Читать книгу "Без своего мнения - Франклин Фоер"

Существует теория, гласящая, что этот всеобщий фестиваль щедрости производит реальную ценность: новое знание. Она говорит, что возможности индивидуума к самостоятельному познанию мира путем чтения и размышления ограниченны. До появления новых технологий информация, подобно изолированным друг от друга ученым, существовала в виде островков. Но сейчас над информацией может трудиться, упорядочивая и обрабатывая ее, гораздо более обширное сообщество, и оно в силах исправлять ошибки, добавлять новые мысли, пересматривать выводы. Технология сделала возможным то, что Герберт Уэллс называл «мировым мозгом», а редактор онлайн-издания Wired Кевин Келли – «коллективным разумом»[10].

Подобный ход рассуждений относительно технологий строится на одном предположении: что человек – не только экономический агент, приводимый в движение собственным интересом. Линус Торвальдс, программист, создавший Linux, заявлял: «Деньги отнюдь не главный мотиватор. Давно известно, что люди достигают наилучших результатов в работе, когда ими движет страсть». Иногда этот коллективистский взгляд на человеческую натуру было трудно принять. Полномочным представителем компьютерной культуры на ее заре был одержимый программист, хакер, радикальный индивидуалист, всегда готовый подразнить какое-нибудь крупное учреждение. Таких одержимых программистов изображали как одиночек, приклеившихся к стульям и экранам; они были гениями, зависевшими только от самостоятельно натренированной остроты ума. (Одна известная метафора изображала первых жителей киберпространства как пионеров электронного Дикого Запада, идущих вперед на свой страх и риск.) Но в конце концов оказалось, что это представление о хакерах было ложным. Они хотели только одного: принадлежать к чему-то больше себя, собрать из своих выдающихся личностей еще более величественное целое, утратить индивидуальность в поэзии общности.

Однако мечта содержала трудноразрешимые противоречия, зародыш будущих конфликтов. С одной стороны, инженеры жаждали создать мир, свободный от власти гигантских корпораций. Старая ненависть к IBM и ей подобным никуда не делась. С другой стороны, они создавали сети, в которых еще на стадии проекта были заложены два свойства: не иметь себе равных и охватывать собой весь мир. Глобальная деревня может быть только одна. Эти структуры представляли собой величайшие возможности для бизнеса с начала времен, и только наивной верой можно объяснить, что возможность их захвата крупными корпорациями никто не предвидел. В конце концов, ненависть технологических гениев к любой власти представляла собой просто умонастроение, к тому же поддерживающее в них нужный для работы эмоциональный накал. Для бизнеса в их идее был ценен не анархизм. Куда важнее было единство, охват.

Именно потому история вычислительной техники настолько предсказуема. Очередное удивительное изобретение обещает освободить технологию из когтей монополистов и создать новую сеть, причем настолько демократичную, что она сама по себе изменит человеческую натуру. Но почему-то каждый раз человечество сохраняет свой прежний, хорошо знакомый облик.

Вместо того чтобы привести к фундаментальному перераспределению власти, новые сети попадают в руки новых монополий, всякий раз более могучих и хитроумных, чем прежде.

Персональный компьютер оказался во власти одной компании, постоянно тормозившей прогресс (Microsoft). Для доступа в Интернет вскоре потребовалось ежемесячно платить ощутимую дань сборщикам «телекоммуникационного налога», разделившим карту на привычные зоны влияния (Comcast, Verizon, Time Warner). В то же самое время возникли компании, занявшие место главных ворот или к знанию (Google), или к любой покупке онлайн (Amazon). Термин «социальные сети» можно употреблять во множественном числе, но только одна (Facebook) объединяет больше двух миллиардов людей.

Странно, как направление мысли мечтателей от технологии и ненасытных монополистов Золотого Века всегда совпадает, хотя никто не спешит это признавать. И те, и другие любят мечтать об освобождении от жестокой конкуренции, или же восхваляют «сотрудничество», в котором видят экономическую необходимость. Существуют системы, которые просто не могли бы процветать в условиях конкурентного рынка (классическими примерами служат телефон и телеграф). Построить крупную сеть связи невероятно дорого. Представьте себе, во что обошлась прокладка этих линий, пересекающих континент во всех направлениях. Сети конкурентов оказываются слишком неэффективными. Таким образом, мы должны простить компаниям, предоставляющим жизненно важные услуги, их циклопический размер и дать им возможность сотрудничать с правительством и другими крупными игроками – с тем, чтобы они могли выполнять достойную задачу очистки рынка от мелкого мусора и спокойно принимать стратегические решения. Именно в таком ключе выражался визионер Теодор Вайль, создавший компанию AT&T в начале прошлого века: «Конкуренция означает беспощадную борьбу, промышленную войну. Она означает ненависть. Она часто означает использование любых средств, какие только состязающимся сторонам… позволяет совесть». Даже железнодорожные бароны, наиболее бессовестные из созданий, произведенных на свет капитализмом, превозносили достоинства сотрудничества в духе альтруизма. Сам Дж. П. Морган верил в эту благую весть. Как пишет его биограф Рон Черноу, «самый знаменитый финансист Америки был заклятым врагом свободного рынка».

Подобный образ мыслей все больше проникает в Кремниевую долину. Книг по стратегии там написана целая полка. (Например, “Modern Monopolies: What it Takes to Dominate the 21st Century Economy”.) Главным пророком этого нового монополизма стал инвестор Питер Тиль, а это далеко не рядовой инвестор. Среди его успешных проектов – PayPal, Facebook, Palantir и SpaceX, практически рекорд в дисциплине определения победителей еще на старте, до их взлета к славе, что позволяет предположить наличие у него глубокого понимания технологии и путей ее развития. Тиль временами проявляет себя как весьма своеобразный мыслитель, за что снискал себе в последние годы заслуженное осуждение. В президентской кампании 2016 года он поддерживал Дональда Трампа. Кроме того, он негласно финансировал иск бывшего борца Халка Хогана к сайту, публикующему слухи. Из-за этой пагубной побочной деятельности можно упустить из виду его самую сильную сторону: он более строгий мыслитель, чем все его коллеги по отрасли. Хоть он зачастую повторяет либертарианские клише, принятые в его кругу, он обладает талантом ясно показывать свои основополагающие принципы. Он всецело отвергает идею конкуренции по Дарвину. Более того, он считает конкуренцию «пережитком прошлого». В своей краткой работе “Zero to One” («Ноль к одному») он писал: «Конкуренция – это не просто в первую очередь идеология, это основная идеология, пронизывающая все наше общество и искажающая наше мышление. Мы превозносим конкуренцию, усваиваем до мозга костей ее необходимость, руководствуемся ее заповедями и в результате заключаем себя в ее ловушку: чем больше мы конкурируем между собой, тем меньше приобретаем». Делая из конкуренции кумира, мы не видим достоинств монополии. Избавленные от конкуренции монополии могут сосредоточиться на действительно важных вещах: например, достойно относиться к своим рабочим, решать важные задачи, создавать изобретения, способные изменить мир. Они могут оказаться выше «грубой ежедневной борьбы за существование».