этом знак судьбы. ТОТ САМЫЙ вопрос ее дочери пока останется без ответа. Она и часа лишнего не задержится на американской земле. Прилетев в Париж, она отправилась прямиком в студию «Радио Франс», к утреннему выпуску.